Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 12

Моё достоинство упало ниже плинтуса и затерялось где-то под паркетом. Вконец запутавшись, я мог только хмуриться и сконфуженно моргать глазами.

– Друг мой… Мсье Рууд… Я даю вам честное слово, телефон не звонил, и никакого голоса в трубке я не слышал. Полагаю, вы просто устали или приболели. Как вы себя чувствуете? Может, позвать врача?

В голосе Хейма звучало искреннее сострадание, но легче мне от этого не стало. Было ощущение, что я вижу дурной сон, в котором одна нелепость молниеносно сменяется другой.

– Ах, как это было бы кстати, мсье Хейм! – вскрикнул я с наигранной радостью. – Врача мне! Желательно психиатра! Да побыстрее! На приёме я расскажу, что у меня не все валеты в колоде!

Никогда прежде я так не волновался. Вообще, по натуре я сангвиник и любые неприятности предпочитаю обращать в шутку. Но когда меня втянуло в какую-то сумасшедшую карусель, сдерживаться было невозможно. Ещё немного – и я вскипел бы, словно чайник, у которого от пара подпрыгивает крышка.

Дальнейшие слова Натана Хейма пролетали мимо ушей, я чувствовал, что вокруг всё колышется, словно я плыву в лодке по спокойной реке. Волны качали меня, качали, пока в голове не помутилось. Короче говоря, я потерял сознание.

Очнулся я от холодной воды, резко брызнувшей мне в лицо.

– Мсье Рууд! Мсье Рууд! – восклицал господин Хейм.

Я открыл глаза и взглянул на него. Он был здорово напуган.

– Ваши шутки с обмороками неуместны, друг мой, – Натан Хейм продолжал меня хлопать по щекам. – Бросьте это, пожалуйста, мсье Рууд, я сильно испугался за вас.

Я жестом показал, что бояться нечего, всё в порядке.

– Пожалуй, на сегодня хватит, – сухо произнёс я. – Довольно с меня вашей истории и всей бесовщины, которая меня преследует.

– Не волнуйтесь, мсье Рууд, через пять минут за мной приедет водитель, и я исчезну из вашей жизни, – усмехнувшись, произнёс Натан Хейм. – Нужно прикрыть окно, не то простудитесь. Я беспокоюсь о вас, друг мой, и вы даже не представляете, насколько сильно!

Я умоляюще посмотрел на своего гостя. Мне не хотелось больше слушать этого человека. Внутренний голос подсказывал, что именно он притягивает в мою жизнь эти странные события. И хуже всего, я не мог понять связь между историей Хейма и хаосом, в который превратилось моё мирное существование.

– До встречи, – прошептал я.

– До скорой встречи, мсье Рууд, – серьёзно проговорил Хейм. – Знаю, что мы видимся с вами не в последний раз и обязательно продолжим наш разговор.

– Ещё неизвестно, будет ли продолжение… – недоверчиво глядя на визитёра, сказал я.

– Известно-известно, – философским тоном ответил тот.

Натан Хейм подбадривающе улыбнулся и ровным шагом удалился из моего кабинета.

Клянусь, мне стало страшно, я нутром чувствовал, что мне угрожает что-то страшное. Снова зазвучал внутренний голос – он советовал поскорее уйти из редакции, вбежать в подъезд на улице Бурсо, подняться в свою уютную квартирку на пятом этаже. А потом крепко-накрепко запереть дверь, уткнуться носом в плечо моей дорогой Лили и заснуть сном младенца. Но вместо этого я стоял, бледный и обескураженный, и не знал, что предпринять дальше: просто делать свою работу или прислушаться к странным вопросам, звучавшим в моей голове.

«Ну, что, будущий знаменитый писатель? Прячешься от жизни, когда она сама преподносит тебе приключение? – презрительно спрашивал голос. – Ты же мечтал написать роман, который потрясёт мир. А теперь бежишь от замечательного сюжета?»

Я тряхнул головой и, подойдя к окну, приоткрыл одну створку. В кабинет влетел мягкий ветерок, в запахе которого чувствовались неповторимые нотки осеннего Парижа: карамели, розового вина, жареных каштанов.

– Кто же этот человек, наконец, и на что способен? – прошептал я. – Может, не стоило приглашать его к себе и рыться в истории его «болезни»?





День снова не клеился, работа застопорилась, я просто сидел, уставившись бездумным взглядом в чистый лист бумаги. Отчаявшись придумать хоть одну строчку, я вышел в коридор. Там меня остановил главный редактор и с ходу принялся поучать бестолкового, как он выразился, «журналистишку».

– Снова бездельничаешь? – ехидно спросил он. – Вместо того, чтобы готовить новый рассказ, витаешь в мечтах своих прекрасных? Похоже, воображаешь, как тебе вручают Нобелевскую премию по литературе? А сам несчастный рассказик состряпать не способен…

– Не цепляйтесь ко мне, – огрызнулся я, – мне нездоровится. Чего пристали?

Положа руку на сердце, признаюсь тебе, читатель, что главный редактор в последнее время мне осточертел. Он постоянно бурчал, указывал, что я должен делать, тыкал меня носом, как напакостившего кота.

– Ты забываешь, Доминик, откуда я тебя вытащил, – нарочито громко сказал он мне вслед, но я сделал вид, что не услышал.

Мой внутренний страх ушёл, уступив место равнодушию. Я решил перенести свою работу на другой час – собрать заметки, начёрканные на салфетках и визитках, воедино и брызнуть на читателя дорогим парфюмом красноречия. Но никак не сегодня. Сегодня у меня работала только одна способность – метать в прохожих скорпионьим жалом.

Через пять минут я уже стоял на улице и ловил такси. Две жёлтых машины пронеслись мимо, третья ловко выскользнула из транспортного потока к обочине и затормозила. За рулём сидел смуглолицый парень в тюрбане – видимо, индус или араб. Я сел на заднее сиденье и погрузился в свои мысли.

Что же всё-таки со мной творится? Верить в мистические знаки, о которых говорил Натан Хейм, я не мог. Сознание противилось воспринимать то, чему нет рационального объяснения.

– Адрес прибытия верен, мсье Рууд? – спросил водитель такси с сильным акцентом, оборачиваясь ко мне. – Всё в порядке?

– Да, конечно, – согласился я, – кажется, в порядке.

Но выходить из машины я не торопился. Что-то насторожило меня в этом водителе, но я пока не понимал, что именно.

Таксист, по всей вероятности привыкший к странным или неплатёжеспособным пассажирам, преспокойно спросил:

– Едем по другому адресу или позволите высадить вас здесь?

Я протянул ему деньги, уже не помню, какую сумму, и тотчас замер, осознав, что не сообщал таксисту ни своего имени, ни адреса, куда он должен был направляться.

Всю дорогу я молчал. Как он догадался, куда меня везти?

– Я выйду здесь. Благодарю вас, мсье. Широких дорог.

Ситуация с таксистом ещё сильнее выбила меня из колеи. Или я сказал ему своё имя и адрес прибытия, но, погружённый в свои мысли, забыл об этом. Или… его подослали. Но кто и зачем? Кому это нужно: следить за мной, запугивать, морочить голову?

«Успокойся, Доминик, – строго приказал я себе. – Половина твоих страхов – надуманные. Тебе надо просто расслабиться и выкинуть из головы всю эту чушь».

До вечера мне нечего было бы делать дома: Лили возвращалась с работы около восьми, потому я отправился убивать время в паб, расположенный в полуподвальном этаже, рядом с моим домом. Собственно, таксист и подбросил меня до него. По пятницам я любил сидеть в «подземелье» и болтать с неизмененным владельцем заведения – другом моего детства.

Войдя в паб, я тотчас зажмурился от света тяжёлой люстры, висевшей под потолком на толстенной бронзовой цепи. Это потрясающее светило в стиле Ренессанса с двенадцатью ангелочками, держащими свечи-лампочки, было изготовлено под заказ на итальянской фабрике Ideal Lux. Чёрт возьми, когда же Серж уберёт это помпезное сооружение?

Люстра всегда портила мне настроение, к тому же она не вписывалась в общую картину заведения: слишком велика для паба на двенадцать столиков, стоящих почти впритык друг к другу, и свет чересчур ярко озаряет засаленную, исцарапанную стаканами барную стойку. Когда я вошёл, бармен усиленно натирал её, в надежде избавиться от следов, оставленных завсегдатаями, а владелец заведения внимательно наблюдал за его работой.

Мой друг Серж Тард – человек, которому никогда не бывает грустно, тошно или тоскливо. Он избегает мелодрам и неприятностей, идёт по жизни легко, смеясь и радуясь. Всё, за что ни берётся этот малый, горит в его руках и приносит блестящий успех. Не помню, чтобы дело, в которое он бросался с головой, сошло на нет. Он решительно скупает ветхие пустующие помещения по всему Парижу: на углах улиц, на бульварах, около парков и садов, а потом с помощью своей неуёмной страсти, золотых рук и денежных вложений вдыхает в них новую жизнь.