Когда падает пепел

Роуз: Ты провела с ним ВЕСЬ день? Что было после поцелуя?

Я: Мы сели в разные машины, и я поехала домой.

Роуз: Ты увидишься с ним снова?

Я: Да, в следующий выходной.

Я: Я уверена, что он тебе понравится.

Роуз: Ты действительно думаешь, что этот парень сможет со мной справиться?

Я:Я думаю, он до смерти тебя удивит.

Роуз: Потому что именно так он поступил с тобой вчера, не так ли?

Я: Он совсем на него не похож, Роуз.

Роуз: Ты хочешь поговорить об этом?

Я: Нет.

Роуз: Знаешь… вчера был такой прекрасный, солнечный день.

Я: Это сделало его еще более идеальным.

ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ

АЛИКС

НАШИ ДНИ

Я проснулась от звука.

Его я слышала не так уж часто.

Звук, от которого я напряглась всем телом.

Звук, парализовавший мои движения и заставивший меня замереть на кровати.

Был шанс, что я услышу его всего раз.

Что небо прояснится, и шум грозы утихнет.

В ожидании я впилась ногтями в одеяло, ухватившись за ткань, как будто она меня держала. Как будто могла вытащить меня из этого мира и поместить туда, где нет грома.

Но потом это повторилось.

Звук.

Раскат грома.

Безошибочно узнаваемый грохот, который эхом разнесся по всей моей спальне.

Меня трясло так, словно я плавала в ледяной воде озера Тахо.

Озеро Тахо.

Боже, лучше бы мои мысли туда не уносились.

Но, когда раскат грома в третий раз сотряс воздух, и я поняла, что это только начало.

Моих мыслей.

Дрожи.

Я свернулась в клубок, обхватив руками голову.

Я готовилась.

Потому что знала, что это случится снова.

В любую секунду.

Я не проверяла погоду, не смотрела новости, поэтому не знала, что сегодня будет дождь, и я не проснусь в очередной солнечный день.

Снова раздался шум.

Раскат был подобен удару кожи по голой коже.

Мой череп сверлила головная боль.

Желудок скрутило.

Мне было трудно дышать.

Это происходило каждый раз.

Те же симптомы.

Те же эмоции.

Та же дрожь, сотрясающая все тело.

С каждым приступом дрожи мне казалось, что одеяло душит меня все крепче.

Мне следует выбраться.

Я пошарила взглядом по комнате, ища, куда бы убежать.

С одной стороны было кресло. С другой — вход в ванную и дверь в гардеробную.

Мои ноги ступили на пол.

Они двигались очень быстро.

И я бросилась внутрь большой гардеробной.

Там не было ни одного окна.

Я не включила свет.

Я хотела темноты.

Хотела, чтобы комната словно меня обняла.

Я сделала всего несколько шагов и упала на колени.

Я не вскрикнула, ударившись суставами о твердый пол.

Когда каждая клеточка моего тела плакала от удара.

Вместо этого я поползла.

Преодолевая расстояние дюйм за дюймом, я чувствовала, как все сильнее сжимаются мои легкие, вызывая боль, поднимающуюся до самого горла.

Я остановилась.

Тяжело вздохнула.

Затем повторила это снова.

Не выходило ничего, кроме звука рвоты.

Мой желудок, наконец, успокоился настолько, что я смогла продолжить движение и добралась до стенки гардеробной.

До стороны Дилана.

И я обхватила руками его брюки от костюма и прижала их к груди.

— Помоги мне, — прошептала я.

Дилан не мог меня слышать.

Сегодня утром он уехал.

Возможно, чтобы вылететь перед грозой.

Раскат.

Я упала задницей на пол, а спиной ударилась о стену.

Его брюки висели передо мной.

Они спрятали меня.

Они надо мной насмехались.

Раскат.

Я ухватилась за все брюки, что уместились у меня в руках, и потянула.

Металлический прут, с которого они свисали, сломался.

Полетели вешалки.

Вокруг меня попадали брюки.

Дерзкий и пряный аромат.

Это все, что я могла чувствовать.

Я завернулась в одежду.

Закрыла глаза.

Стиснула зубы до тех пор, пока мне не показалось, что моя челюсть вот-вот разлетится вдребезги.

Раскат.

Мне хотелось, чтобы это прекратилось.

Чтобы были только солнечные дни.

«Черт возьми, почему обязательно должен идти дождь?»

Вдруг я услышала другой шум.

Звук донесся из спальни.

Это был мой телефон.

Рингтон Роуз.

Она проверяла, как я.

Роуз делала это всякий раз, когда начиналась гроза.

Но я не могла встать.

Не могла выйти из гардеробной.

Я не могла ответить.

Раскат.

Я прижала брюки к ушам.

Раскачивалась всем телом взад-вперед, каждый раз ударяясь о стену.

Я открыла рот.

И вырвавшийся наружу крик, был таким же громким, как раскаты грома.

ДВАДЦАТЬ СЕМЬ

СМИТ

НАШИ ДНИ

Я стоял у раковины, держа руки под струей воды, и глядел в окно. В свете уличных фонарей было видно, как сильно льет дождь, и прячутся под зонтами немногочисленные прохожие.

На улице было чертовски противно.

Возможно, именно по этой причине Аликс опаздывала на ужин уже на десять минут.

Я с нетерпением ждал этого вечера с нашего последнего свидания, поэтому надеялся, что ее приезд не займет много времени.

Я вытер пальцы о полотенце и подошел к плите, помешав томатный соус и перевернув курицу и креветки, которые я обжаривал на отдельных сковородках.

Во время наших прогулок Аликс ела и то, и другое, поэтому я понял, что могу их приготовить. Я никогда не забуду, как выглядели ее губы, когда она их приоткрыла, чтобы откусить кусочек. Как она облизывала уголок рта после того, как проглотила. Или как, она улыбалась моим шуткам, и тогда улыбка касалась ее глаз.

Боже, Аликс была прекрасна.

Так, что у меня ныло все тело.

Болью, которую мне было трудно контролировать.

Поэтому я сосредоточился на еде, убавив огонь под конфорками, чтобы ничего не подгорело. Я собирался добавить в свежие паппарделле белок, вмешать туда домашний соус и подать на гарнир розмариново-чесночный хлеб.

Но начнем мы с торта.

Я знал, как от этого ухмыльнется Аликс, и мне чертовски не терпелось это увидеть.

Всего в нескольких кварталах от дома, где я вырос, находилась моя любимая пекарня. Когда мы были детьми, я водил туда свою сестру на День рождения. Я брал ей кусочек любого торта, который она хотела, поскольку целый позволить себе не мог. Сегодня днем я специально поехал в ту часть города, чтобы купить немного для Аликс.

Я просто не знал, что еще можно для нее взять.

Когда тебя воспитывают так, как меня, ты очень быстро понимаешь, почему нельзя воспринимать еду как должное. Именно поэтому я делал фотографии из ресторанов по всему миру.

Аликс поступала иначе.

Сегодня утром я снова просмотрел профиль Аликс, надеясь получить представление о том, что еще она ест и пьет, побольше о ней узнать.

Изображения солнца ничего мне не сказали.

То немногое, что мне было о ней известно, я узнал на наших с ней свиданиях.

На свиданиях, которые мне не хотелось прекращать.

В этой девушке было столько всего необычного.

Я понял это, когда получил ее сообщение с вопросом, все ли в порядке с Джо.

Аликс была милой с большой долей застенчивости. Загадочная и сострадательная. Самая великолепная женщина, которую я когда-либо целовал.

Но что делало ее непохожей на других, так это ее глаза.