Страница 121 из 148
«Дон Хаим теперь далеко», — холодно отвечал он.
«Далеко или близко, но он этого не простит, — в отчаянии вскричала я. — И если вы будете способствовать тому, чтобы над нами надругались, а потом нас умертвили, то вы опять увидите перед собой привидения, а вы до них не охотник».
Странное дело — это подействовало на него.
«Будьте вы прокляты, — пробормотал он. — Кто это вас научил говорить о привидениях?»
«Клянусь вам. — торжественно сказала я. — что если мы умрём в этих стенах, замученные вашими руками, наши души не дадут вам покоя, и страшен будет смертный час ваш».
До сих пор мы говорили тихо, но теперь, сама того не замечая, я повысила голос. Благодаря причудливому устройству свода, мои последние слова повторились слабым эхом. Мастер Якоб задрожал, он хотел было выругаться, но слова замерли у него на губах.
«Чем ж я виноват, — хрипло спросил он. — Я ведь только слуга, который должен исполнять приказания своих господ, кто бы они ни были — дон Хаим, дон Педро или дон Альвар. Они уходят, а я остаюсь. Сегодня я должен пытать жертвы одного, завтра — другого. Разве я могу этого избежать?»
Время от времени проносился откуда-то снизу тихий жалобный звук, похожий на отдалённое журчание воды. Мне кажется, что под зданием проходил канал. Теперь этот звук повторился опять, словно кто-то простонал от боли. Может быть, это и на самом деле было так.
Мастер Якоб вздрогнул. Вдруг он, видимо, принял неожиданное решение.
«Каким путём вы ушли от дона Педро?» — спросил он меня.
Я рассказала.
Он ещё с минуту колебался и потом сказал.
«Я пойду и приведу сюда графиню, если только город уже не взбунтовался, узнав о внезапной смерти дона Педро. Ждите здесь».
Он вышел.
Не знаю, долго ли я ждала, но мне показалось, что вечность. Тихие стоны продолжали раздаваться время от времени. Холодный воздух легко касался меня, едва задевая, подобно рукам мертвеца. Казалось, как будто все те, кто умер здесь в отчаянии и муках, хотели прошептать мне на ухо свои полные ужаса рассказы; как будто скорбь всего человечества опустилась на меня в эти минуты. Горячие слёзы лились из глаз моих, но я не могла плакать. Слишком велика была скорбь в этом тихом шелесте. О, Боже мой, для кого всё это — страсть, преступления, страдание?
Я почувствовала, что должна бежать отсюда во что бы то ни стало, что не могу оставаться здесь, когда в моих ушах ещё раздаются эти ужасные звуки, и холодное дыхание касается моих щёк. Наконец я увидела надо мной на лестнице какой-то просвет. Я бросилась вперёд, мимо мастера Якоба. Он засмеялся, когда я прошла мимо него, но я не обратила на это внимания. На второй площадке лестницы передо мной вдруг предстала Изабелла, держащая сзади себя фонарь.
«Марион, что случилось?» — вскричала она.
«Мастер Якоб хочет помочь нам бежать», — отвечала я.
«Я знаю. А как дон Педро?»
«Дон Педро мёртв. Я убила его».
Мне не следовало говорить этого так резко, так внезапно. Но мои нервы были слишком напряжены. Изабелла схватила меня за руку и в ужасе бросилась в сторону.
«О, твои руки в крови!» — воскликнула она.
Но через секунду она поднесла мою руку к губам и поцеловала её.
«Прости меня, Марион, ты сделала это ради меня, я так, по крайней мере, думаю, если я…»
Она не окончила фразы. Дрожь побежала у неё по всему телу.
Мастер Якоб повелительно приказал нам уходить. Он провёл нас по низким, тёмным коридорам, в которых, кажется, нельзя было найти дорогу и днём. Проскользнув почти ползком в тёмное и низкое отверстие, мы вдруг очутились в просторной комнате, освещённой ослепительно ярко.
«Ну, теперь выбрались, — произнёс мастер Якоб. — Вот вам платье. Снимайте своё и надевайте вот это. Да живо!»
Церемониться было некогда. Мы сделали, как он сказал. А он в это время чем-то занялся у стола.
«Теперь графиня пусть подпишет вот это обязательство и вручит его мне. Время теперь ненадёжное, и я, быть может, не дождусь от неё ни гроша, но, чтобы не забыть о том, что она должна мне заплатить, пусть она подпишет эту бумажку».
Он передал ей перо и чернила и заставил её подписать обязательство на двадцать тысяч флоринов.
«Вы — деловой человек!» — заметила Изабелла, кончив писать.
«Я человек бедный и должен думать о себе, — отвечал он. — Я понимаю, что вы и сами должны были бы сделать для меня что-нибудь в этом роде. Имея в виду, что речь идёт о жизни и чести вас и вашей родственницы, это совсем недорого. Но если вы предпочитаете оставаться здесь, то не впутывайте, по крайней мере, меня в это дело».
«Не бойтесь, мастер Якоб, — промолвила Изабелла, взглянув на него с презрением. — Имея в виду, что речь идёт о графине Изабелле де Хорквера и её родственнице, — это недорого, как вы сами сказали. Я надеюсь, что отец оставит мне достаточное состояние, чтобы расплатиться с вами».
«О. я человек практичный. Я нарочно поставил круглую сумку. Я люблю их в счетах. С ними хлопот меньше. Но я никогда не требую больше того, что человек может заплатить. Ваш отец легко уплатит эту сумму, — прибавил он с гримасой, означавшей улыбку. — Я не так ценю это обязательство, как боюсь мщения дона Хаима. Можете передать ему это, если когда-нибудь увидите его, — проговорил он, делаясь серьёзным. — Теперь я должен просить вас оказать невиданную честь комнате палача и пожаловать туда. Дона Педро нашли раньше, чем я успел вас спровадить отсюда. Вы должны немедленно выехать из города, прежде чем будет отдан приказ часовым у ворот. Дон Альвар явится сюда сию минуту. Он ненавидит дона Хаима. К счастью, он человек глупый и не сразу сообразит, что нужно делать. Таким образом, времени у вас будет довольно. Вы имеете красивую внешность, и эти платья вам к лицу, хотя они и принадлежат жене и дочери палача. Впрочем, от них ведь не пахнет палачом. Идите же скорее. Я выпущу вас и покажу вам кратчайший путь к воротам».
«Позвольте, мастер Якоб, — возразила я. — Нам нужно сначала побывать кое у кого из наших друзей и добыть у них денег. У нас их сейчас нет, а все драгоценности мы отдали вам».
С минуту он пристально смотрел на нас, потом сказал:
«Я не могу отпустить без денег двух дам, сознавшихся, что у них их нет. Я выдам вам некоторую сумму в расчёте на обязательство графини, хотя, по всей вероятности, по нему нельзя будет получить ни гроша».
И он вынул несколько золотых монет.
«Это деньги, покрытые кровью. Впрочем, я думаю, вы не обратите на это внимания. Идите и спросите там шкипера мастера Рейбена. Его дом — шестой от ворот. Иногда он берёт с собой пассажиров, которые хотят путешествовать спокойно и без всяких волнений. Скажите ему что вы от меня. Он поймёт. А теперь идите скорее».
Через несколько минут мы были уже на улице. Морозное дыхание зимней ночи коснулось наших щёк. Мы шли быстро и молча, пока не дошли до указанного нам дома. Мы постучались, но дом продолжал оставаться тёмным и безмолвным. Мы опять начали стучать, подходили к окнам, но по-прежнему никого не было видно. Это нас взволновало: и время шло, да и холодно становилось на улице. Мы было уже хотели одни отправиться к главным воротам, полагаясь на свои силы и удачу, как вдруг ворота соседнего дома немного приотворились, и какой-то голос спросил:
«Кого вам нужно?»
Мы сказали.
«Мастера Рейбена сейчас нет. Но его жена дома. Зачем он вам нужен?» — опять спросил голос.
«Нам сказали, что иногда он берёт с собой одного или двух пассажиров».
После этого ворота открылись настежь, и из них вышла какая-то женщина. Она подошла к нам поближе и сказала:
«Он не может взять вас с собой. Он уже уехал. Вам нужно скоро ехать?»
С минуту я колебалась. Но большинство людей в этом квартале — еретики, и я решилась довериться ей.
«Да», — отвечала я.
Она снова взглянула на меня и пригласила нас войти в дом.
«Здесь нельзя об этом говорить», — прибавила она.
Когда мы вошли в комнату, она быстро и прямо спросила: