Люди с рюкзаками

Пассивная агрессия виднелась в семьях настолько щемяще знакомо, что хотелось отвернуться. Во всех печальных глазах миленьких 25-летних девушек, что шли по проспектам, набережным и паркам с одинаковым выражением лица – глядящим в никуда, побитым, терпеливо выжидающим в стыде, пока их мужчина перестанет учить их жизни прямо на улице, указывать им что делать, напирать, доказывать, пудрить мозги, пересказывать статьи с передовыми идеями, объяснять основы жизни и правила выживания в этом мире. Или просто практически дословно пересказывать очередные 5 часов бесполезного серфинга в Интернете.

Это было так типично, так эталонно, и их было так много – токсичных пар, где женщина постоянно, часами, день за днем, выслушивала лозунги, умные мысли, гениальные выводы и манифесты мужчины, который с утра до вечера сидел в интернете и даже не был ни сформировавшейся личностью, ни самодостаточной единицей общества – что становилось не по себе. До такой степени, что было сначала грустно, потом отвратительно, а потом – опять становилось страшно, как в былые.

В таких «семьях» нервозность и стресс, которые были всем уже почти привычны, переходили в нервные срывы и панические атаки. В балийских бунгало, в стамбульских апартаментах и на черногорских виллах они переживались тихо. Упоминать о них было потом не принято. Об этом не говорили, как в принципе и всегда. Но теперь оторванные от всего мира жертвы обоих полов становились рабами принятых ими поспешных решений совместного переезда. В то же время десятки тысяч, оставшись на родине, вздохнули с облегчением, освободившись от подобных партнеров, которые уехали.

12

Новости не давали отвлечься, и многие отказывались от них, чтобы спрятаться от внешнего мира и притвориться, что их личность не имеет никакого отношения к их государству. Но получалось ненадолго. Как наркотик, они засасывали миллионы душ в водоворот происходящей драмы, без возможности отделить правду от вымысла, хороших от плохих, подлинную ситуацию от придуманной ради кликабельного заголовка.

Лежа на деревянной кровати, слушая пение экзотических птиц посреди ночи под маленький теплый тропический дождик в декабре, иногда можно было почувствовать – что жизнь, она вовсе не обязана быть такой серой и грязной, хлопотной, полной недовольства и критики. Что вот-вот и можно будет дотянуться рукой до чего-то другого, до иного мира, где работают другие законы, и можно будет просто жить.

Но все люди, практически все, игнорировали такие моменты, называли их бессонницей и опять садились за компьютер. И, отвергнув последний шанс вырваться из пузыря, они ставили новую судьбу на старые рельсы, хотя те уже давно проржавели и не могли увезти никуда ни один поезд.

Многие хотели вернуться. Они постоянно говорили об этом в пляжных барах, коворкингах и хостелах по всему миру. Они постоянно думали об этом. Хотя у них и были моменты прозрений, моменты упадка, моменты слабости и моменты силы, как правило, тяготы индивидуальной ответственности за свою жизнь были слишком тяжелы.

Некоторые семьи новости заставали уже где-то далеко, за границей. И их осознание этой отрезанной пуповины, пошатнувшегося собственного положения – понятного ранее и столь смутного теперь, заставляло их так же, как и всех остальных, принимать необдуманные решения, которые меняли судьбы – хотя это, по большому счету, была даже не их битва. Они уже отказались как от привилегий, так и от последствий, но масштабность происходящего довлела и над ними. Они активно выбирали сторону. И не всегда она была правильной.

13

Все делились кейсами, которые ничего не значили, кроме просто проделанной работы, или были полны вранья и искренних заблуждений. Все делились идеями о том, как построить новую жизнь – и большинство создателей этих идей действительно верили, что изобрели новую удаленную профессию, открыли новую нишу, вовремя ее захватили, нашли новые пути импорта или экспорта и вот-вот станут миллионерами. Что покорят тот город, в который они приехали. Даже если морально (по вине зачастую своей) и психологически (адекватно по чужой) находились где-то на его дне.

Они растрачивали бабушкины квартиры, собственные сбережения и автомобили, жили за счет своих родителей-пенсионеров (или пред-пенсионеров) и считали это совершенно нормальным. Вынужденным. А не логичным следствием принятых ими решений. Наглядным показателем качеств их характера.

Семейное состояние, что накапливалось десятилетиями упорного честного труда на заводах, в шахтах и цехах, они отдавали за несколько лет дорогостоящей аренды на морских курортах и на период адаптации к собственной самостоятельности, которая все никак не начиналась. Родители постоянно отсылали им деньги в том возрасте, когда они сами уже должны были помогать родителям. Но если кто-то из старших начинал с ними об этом разговор, они просто бросали трубку.

Они были женаты на студенческих подругах, к которым ничего на самом деле не чувствовали и понятия не имели, что такое настоящие страсть и любовь. Отчасти поэтому они не заводили детей. А еще потому, что были жадными до путешествий и гаджетов, а подгузники считали напрасной тратой денег.

Они никак не могли ощутить настоящей преданности, постоянства, кротости, лояльности любви – считали это фикцией и правда верили в то, что секс и страсть со временем имеют тенденцию без причины ослабевать. Многие в этом поколении в принципе не считали секс чем-то важным, но только потому, что на самом деле никогда не занимались им по любви.

ВЦИОМ провел опрос, который показал, что 87% молодых людей обоих полов в возрасте от 18 до 34 лет уверены в том, что родители обязаны частично оплатить им первую недвижимость. 56% считает, что родители должны оплатить им минимум 50% недвижимости. 31% считает, что достаточно всего лишь первоначального взноса по ипотеке.

И эти же дети, называющие старшее поколение погрязшим в неправильной идеологии, берут колоссальные суммы, чтобы жить в комфорте, паразитируя на былом величии собственного рода, а еще чаще – советской щедрости. И эти же дети считают себя взрослыми. И эти же дети считают, что борются за свободу. Свободу оставаться детьми в 30.

14

Города-убежища, наводненные тысячами мужчин, женщин и их маленьких детей, никогда не могли дать им то, что они навсегда потеряли. Маленькие студии сметались за 12 часов, хостелы, где всегда найдётся тот, кто просит у всех деньги взаймы, были переполнены, а зимняя аренда, воспринимаемая новоприбывшими как годовая, ловила в свои сети, обещая новый коллапс жизни в апреле-мае.

Апарты были оккупированы. Их дети играли прямо в коридорах, на пыльных улицах, в грязи, без возможности выйти во двор или парк, потому что урбанистичная застройка их нового дома отличалась от привычной. Все это было настолько ретро, что даже казалось по-своему нормальным. Но для здешних это было похоже на старый-добрый социально-экономический кризис. И не важно, что на этих детях были Nike, они явно жили неблагополучно. Их выдавала надменность и глаза. Глаза, не доверяющие никому.

Большие и маленькие города сбрасывали неликвидную или слишком дорогую аренду на ничего не подозревающих новичков. Эмигранты обращались к другому государству за убежищем, но мало кто из них считал, что кто-то им в чем-то помог. Каждую победу, заключенный контракт и вид на жительство они принимали на свой счет, а каждое их поражение всегда было виной внешних антигуманных или хаотичных сил.

Были и те, кто был настолько благодарен, насколько благодарна женщина, думающая, что потеряла двоих детей в автокатастрофе, получая в одеяле от спасателей младшего – розовощекого и живого. Открытому сердцу их не было предела. Они благословляли всех и каждого (клерка, адвоката, риелтора и дворника, что указал путь к миграционному офису) как близкого родственника, так как они точно знали, что здесь обретают новую семью. Многие из таких становились верующими. Или, как минимум, начинали по-настоящему, первый раз в жизни верить в человечность.