Страница 19 из 50
— Мужайся, дорогая, — говорит мне Эдгар, еще раз сжимая мою руку, прежде чем удалиться. Я слышу громкий смех и вижу красивую пожилую женщину, практически бегущую к Эдгару. Он заключает ее в объятия и притягивает к себе для, должно быть, самого романтичного поцелуя, который я когда-либо видела. Они привлекают взгляды большинства людей в терминале, но им абсолютно все равно. Эдгар показал мне фотографию своей жены в самолете, объяснив, что он переехал в Париж после встречи с ней. Он был в штатах по делам. Вы бы и не подумали, что он отсутствовал всего несколько дней.
Я хотела такой любви.
У меня была такая любовь. Вопрос в том, будет ли у меня это снова, пока не стало слишком поздно? Мысль поражает меня, как пуля в грудь. Девяносто дней. Смогу ли я воссоздать такую любовь за девяносто дней из обломков, которыми были мои отношения с Логаном, Куэйдом и Картером? Я не была уверена. Но этот поцелуй, который я только что увидела, определенно вселил в меня надежду.
Я добираюсь до отеля с рекордной скоростью. Я забронировала Four Seasons, потому что, повторяю, это мои последние три месяца, так что я вполне могу насладиться этим. Поездка пролетела незаметно, было на что посмотреть, и я чувствую себя менее больной и более бодрой. В этом городе есть энергия, которую я никогда раньше не ощущала.
Отель также самый красивый из всех, что я видела, и у меня отвисает челюсть, когда я вхожу в вестибюль. Я ловлю себя на мысли о том, как мыслят люди в целом. Мы копим и откладываем на пенсию, до которой доживем только в том случае, если нам необычайно повезет. Сколько жизни мы упускаем, перестраховываясь ради будущего, которого нам не обещают? Я смеюсь над собой. Я никогда не была склонна к самоанализу, но, думаю, смерть изменила это.
Я захожу в свою комнату и сразу же принимаюсь за работу, готовясь.
Я достаю длинное красное платье. Оно слишком нарядное для простой прогулки по городу, но этот момент кажется мне самым важным моментом в моей жизни. Моя мама привыкла называть свою одежду на день своей броней. И, стоя здесь, глядя на себя в красном платье, когда я тщательно наношу красную помаду, я наконец понимаю это. Я готовлю себя к битве, потому что если кто-нибудь когда-нибудь по-настоящему был влюблен, то он знает, что это и есть битва до конца.
Пришло время. И я плыву через вестибюль, привлекая пристальные взгляды, пока направляюсь к своему такси. Я как в тумане, ничего толком не вижу, пока мы направляемся ко входу на Эйфелеву башню. Солнце начинает садиться, как я и представляла, и огни башни мигают почти в ту же секунду, как я выхожу из машины. Это похоже на волшебство, за исключением того, что я смотрю вокруг и не вижу их.
Я оцепенело подхожу к месту, которое искала и о котором точно писала в письме. Я стою там в своем красном платье, ветер развевает мои волосы, и я пытаюсь быть храброй и не плакать. Как будто все эмоции, которые я когда-либо испытывала, решили одновременно безудержно пробежать по моему телу. У меня дрожат руки.
Я поворачиваюсь и смотрю на башню, задаваясь вопросом, как мне пережить этот момент полного разочарования. Потому что, честно говоря, это хуже, чем умереть, и затем я чувствую руку на своей талии, поворачиваюсь, и там стоит Логан, и он опускает свой рот к моему и дает мне все, в чем я никогда не подозревала, что нуждаюсь, и еще немного.
В этот момент я понимаю, что наша история любви на самом деле никогда не заканчивалась так, как я думала, потому что я люблю его, может быть, даже больше, чем раньше.
И я скучала по нему. И его поцелуй немного похож на надежду и очень похож на искупление. Я целую его, и мы погружаемся в забвение.
И я даже не помню, чтобы беспокоилась о том, что произойдет дальше.
ЛОГАН
Я опаздываю. Из-за шторма вылет задержался на час, и я даже подумываю о том, чтобы врезать водителю такси, если он не начнет ехать быстрее. У меня нет возможности связаться с Валентиной здесь, если я пропущу свое окно. Все, что у меня есть, это ее обратный адрес на этом конверте, и что мне с ним делать, сидеть на пороге ее дома и ждать, когда она вернется из европейского отпуска, о котором она говорила?
Да, на самом деле, это звучит как то, что я бы хотел сделать.
Я потираю грудь, кажется, в тысячный раз с тех пор, как получил ее гребаное письмо. Я забыл, на что похоже чувство чего-то… чего угодно на самом деле, но эта тревожная боль в моей груди, суровое напоминание обо всех других чувствах, без которых я жил так долго.
Такси наконец-то доставляет нас к Эйфелевой башне, и внезапно я застываю на своем сиденье, не уверенный, что смогу выйти. Проходит несколько минут, и водитель бормочет что-то по-французски, очень похожее на мудак. На этой ноте я расправляю плечи и выхожу из машины.
Башня светится передо мной, как какой-то гребаный фильм, тот самый, из тех романтических комедий, которые Валентина всегда хотела, чтобы я посмотрел, когда мы росли. Я иду, ищу ее, гадая, выглядит ли она так же. Десять лет, долгий срок.
Узнает ли она меня? Узнаю ли я ее?
Здесь многолюдно, я уверен, что эта часть города никогда по-настоящему не засыпает. Внезапно я вижу ее. Она стоит там в красном платье, как будто собирается на какой-то модный, блядь, бал. Она смотрит в другую сторону, и я позволяю себе на мгновение осознать это.
Это тот самый момент, когда я снова вижу любовь всей моей жизни.
Я был так чертовски зол на нее в течение многих лет. Я думал, что ненавижу ее. Но это чувство, которое я испытываю прямо сейчас, гораздо меньше похоже на ненависть, а гораздо больше на любовь. Или, может быть, действительно одержимость.
Любовь просто не кажется достаточно сильной.
Она — все, что я вижу.
Она — все, что я хочу видеть. Во веки веков.
Чем я занимался все эти годы, когда она существовала где-то в мире?
Я целеустремленно шагаю к ней, едва замечая, когда кто-то сильно ударяет меня по плечу, проходя мимо меня. Она по-прежнему отвернута от меня, ее плечи уныло опущены, я уверен, потому что я опаздываю.
Сначала меня поражает ее аромат, это идеальное сочетание клубники и сливок, которого, кажется, нет ни у кого другого в мире. Это мой самый любимый аромат в мире, и это еще одна вещь, без которой я удивляюсь, как я так долго жил.
Я делаю вдох прямо перед тем, как протянуть руку, мои руки дрожат от мысли прикоснуться к ней после стольких лет. Мой мозг на мгновение перестает соображать, когда я, наконец, касаюсь ее талии, и я ловлю себя на том, что кружу ее, и я не могу удержаться, чтобы не приблизить свой рот к ее.
Я издаю тихий стон, когда наши губы встречаются. Как будто все разбитые кусочки моей души внезапно встают на свои места, и в этот момент я наконец-то цел. То, чего я не чувствовал с того дня, как она ушла.
Я забыл, на что похож настоящий поцелуй.
Поцелуй Валентины, это то, на что похоже совершенство. Страстный. Она целуется от всей души. Каждый поцелуй, это событие, воспоминание, сокровище.
Ее губы так чертовски хороши. Она это все.
ВАЛЕНТИНА
Я ощущаю его знакомый вкус, выгибаюсь навстречу его поцелую, как будто мне никогда не будет достаточно. Он сжимает мою поясницу, притягивая меня за изгиб к своему телу, заставляя меня отклониться назад. Он рычит в мой открытый рот, пожирая меня.
Годы, которые мы потеряли, просто исчезают, и есть только я и он.
Чары разрушаются, когда прямо за спиной Логана кто-то прочищает горло. Мои глаза распахиваются и расширяются, когда я вижу Картера и Куэйда, стоящих там, со смесью агонии и похоти на их лицах при виде сцены, которую разыгрываем мы с Логаном. Я неохотно отстраняюсь от Логана, который издает тихий звук недовольства, когда наши губы отрываются друг от друга.
— Картер. Куэйд. — Говорю я, затаив дыхание. Честно говоря, это странное чувство, когда я могла полностью погрузиться в Логана, но все еще отчаянно хотеть Куэйда и Картера, всем своим существом.