Страница 14 из 118
Президенты обошли строй министров, генералов, других высших чинов, потом строй послов и поверенных. Протягивая руку для пожатия, Одуго любезно улыбался каждому, чуть склонив голову, чтобы лучше слышать пояснения шефа протокола; возле некоторых послов задерживался, роняя пару дежурных приветственных слов. Замедлил шаг возле послов Марокко, Франции, Китая, Мексики, советскому и американскому, стоявшим рядом, только кивнул, но не задержался, несмотря на то, что советский был дуайеном, а американский — женщиной. У Одуго на этот счет были свои прихоти.
По той же неожиданной для всех прихоти высокий гость вдруг шагнул во второй ряд, где за спинами послов и поверенных стояли дипломаты рангами ниже. Поздоровался и с ними — каждый удостоился его рукопожатия. Видимо, президента привлекла загорелая физиономия Антонова, на которой выделялись яркие серые глаза. Одуго задержал его руку в своей и спросил:
— Сегодня в этой стране превосходная погода. Не так ли, мой друг?
— Вы правы, ваше превосходительство. Сегодня в Монго отличная погода, — подтвердил Антонов и услышал, как рядом с ним раздался треск затворов фотоаппаратов и стрекот кинокамер.
Едва Одуго проследовал дальше, как к Антонову подскочили репортеры с вопросами: кто такой, какую страну представляет? Один из них потребовал визитную карточку, прочитав, восхитился:
— Вы специально из Дагосы прибыли на эту встречу?
Антонов почуял опасность:
— Нет, я оказался здесь… в какой-то степени случайно. Это, видите ли, просто совпадение…
— Счастливое совпадение! Не правда ли?
Антонов не ответил, но ему тут же задали новый вопрос:
— Почему президент назвал вас «мой друг»? Вы с ним друзья?
Антонов рассмеялся:
— Подружиться еще не успели.
Репортеры восторженно восприняли шутку.
— Но, конечно, подружитесь. Не так ли?
Ответа они не получили, но на всякий случай сфотографировали Антонова еще раз.
А на поле уже грохотали тамтамы, звенела медь оркестра. Начиналось празднество. Тряслись в танце тяжелые, как тумбы, мадонны, прыгали, сверкая голыми пятками, в неистовой шаманской пляске парни с перьями в волосах, голенастые девицы в гусарских мундирах и мини-юбках, проходя мимо президентов в гвардейском марше, старались вскинуть ногу как можно выше, чтобы видны были розовые трусики.
Над аэродромным полем, как тучи, густели клубы пыли, и послы прикрыли носы платками.
Потом, стараясь придерживаться субординации и очереди, утомленные много раз виденным и, как всегда, затянувшимся представлением, послы рассаживались по машинам и гнали их к своим резиденциям, мечтая о кондиционированной прохладе гостиных и спален.
В дороге Антонов рассказал послу о разговоре с Одуго и неожиданном интервью. В глазах Юрия Петровича мелькнули знакомые искорки иронии:
— Прекрасная новость! Немедленно сообщу в Москву. С Одуго у нас давно отношения сложные, и вдруг наш человек становится ему другом! Новый поворот в политике! — Посол с довольным видом расхохотался, хлопнул огорченного Антонова по коленке, успокоил: — Все это ерунда! Не усматривайте здесь большой политики.
Юрий Петрович Пашкевич так много навидался за долгие годы дипломатической службы, что привык пренебрегать подобными мелочами, которые другого, менее искушенного, озадачили бы.
— Кстати, к вам будет просьба, — вдруг вспомнил посол. — У вас найдется местечко в машине? В Дагосу должен поехать один геолог. Камов. Слышали о нем?
— Да, нам сообщили, что прибудут Камов и, кажется, какой-то Конищев.
— Прибыл только Камов.
— Конечно, место найдется. Я один в машине.
— Как один? — вскинул брови посол. — Без шофера?
Антонов объяснил, почему так произошло, но его аргументы посла не убедили.
— Легкомыслие это! — недовольно пробурчал Пашкевич. — Вы не для развлечения сюда приехали — за дипкурьерами. Легкомыслие!
И сердито молчал до посольского подъезда.
Помещение для дипкурьеров в отличие от всех других жилых помещений находилось непосредственно в служебном здании посольства и окнами выходило в глухую часть двора. Это была однокомнатная квартира с ванной и кухней. Несмотря на то, что дипкурьеры занимали квартиру на два-три дня и всего раз в месяц, здесь существовало полностью автономное хозяйство с набором кухонной посуды, газовой плитой, холодильником, заполненным бутылками с прохладительными напитками, с ванной, где было все необходимое даже для стирки, включая стиральный порошок. Дипкурьерам не положено за границей жить в гостиницах и питаться в общественных местах. Это люди особого режима и за пределами Отечества не могут себе позволить расслабиться ни на минуту. Они «дипы», и этим все сказано. В посольствах к ним всегда особое внимание.
Диповская квартира Антонову была знакома. Когда в ней не бывали законные постояльцы, ее временами предоставляли приезжим дипломатам. Антонов два раза ночевал здесь. На стене спальни висела репродукция неизменных в наших гостиницах и присутственных местах шишкинских мишек в сосновом лесу. Под картиной была приколота к стене вырванная, должно быть, из большого рекламного настенного календаря цветная фотография актрисы Ии Саввиной. Саввина в упор глядит святыми, прозрачными как слеза глазами, а в мягкости ее чуть скривленных губ проступает свойская, но со скрытой стервозинкой улыбка «своего парня». На лбу и щеках актрисы багровые кляксы беспощадно раздавленных комаров, несущих малярию, от которой не защищены даже дипкурьеры.
В верхнем углу портрета кто-то из прежних обитателей квартиры синим фломастером от имени Саввиной крупно вывел: «Привет, дипсвязь!» И не знает Ия Саввина, что где-то в Африке в прокуренной мужицкой спальне своей улыбкой она будоражит суровые сердца дипломатических курьеров.
Теперешние обитатели квартиры расположились в кухне за обеденным столом, склонившись над шахматной доской. Известно, что шахматы, а особенно шашки — любимые игры дипов. Из двоих сидевших за игрой Антонов одного знал — однажды виделись в Дагосе. Это был Юрий Авсюков, бывший нападающий «Динамо», все такой же складный, гибкий и подвижный. В свое время мальчишки обмирали от восторга, когда Авсюков всаживал в ворота противника неотразимые пенальти.
С теперешним напарником Авсюкова Антонов раньше не встречался. Но сразу стало ясно, что он тоже из спортивного племени — об этом свидетельствовала его шея, которая почти безо всякого перехода сливалась с крепкой, лысоватой головой. Должно быть, из штангистов. Два богатыря сидели за столом в майках и трусах, словно только что вернулись со спортивного ристалища.
— Привет! — Авсюков сначала переставил на доске фигуру, а потом не торопясь, с грохотом отодвигая стул, поднял свое крепкое тело. Протянул Антонову короткопалую ручищу:
— За нами приехал?
— За вами.
Авсюков вздохнул:
— Спозднились мы. «Эр Африк» подвела. Дурная фирма! Взлетели в Аккре и тут же, как говорится, ту лендинг, на посадочку. Одна турбина вышла из строя. Потеряли сутки.
Авсюков двинул подбородком в сторону товарища:
— Знакомьтесь! Куварзин, Сева.
Антонову пришлось пожать еще одну лапищу, после чего у него снова заныли пальцы.
Уже не садясь за стол, Авсюков небрежно провел рукой по шахматной доске, сбрасывая фигуры.
— Севочка, все! Лапки вверх! Один ход, и тебе хэппи энд, крышка. Неужели не видишь? Ясно даже ежу.
И объяснил Антонову:
— Пятую партию проигрывает. Безнадежен. Куда гиревику до центрфорварда! Стратегию надо знать!
Открыл холодильник, извлек из него три бутылки местного темного пива.
— Ду ю лайк?[2]
Разливая пиво по стаканам, сказал:
— По последним сведениям, обстановочка в вашем царстве не очень вери гуд. Удружили нам прогулочку в двести километров машинами! По жаре!
— В Дагосе аэродром бастует.
— Значит, у нас будет готовность намбр уан?[3] А мы уже притомились. Из Уагадугу летим.
2
Вам нравится?
3
Номер один?