Золото Волка

- Я не одарен способностью видеть будущее, центурион, но человеку не нужны навыки провидца, чтобы знать, что, поскольку мы с братом вряд ли когда-нибудь снова увидим наш народ, мой племянник очень одинок в море врагов. Он находит легкую добычу, которую, как обещал Инармаз, его отец яростно охранял, не давая ему одержать быструю победу над племенем, и обещанное им огромное богатство достанется им. А за его спиной скрывается бесконечно хитрый человек, чьи сыновья, Амноз и Аларди, наводят на него ужас перед знатью племени. Они оба бешеные псы, и ни у кого из них не возникло бы ни затруднений, ни угрызений совести убить моего племянника “на благо племени”. Я полагаю, он сделает свой ход утром, предложив Галатасу возглавить новую атаку на вашу оборону и пообещав своим сыновьям сражаться по обе стороны от своего принца, чтобы обеспечить его безопасность. И в какой-то момент, в какой бы битве ни завязался бой, независимо от того, выиграют наши воины или проиграют, один из сыновей Инармаза вонзит маленький клинок в доспехи моего племянника и позволит ему уйти из жизни, скрытый от посторонних глаз охраной короля, которая, я сильно подозреваю, уже сделала это. был обращен к ним на службу. Дубн понимающе кивнул.

- А ты? Если бы вы стояли по другую сторону этой стены, что бы вы могли сделать, чтобы изменить это предсказание? Балоди поднялся на ноги, глубоко вздохнул и с нежной улыбкой посмотрел на дородного центуриона.

- Ты принимаешь меня за побежденного, не так ли, смирившегося с окончанием рода моего отца? Кровь, которая создала королевство на равнинах за этими холмами, сильна во мне, центурион, и если бы я выступил против Инармаза, я бы заручился поддержкой тысяч тех копейщиков, которых ты видишь стоящими лагерем перед твоими стенами. Я бы не стал стоять в стороне и смотреть, как наследство моего отца крадет второй сын короля-соперника, и мой племянник тоже не сошел бы в могилу с ножом в спине, если бы я стоял рядом с ним. Конечно, он все равно мог бы умереть, но рана была бы спереди, и его поражение было бы нанесено в честном бою, а не обманом и убийством. Он покачал головой с горькой улыбкой. - Но поскольку я стою здесь под остриями ваших копий, все это не имеет особого значения, вы согласны? Полог палатки раздвинулся, и солдат просунул голову в щель, почтительно отдавая честь. Прошу прощения, центурионы, но у меня для вас сообщение из больницы. Лекарь дала мне это для вас и сказала, что это срочно. Марк взял табличку и некоторое время читал, затем передал ее Дубну, подозвав Квинта. Избранный, держи этого человека под охраной. Центурион Дубн и я должны проконсультироваться с трибуном. Тебе действительно не обязательно это делать. Марк продолжил кропотливую работу по перетяжке обмоток, которыми низ его леггинсов крепился к ботинкам, работая осторожно, следя за тем, чтобы ничего не болталось во время драки.

- Я действительно хочу. Я обещал.

- Ты обещал любить и заботиться обо мне и об Аппиусе, это было обещание, которое я помню. Что мы будем делать, если ты спустишься по этой стене и никогда не вернешься? Что, если в следующий раз, когда я увижу твое лицо, оно будет насажено на острие копья? Что, если. Марк покачал головой, снова натягивая вторую штанину и поднимаясь на ноги. Заключив Фелицию в объятия, он притянул ее к себе, обхватив обеими руками.

- Я обещал доставить тело короля его сыну, если он умрет. А я человек слова. Она подняла на него полные слез глаза.

- И его дядя пообещал убить тебя, если ваши пути еще когда-нибудь пересекутся. Снова покачав головой, он мрачно улыбнулся.

- Это последний раз, когда я говорю Юлию то, чего не хочу, чтобы ты знал. Но это правда, не так ли? Марк кивнул. Да. И я считаю его человеком слова.

- Значит, вы отправитесь безоружными в лагерь варваров средь бела дня, даже не надев мечей? Он машинально взглянул на двойные ножны, прислоненные к его походному креслу.

- Нет особого смысла провоцировать их показной демонстрацией оружия. Я ожидаю, что они снабдят меня клинком, если меня призовут защищать честь империи. Просто убедись, что получишь хорошую цену за мой, если. Фелиция насмешливо фыркнула.

- Ты уверен, что не обещал их кому-нибудь из своих друзей?

Марк открыл рот, чтобы ответить, но полог палатки резко отодвинулся в сторону, и за ним показался Юлий, ожидающий снаружи. Пришло время сделать это, если ты намерен сунуть голову в ловушку? Он коротко кивнул Юлию и поцеловав Фелицию в щеку, повернулся, чтобы уйти.

- Я скоро вернусь.

‘ А если это не так? Римлянин повернулся, смахивая слезу со щеки жены.

- Тогда я буду с Митрой. В таком случае, любовь моя, почти мою память? Он вышел из палатки и направился к нависающей громаде стены, Юлий пристроился рядом с ним и тихо заговорил в утренней тишине.

- Ты упрямый ублюдок, я отдаю тебе должное. Ты передумаешь? Единственным ответом, который дал его друг, было резкое покачивание головой, воинственно сжатые челюсти заставили первого копьеносца вздохнуть лишь частично с притворным отчаянием. - Я знаю, ты дал свое слово, а надежность римлянина - это последнее, что он может позволить себе потерять. Только ты больше не римский патриций, не так ли, Марк? Ты центурион в заднице вспомогательной когорты империи, и для этих людей твое слово не стоит и пара от твоей мочи. Так что прекрати это безумие, и мы спустим труп со стены на веревке. Они могут заключить перемирие, чтобы прийти и забрать своего мертвого короля. Ты никогда больше не увидишь этого человека, Галатаса, так что никто ничего не узнает. Что ты скажешь; может быть, мы все решим дожить до завтрашнего рассвета? Марк остановился и повернулся к нему лицом.

- А если бы ты дал слово мужчине, что сделаешь что-нибудь? Что тогда, Юлий? Что, если бы твоей единственной наградой, скорее всего, было холодное железо, но ты посмотрели бы товарищу-воину в глаза и дал торжественную клятву? Как бы ты смог терпеть свою собственную компанию всю оставшуюся жизнь, если бы отказались от этого обещания? Первое копье ошеломленно покачал головой.

- Марк, никто не будет думать о тебе хуже за то, что ты не покончил с собой от рук этой своры воющих варварских отбросов. Подумай о своей жене и ребенке. Римлянин кивнул, поворачиваясь обратно к стене и возобновляя свой размеренный шаг.

- Так и есть. Я избавляю их от унижения наблюдать, как я справляюсь с горечью и самобичеванием, которые станут моей судьбой, если я откажусь от своего инстинкта в этом вопросе. А теперь давайте покончим с этим, и больше никаких попыток отговорить меня следовать по пути, который диктует моя честь. Поняв, что он побежден, первое копье замолчал на оставшуюся часть пути к стене, следуя за своим другом вверх по ступеням крепостного вала туда, где на боевом помосте ожидало тело короля в плотных одеждах. Трибун Скавр стоял рядом с ним, глядя на вражеский лагерь, и когда он увидел Марка, то указал пальцем на лучников, терпеливо ожидавших за пределами досягаемости луков фракийца в предрассветных сумерках.

- Не успеешь сделать и пятидесяти шагов, центурион, как окажешься в пределах досягаемости их стрел. Вы не сможете убежать без того, чтобы они не осыпали вас стрелами, прежде чем вы сможете преодолеть половину расстояния таким образом. Я предлагаю вам отказаться от этой безумной идеи, пока я не обнаружил, что мне не хватает еще одного опытного офицера. Марк пожал плечами.

- Я не буду баллотироваться, Трибун. Что бы ни ждало меня в этом лагере, это лучше, чем умереть на виду у нашей стены со стрелой в спине. Вы можете отдать мне прямой приказ не выходить туда, но если вы это сделаете, то пожертвуете двумя вещами. Скавр тихо усмехнулся.

— Я могу угадать одно из них - ваше чувство чести, да? Марк серьезно кивнул. - А другой?

- Шанс на то, что нам все же удастся заключить мир с этими людьми путем переговоров. Скавр приподнял бровь.

- Более вероятно, что у нас ничего подобного не получится, но я понимаю ход твоих мыслей, и если тебя не переубедить, то... Марк покачал головой, и трибун повернулся к Юлию, беспомощно пожав плечами. ‘ Очень хорошо. Тогда давайте продолжим, хорошо? Марк в гробовом молчании наблюдал, как мертвого правителя сарматов спустили с края стены на голую землю внизу. Как только труп благополучно оказался на земле, он повернулся к Юлию с мрачной улыбкой.