Сезон тропических дождей

Климчук сидел за рулем спокойно, невозмутимо, словно в тихое воскресное утро вез начальника на пляж.

Машина шла уверенно, целеустремленно, как будто происходящее вокруг ее не касалось, и было слышно, как бьется на ветру флаг посла. Сравнительно недавно Антонов испытал прилив почти мальчишеской гордости, когда под таким флагом вместе с Юрием Петровичем Пашкевичем ехал на аэродром встречать сиятельного Гбенона Одуго. Но тогда флагу на перекрестках люди в военной форме отдавали честь. А сейчас в любой момент могут дать по нему автоматную очередь.

Антонов не мог понять, какое чувство в этот момент испытывает. Нет, не страх — азарт, тот вдохновляющий азарт, когда сердце трепещет и горячо бьется, и хочется кричать от удальства: была не была! Такое он переживал в детстве, когда, рискуя сломать голову, слетал на лыжах по лесистому, почти отвесному склону, под которым течет Студянка.

Временами взгляд Антонова выхватывал из заоконного мелькания чьи-то лица с вытаращенными глазами, раскрытые в удивлении рты… Еще бы! В самый разгар боя ехал по городу посол Советского Союза! Антонов взглянул на сидевшего рядом Демушкина. Нет, это был не тот Демушкин, которого Антонов хорошо знал. Откинув седеющую голову на спинку сиденья, уперев твердый взгляд в надвигающуюся на машину дорогу, ехал по своим делам полномочный представитель великой державы. Он сжимал в пальцах сигарету, неторопливо затягивался, неторопливо выпускал дым, аккуратно сбрасывал пепел в пепельницу на подлокотнике кресла. Он был невозмутим.

Когда миновали площадь, машина оказалась на пустынной улице, ведущей в гору, к торгпредскому дому. И тут они впервые увидели налетчиков. Те шли двумя небольшими группами посредине мостовой — рослые, плечистые, с засученными рукавами. Сжимали готовые к бою автоматы.

Увидев мчащуюся машину под красным флагом, первая группа подалась в сторону, уступая дорогу, и замерла как вкопанная. Вторую группу вел огромного роста детина без берета, со светлыми, мокрыми от пота волосами. Он не отступил перед приближающимся «мерседесом», вскинул автомат, взяв его на изготовку, выбросил вперед руку с растопыренными пальцами, требуя, чтобы машина остановилась. Но Климчук, не снижая скорости, дал длинный сердитый гудок, и белокурый детина в последнее мгновение с обезьяньей ловкостью отпрыгнул в сторону.

— Сейчас вдогонку будет стрелять! — заметил Климчук. — Пригнитесь!

— Не будет! — спокойно возразил Демушкин.

Антонов снова бросил на него осторожный взгляд. Ну и Демушкин! И покуривает себе — хоть бы что! Покуривает? Как покуривает? Он же некурящий…

Никто вдогонку им не стрелял.

Антонов подумал, что и ему сейчас в самый раз курнуть. Попросить, что ли, сигарету? В такой момент простительно и отступить от принятого решения. Всего одну-единственную!

— Можно?

— Конечно!

Он вытащил из пачки сигарету, долго крутил, разминая в пальцах, но так и не прижег.

Уже издали они увидели, что в жилом доме торгпредства побиты окна и взломана дверь, скособочась, она висела на нижней скобе. Когда машина остановилась, из дома выскочил с пистолетом в руке небольшого роста бородатый мулат и чуть не столкнулся с решительно входящим в здание Демушкиным. Отпрянул, пропуская прибывших.

— Кто у вас здесь главный? — строго спросил по-французски Демушкин мулата.

Тот вылупил тупые квелые глаза и пробормотал:

— Но андестэнд…[8]

Антонов повторил вопрос по-английски. В этот момент по лестнице, ведущей со второго этажа, спустился другой налетчик, белокожий брюнет с капризным мальчишеским лицом и смелыми наглыми глазами. В руках он держал бинокль.

— Где вы это взяли? — спросил его Демушкин, указав взглядом на бинокль.

— Наверху! А что? — этот по-французски говорил.

Демушкин кивнул в сторону стоящего в холле обеденного стола:

— Положите бинокль и уходите! — Его глаза блеснули пронзительной холодной голубизной.

— Что?!! — У парня от изумления отвисла нижняя губа. — А ты кто такой?

Мулат показал напарнику глазами на проем двери, сквозь который была видна стоящая у подъезда машина под флагом.

— О! Какая шишка! Сам красный посол! — Чернявый осклабился, встал, широко расставив ноги, поднял бинокль к глазам, нацелил на лицо Демушкина. — Дайте-ка я на вас, такого смелого, поглазею! И вы, ваше превосходительство, не боитесь попасть к нам в лапы?

— Где женщина с детьми? — спокойно спросил Демушкин и, не дожидаясь ответа, направился в глубь холла.

— Они, наверное, на кухне! — подсказал Антонов. — По-моему, оттуда слышны детские голоса.

В этот момент кухонная дверь открылась и в холл вышла Маша:

— Слышу, кто-то по-русски говорит. Ну, думаю, свои! Слава богу! — Она улыбнулась Демушкину и Антонову.

— Как дети? — спросил Демушкин. — Целы?

— Целы! Только напугали их эти дьяволы.

— Что-нибудь натворили у вас?

— Нет! Только дверь взломали да стекла побили пулями. Поначалу человек двадцать ворвалось. Правда, ничего не взяли. Им нужна была наша крыша, высматривали оттуда что-то.

Она вдруг увидела в руках чернявого бинокль.

— Сцапал все-таки, гад! — Решительно шагнула к налетчику, рванула из его руки бинокль, — У! Обормот!

Демушкин повернулся к парням:

— Вы находитесь на территории Советского Союза. Я, поверенный в делах СССР в этой стране, требую, чтобы посторонние немедленно покинули это здание, куда входить не имели права. Немедленно!

Мулат ничего не понял, только бессмысленно таращил глаза, а белокожий брюнет топтался на месте, не зная, как поступить в таком случае.

Последнюю точку в этой сцене поставила Маша. Она подошла к брюнету и, указав рукой на дверь, сказала по-русски:

— Выкатывайся!

И они оба выкатились.

Бой сместился ближе к берегу, где были правительственные учреждения, и обратно в посольство машина ехала беспрепятственно.

По пути Демушкин вдруг спросил:

— Скажите, Мария Петровна, а какая у вас была профессия?

— Была?! — Маша вскинула округлые густые брови. — Почему была? Она и осталась. Я диспетчер сортировочной станции. Работала в Люблино, под Москвой.

Весело тряхнула густыми локонами светлых волос:

— Привыкла сверху на мужиков покрикивать.

Едва они вошли в здание посольства, как дежурный комендант сообщил: только что звонил по телефону аэрофлотчик Кротов, его задержали. Пытался добраться до посольства, но машину по пути перехватила дружина ополченцев, Кротова вытащили из машины и, убежденные, что схватили крупную птицу из налетчиков, поволокли в полицию. Угораздило же его обрядиться в такой момент в аэрофлотскую форму, незнакомую на улицах Дагосы, те и решили — не иначе как вражеский генерал, раз весь в серебре и золоте. Поскольку «генерал» при доставке в полицию проявлял недовольство, что-то пытался доказывать, ему дали несколько тумаков — для острастки. В полицейском управлении тут же разобрались, что к чему, принесли задержанному извинения за тумаки и освободили. Но добраться до посольства Кротову не на чем, машина, из которой его вытряхнули, осталась где-то в городе.

— Я съезжу за ним! — предложил Антонов.

Демушкин с сомнением поморщился:

— Стоит ли? Он находится в полицейском управлении. Значит, в относительной безопасности.

— Вот именно в относительной. Мы же не знаем, как дальше будут развиваться события. А я, как консул, обязан…

Поверенный кивнул:

— Вы правы. Трудно предполагать, что будет дальше. Лучше, когда свои все вместе.

И все же Антонова он отпустил с большими колебаниями, попросив соблюдать максимальную осторожность.

Перед тем как выйти из посольства, Антонов набрал номер телефона Литовцевых. С того момента, как началась стрельба, мысли о Кате не давали ему покоя: дом Литовцевых находился в направлении аэропорта, в районе, откуда двигались налетчики. Телефон не отвечал, вероятно, повреждены провода. Предложив поехать за Кротовым, Антонов, честно говоря, думал не о нем, — отсиделся бы у полицейских, ничего бы с ним не стряслось. Это была единственная возможность узнать, что происходит у Литовцевых.

8

Не понимаю (англ.).