Страница 65 из 177
Католикос пристально смотрел на преступившего приличия священника. Но тот не дрогнул.
— Ты забываешься, заблудший! Что толкает тебя на дерзость? Кто стоит за твоей спиной?
— Наша страна, наше войско! — ответил Тэр-Аветис. — Сюник и Арцах независимы. Они объединились и составляют ныне государство. Об этом должен бы знать пастырь всеармянской паствы.
— Сюник! Арцах!.. — воскликнул католикос. — О эти старые раскольничьи гнезда! Кто даст вам остаться господами? Кто? Может, турки?
— Силой продержимся, и русские помогут.
— Русские ушли…
— Уехал только царь, войска остались!
— Остались, но в Армению не придут.
— Придут! А не придут, мы собственной силой сохраним наш народ, нашу страну…
Католикос протянул руку Тэр-Аветису. Тот неохотно поцеловал ее.
— Ну, а теперь уйди, ради бога! — сказал святейший. — И земля имеет уши. Не приведи господь, донесут шаху, Мирали хану или Абдулла паше, что ты пришел ко мне с таким разговором. Разгневаются они, и разразится над Эчмиадзином бедствие. Уйди!
— Давид-Бек так и знал, — горько усмехнулся Тэр-Аветис. — Недаром говорится: не проси благословения у своего пастыря. Жалкий вор Мирали хан и безвольный женолюб Тахмаз у тебя, святейший, в большем почете, чем народ твой во главе с храбрейшим Давид-Беком.
— Удались! — взмолился католикос.
— Оставайся с миром! — кинул Тэр-Аветис. — Я уйду, но грех на тебе, католикос. Не в пользу народу ты действуешь. Нация — не только этот трон. Может, Сегбос и придет тебе на помощь. Но кто поможет христианам страны Араратской? Кто? Они обречены. Одна у них надежда — сюникское воинство, новое армянское государство Сюника и Арцаха, на зов которого ты не откликаешься. Оставайся с миром!..
С этими словами Тэр-Аветис вышел из покоев. Вослед ему донеслись стенания католикоса.
Тэр-Аветис прорвался сквозь толпу.
Арусяк развела под открытым небом огонь и хлопотала вокруг него. Горги Младший и инок Мовсес, сидя на камнях, мирно беседовали. Завидя Тэр-Аветиса, оба встали. Арусяк смутилась и выронила из рук кружку. Даже рванулась, хотела, видно, убежать. Она и стыдилась, и боялась, как бы страшный священник не наказал ее. А он вдруг ласково, совсем по-отечески попросил:
— Сбегай, дочь моя, принеси воды, очень пить хочется.
Арусяк схватила кувшин и убежала.
— Ну, как дела? — поинтересовался Горги Младший.
— Э, ему свиней пасти, а не паству! — в сердцах воскликнул Тэр-Аветис.
— Поедет? — спросил Мовсес.
— Как бы не так! Собрался на поклон к персидскому шаху. — Тэр-Аветис сплюнул. — И до каких пор наши духовные отцы будут обивать пороги недругов и обрекать свой несчастный народ на гибель?
Сказал и раскаялся: не слишком ли он откровенен с этими молодыми людьми? Но тут же подумалось: «Нет, им можно доверять, они это уже доказали».
— Мы уезжаем, Мовсес, — сказал Тэр-Аветис. — Ты останешься здесь.
Мовсес зажегся маковым цветом. «А молодка, видать, прикипела к сердцу инока!» — подумал Тэр-Аветис и обрадовался этому: человек, имеющий дом, жену и детей, будет зубами защищать свою честь, свою землю, родную страну.
— Останешься здесь, — продолжал он, — до прихода турок. А там соберешь о них нужные сведения и вернешься в Алидзор.
Тэр-Аветис помолчал, посмотрел на жалкий шалаш и добавил:
— Да смотри захвати с собой и Арусяк. Не оставляй ее здесь. Это моя воля и мой приказ. Ну, Горги, нам пора.
Они не дождались возвращения Арусяк — зачем лишний раз смущать бедняжку? Пусть будет светлой ее радость, быть может, очень недолгая. Тэр-Аветис крепко пожал руку Мовсеса и вышел на улицу. За ним последовал Горги Младший.
Их путь лежал на Ереван.
Был уже вечер, когда они перешли мост через Раздан и поднялись на вершину прибрежных скал. После жаркого дня в воздухе еще все дышало зноем. Река громыхала. Мутные, неукротимые воды ее бились в теснине ущелья. На скалах лепилась Ереванская крепость, твердыня с толстыми стенами и несокрушимыми башнями.
— Крепка, проклятая! — сказал Тэр-Аветис, измеряя взглядом высоту крепостных стен.
Направились в Дзорагюх, что громоздился на левом берегу реки. С высоты как на ладони предстал весь Ереван. Город расположился во впадине, в окружении садов и кварталов Ко́нда и Анапа́та.
Крепость была единственным укреплением на подступах к городу. В ней расположился персидский хан Мирали со своим войском и всеми приближенными. С севера Ереван был открыт всем ветрам и всем врагам. И только ущелье Раздана, охватывающее его с трех сторон, делало город неприступным.
Ереванские армяне жили в семи больших кварталах, отделенных один от другого узкими полосками садов. Прибрежные кварталы Хнкен и Дзорагюх напоминали селения Сюника. Дома здесь поднимались лесенкой: кровля одного служила двором другому. Селилась в этих кварталах одна беднота. И не было вокруг ни деревца и ни клочка земли.
А вот квартал Цирани́ в районе Конда выглядел иначе. Здесь дома были двухэтажные, высились они по обеим сторонам хоть узких, но улочек. Ворота у всех окрашены в красный цвет. Вниз к реке спускались густые сады. Квартал Цирани господствовал над городом и, если смотреть на него издали, производил впечатление цитадели. Жители Цирани и Конда славились своей храбростью и непримиримостью к врагу. Обитали там в числе армян и так называемые армянские бо́ша, цыгане, во всем солидарные с воинственными своими соседями-армянами.
Во впадине и на северных холмах располагались кварталы Кара́нка, Анапата, Бе́рда, Еркуере́са и Зораво́ра. Здесь улицы были более или менее прямые, дома благоустроенные, едва просматриваемые в густой зелени.
В скалах Конда протекал снабжающий город водою открытый канал, проведенный еще в одиннадцатом веке армянским князем Апира́том. Канал служил горожанам и как ров для защиты от врага.
— Вот он, наш Ереван, — с грустью сказал Тэр-Аветис, — сердце страны армян. Не будь сейчас такой угрозы со стороны турок, не ходили бы мы с тобой вокруг да около.
— Значит, мы живем без сердца? — вздохнул Горги Младший.
— Вот так-то, друг мой. — Тэр-Аветис махнул рукой. — Идем лучше дальше. Вон уж небо как темнеет. Не успеешь оглянуться, ночь нагонит.
На улицах Дзорагюха бегали смуглые, большеглазые, удивительно живые детишки.
Вот зазвонили колокола церкви святого Саркиса. Из ворот и калиток посыпались старики и старухи. Крестясь на ходу, они спешили в церковь.
В Конда народу было больше. На пришельцев никто не обращал внимания. Жизнь тут кипела. Торговля шла прямо на улицах. Громче других кричал продавец овощей.
— Тархун, тархун!.. — надрывался он.
На маленькой площади несколько молодых людей сбивали войлок, свернутый валком. Они били его палицами, топтали ногами, катали из конца в конец площади. Кто-то громко напевал:
Сидевшие поодаль на камнях и приступочках молодки и девушки весело посмеивались, о чем-то перешептывались и при этом виртуозно работали спицами. Все они жевали жвачку.
Двор церкви святого Саркиса был заполнен ереванцами. Служба кончилась. Перекидываясь новостями и остротами, люди не спеша расходились.
Тэр-Аветис и Горги Младший не без труда протиснулись сквозь толпу и вошли в полупустую церковь. Преклонили колени и перекрестились.
В алтаре мерцали две-три свечи. Мимо прошли монах и два священника. Они тоже не обратили внимания на пришельцев. И это окончательно обозлило Тэр-Аветиса. Он крикнул вслед удалявшимся:
— Мы здесь чужие, эй, люди! Не оставаться же нам ночью на улице?
Монах обернулся, с минуту смотрел на них, затем недовольно сказал:
— В городе есть постоялый двор, идите туда.
— Негостеприимные вы люди! — покачал головой Тэр-Аветис. — А может, у нас в карманах нет и ломаного гроша, тогда как быть? — И, не дожидаясь ответа, зашагал к выходу.