Мхитар Спарапет

Теснившийся в долине народ всколыхнулся, кинулся к дороге навстречу войску. Смешавшись и толкая друг друга, люди падали, вновь поднимались.

Гусаны[15] вытащили из сумок сазы. Вардапет Авшар Тэр-Гаспар шел впереди духовенства. Хриплыми, простуженными голосами они тянули псалмы.

А войско подвигалось медленно. Первыми ехали Мхитар спарапет и тысяцкий Тэр-Аветис. За ними виднелась остроконечная шапка Бархудара, которого сопровождали его двое сыновей. Рядом трусил низенький сухопарый мелик Еган и улыбающийся Багр. У всех на шапках пламенели лоскутки красного сукна, словно огоньки в древних капищах. На ветру высоко развевались знамена. Выше всех реяло треугольное и трехцветное знамя спарапета. Временами на нем можно было разглядеть фамильные изображения — колос, плуг, саблю и львиную голову.

За военачальниками следовали воины, погоняя навьюченных добычей верблюдов и мулов.

— Вернулись! — пронеслось из уст в уста.

Народ стремительно напирал, словно собирался поглотить войско. Кто-то метнул вверх меховую шапку. И тут же следом в воздух поднялось облако шапок.

Бандур-Закария, Туриндж и старшины сел гавара, рассекая толпу, устремились к спарапету, стащили его с седла и стали качать. Так же приветствовали и остальных военачальников и меликов. Раздались возгласы:

— Пусть вовеки здравствует войско армянское!

Тикин Сатеник без конца крестилась. Благоухающая Вард-хатун, сидя на непокорном коне, время от времени вздрагивала. Окружавшие их жены меликов и военачальников со страхом вглядывались в строй приближавшихся полков, отыскивая знамена своих мужей. Кому-то из этих истосковавшихся чернобровых красавиц сегодня, быть может, доведется надеть траур, посыпать голову пеплом, отрезать косы и остаться вековать одной в опустелом доме. Возле знатных женщин гарцевали Агарон и его сверстник, сын Тэр-Аветиса, Гиган и со вздохами взирали на войско — пробиться к нему было немыслимо.

— Мой повелитель, не иначе, уж сгорает от тоски по мне, — лукаво прошептала Вард-хатун на ухо Сатеник.

— Стыдись! — шепотом упрекнула Сатеник. — Скорее бы узнать, много ли жертв? — Ее голос дрогнул. Она искала глазами дорогих ей людей.

Поток вынес военачальников к холму, возвышавшемуся в центре долины. Вокруг столпился народ. Теперь вперед вышли служители церкви, по-прежнему выставляя перед собой вардапета Авшар Тэр-Гаспара.

— Начни молебствие о победном возвращении, святой отец! — крикнул ему Тэр-Аветис. — Чего мешкаешь!

Вардапет захлопал старческими глазами, открыл и снова закрыл рот. Тэр-Аветис махнул рукой, сорвал с груди наперсный крест и, крестя им народ, начал молебствие. Это было единственное, что могло успокоить возбужденных людей. Народ опустился на колени. Наконец и вардапет пришел в себя и хрипло прокричал:

— Добро пожаловать, воины!..

После молебствия, с опаской проталкиваясь, двинулись к центру холма сельские старшины, неся в руках полные кувшины вина.

Отведав угощения, Мхитар поднялся на самую вершину холма. Далеко окрест разнесся его зычный голос:

— Братья, и на этот раз мечи армянские победно сверкнули над головами врагов наших!..

Его голос заглушился всеобщими возгласами:

— Бог в помощь!..

— В помощь!.. Непобедима рука твоя, Мхитар!..

— Отныне ни один персиянин не осмелится больше вступить на нашу землю! — стараясь перекричать толпу, надрывался Мхитар.

— Слава, слава!..

Народ съедал глазами своего полководца, который величественно стоял на холме.

Вардапет Авшар Тэр-Гаспар подался вперед и простер руки к небу:

— Господь наш, прозри души тех, что легли на берегу Аракса за землю и веру святую. Доброго тебе пути, Христос!.. Веди на небеси души убиенных…

Шум сразу умолк. Слышался только звон церковных колоколов — протяжный, торжественный и таинственный. Склонились знамена. Все ожидали, кто же объявит имена погибших. Мхитар смотрел прямо перед собой. Возле сгрудившихся стариков стояли женщины в расшитых серебряной тесьмой архалуках, у каждой на лбу блистали ряды украшений из золотых старинных монет. Впереди выделялась высокая, крепкого сложения женщина со строгим, тревожным взглядом. Все ее внимание было сосредоточено на воинах. С тоской, беспокойством и гневом смотрела она, выискивая кого-то. Мхитар почувствовал, как по телу его прошел озноб. «Не дай бог, чтобы у этой женщины убили кого», — подумал он.

Тэр-Аветис толкнул вперед писца Магакию. Тот развернул свиток и, прокашлявшись, начал читать:

— Из села Шинуайр погиб сын Мелкона Асатур…

— Мир праху его, — вздохнули в первых рядах. Задние проталкивались вперед, опирались на плечи стоявших впереди, немели, ожидая услышать ужасное.

— Из Хонацаха — мельник Аракел… Из Гориса — сын вдовы Зарманд… — Голос писца перебивали женские крики. Мхитар видел, как свалилась на землю высокая женщина, что стояла впереди. Соседки подняли ее, потерли виски, чтобы привести в чувство.

Горги Младший растолкал людей, протиснулся к женщине и упал в ее объятия.

— Гегам пал смертью храбрых, мать! — воскликнул он.

Зарманд обняла Горги, но тут же оттолкнула его и расцарапала себе лицо. Кровь каплями потекла по ее лицу. Но она стояла твердо на ногах, окаменев от горя. Магакия произносил новые и новые имена. Мхитар заметил, как покачнулся один из стариков, как сосед хотел поддержать его, но тот отвел руку.

— Я выдержу!.. — крикнул он. — Мы принесли их в жертву земле родной.

— Царство ему небесное! — раздавалось при каждом новом имени.

Мхитар с трудом подавил слезы. Слова старика, потерявшего сына, придали ему силы. И Зарманд больше не плакала, она стояла, как стоит на склоне горы тысячелетний хачкар.

Святой отец справил панихиду. Всхлипывания умолкли, и тяжелое безмолвие опустилось над долиной. И тут Зарманд кинулась к Мхитару и стала перед ним — гневная и величественная.

— Господин наш, Мхитар, — заговорила она сокрушенно. — Я вдова. В твоем войске были два моих сына: Горги Младший и Гегам… Мой Гегам пал… Дай мне что-нибудь, над чем бы я могла поплакать, дай!..

— И нам, и нам! — кричали со всех сторон.

У Мхитара мороз прошел по коже. Он схватил руку Зарманд, чтобы утешить вдову, но она вырвала ее. Горги протянул матери окровавленную одежду брата. И застыл на месте. Зарманд прижала к груди одежду сына и обернулась к толпе.

— Поплачем, люди!.. — выкрикнула она, переполненная горем. — Нет! Хватит слез… Никто на свете не жалеет плачущих… Один мой сын ушел, другой остался с тобою, Мхитар!.. Какая будет цена за павшего, какая?.. Цена крови!..

— Цену! — повторил народ.

По знаку Тэр-Аветиса вперед выступило несколько воинов. Они держали в руках персидские знамена с вышитыми на них неукротимыми львами — с солнцем на спинах, с саблями в лапах. Знамена эти бросили к ногам Зарманд. Она посмотрела на блестящие шелка и наступила на львов.

— Мало! — крикнула женщина.

Тогда воины принесли два больших кожаных мешка и вытряхнули содержимое под ноги Зарманд. Народ вдруг застыл, и из глубины толпы послышалось подобие стона. Некоторые из стоявших вблизи стариков в ужасе отступили назад: по земле покатились отрубленные головы — со спутанными волосами, с присохшей кровью, безобразные. Головы двух персидских беков и нескольких десятков юзбаши. Зарманд с минуту в ужасе смотрела на них, затем гневно топнула ногой:

— Враг, зачем ты пошел на нас?! — Ее крик пронесся над людской массой. — Зачем ты пришел? Разве мы приходим врагами в чужие земли?..

Она повернулась и направилась к сгрудившимся женщинам.

Сатеник плакала. Крики Зарманд, окровавленная одежда ее сына, отрубленные головы — все это потрясло жену спарапета.

— Невыносимо! — простонала она. — Хоть бы уж скорее это кончилось!

Агарон слез с коня и, не слушаясь матери, отталкивая людей, направился к отцу. Оставалось всего несколько шагов, когда он встретился глазами с угрожающим отцовским взглядом, пригвоздившим его к месту. Понурив голову, обиженный Агарон вернулся обратно.

15

Гусаны — бродячие певцы.