Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 63 из 81

На минуту я умолк, затем кивнул.

– А как насчет непрерывности души?..

– А, вы про то, что мертвецами становятся живые люди? Непрерывности нет. Мертвецы только выглядят живыми. Это тоже заслуга Икс. Федоров зря надеялся: ускользнув, душа человека обратно не возвращается. Всякая индивидуальность между разными представителями homo sapiens истребляется в момент смерти. Остается Икс, который регулировал большую часть функций, но и он в значительной мере затормаживает жизнедеятельность после смерти организма. Память и чувства в этот момент рассеиваются. Не остается ничего.

То Самое возвел руки к потолку.

– Касаемо вопроса мистера Барнаби. Вам уже доводилось видеть людей, в которых верх одержала определенная фракция. Умертвия. Они появились в ходе эксперимента. Я хотел посмотреть, что будет, если верх одержит одна из групп. Человеческое сознание складывается из противоборства разных частей Икс. Если угодно, из их войны. Их многообразие образует мышление. А приход к власти единой фракции породил безвольных болванчиков. Человек полон противоречий, но в этом вся его суть. Столкновение воль и мнений приводит к конфликту, но вместе с тем – и к прогрессу. Многие люди ощущали это на себе. Николай Кузанский восхвалял «мудрое незнание», Монтень писал, что познание заканчивается убеждением в вездесущей природе незнания и неуверенности. Агриппа Неттесгеймский все силы отдал на то, чтобы доказать тщету наук, Эразм Роттердамский воспел похвалу глупости, а в глазах Себастьяна Бранта весь мир был кораблем дураков. Мы впадаем в противоречия не потому, что хотим пойти против принципов мироздания. А потому, что в этом тот самый принцип и заключается. А порядок бытия люди придумали себе постфактум, чтобы как-то справиться с этим противоречием.

Он вскинул подбородок и ждал, что мы ответим.

Мертвечиха из подземелий Бомбейского замка. Солдат, которого я анатомировал в Хайберском проходе. Дмитрий. Алеша. Трупы за стеклом в «Осато». Мертвецы, с которыми Барнаби и Ямадзава бились на равных. Перед моим мысленным взором проплывали пустые лица… людей, которым в голову вписали смерть.

– Не убедил, – пожал плечами Барнаби.

То Самое, покачивая пустым бокалом, ответил:

– Ну что ж… Думаю, нам следует задаться таким вопросом: что такого, если кто-то искусственно омертвит всех людей? Что такого, если все прекрасное и величественное, что создал человек, разом исчезнет с лица земли, а одновременно и всякая способность воспринимать и ценить красоту? Может, это просто новое лицо человеческого прогресса? Как бы то ни было, пока на планете много людей, не иссякнет и несправедливость. Чем больше растет наука, тем проще и быстрее начинается кровопролитие. Прогресс опережает мысль, и договариваться скоро будет уже поздно. Наступит время, когда люди с утра будут слушать Баха, днем рыдать над Гете, а вечером без сомнений вырезать ни в чем не повинных.

Я хотел было возразить, но То Самое еще не закончил:

– Власть имущие с древних пор негодуют на глупый народ. Вы когда-нибудь задумывались, на что гневается монарх, глава просвещенного абсолютизма? Его подданные не видят общей картины, постоянно придираются к словам, не пытаются даже вдуматься в истинный смысл его речей, а сами активнее всего ратуют за дурные законы, которые принесут им большие несчастья. Прискорбнейшее зрелище. И вот, однако, те самые деятели, убежденные в своей просвещенности, вдруг замечают, что их идеалы о разумном – всего лишь мимолетная мечта, над которой посмеются потомки. У интеллекта есть вполне очевидная грань. Что же получается? Что свет Просвещения льется на бесплодную землю? Так, может, тогда стоит склониться в пользу мрака невежества? К чему просвещенному монарху вести свое стадо? Подобные желания от отчаяния закрадываются в мысли тех, кто играет во всемогущество. А не в том ли и одно из проявлений высшего счастья, что отчаяние истребляется? Нет его – нет и войны. Ведь без него угаснет и способность воевать. Человечество взглянет на обезглавленные тела без боли, но не забудет ли при этом, как улыбаться?

В полном молчании То Самое поставил бокал и проговорил:

– Наше поведение вплоть до последней клеточки определено законами природы. Высшая свобода – в полной предопределенности, в отсутствии выбора, а свобода воли – это прерогатива Господа. Вот только боги давным-давно вымерли и покрылись бактериями.

То Самое отсалютовал пустым бокалом в сторону Адали, а я воскликнул:

– Но можно же как-то усовершенствовать технологию! Вам же удалось спасти Омуру в Японии.

На мгновение он задумался, о чем-то вспоминая.





– Ну конечно, к этому стоит стремиться. С помощью АВМ люди могут научиться контролировать Икс и обрести свободу воли. Ту, которой пока не ведали, и не понимают, что лишены ее. Хотя мне это кажется чрезвычайно сомнительной затеей. Что касается Омуры, я омертвил его экспансионистов и продлил министру жизнь, отрегулировав соотношение других фракций. На первый взгляд, это даже перспективно. Впрочем, я знаю достаточно, чтобы сразу отбросить подобную идею. Она вроде игрушечной морковки, привязанной перед носом у лошади. Вы же не предлагаете мне мучить несчастное животное, зная, что морковка поддельная?

Батлер усмехнулся, и Чудовище вместе с ним.

– Наш с вами разговор несколько беспредметен. Судьбу человечества нельзя предопределить в таком узком кругу.

– Неужели? – засмеялся американский агент, отталкиваясь от стены. – Короче говоря, если ничего не сделать с этими самыми экспансионистами, которые отвечают за омерщвление, то лет через тридцать-сорок все живые станут умертвиями?

То Самое кивнул:

– Они сродни злокачественной опухоли. Не знаю, десятки лет на это уйдут или годы, но очевидно, что Икс, прошедший омерщвление, очень живуч. Без этого он не выживет ни в погибшем организме, ни во внешней среде, если только не обеспечить ему особую среду, однако экспансионисты на это способны. Они заразны. Хотя огонь и определенные препараты их ослабляют. Внедритель просто делает их бессмертными и передает команды. А затем уже элемент Икс перемещается свободно. В отдельно взятом организме он может задавить остальные фракции числом, и тогда даже Внедритель ему не понадобится. В таком случае до общечеловеческого загрязнения останется один шаг.

– Но если мы и так уже оказались в одной среде с бессмертным Икс, то почему до сих пор не стали умертвиями? – спросил Батлер, но наш собеседник покачал головой.

– У всякой экосистемы есть запас прочности на случай внешних вторжений. Представьте себе иммунную систему человека: она пресекает любые попытки вмешательства в организм. Экспансионистов в системе сознания меньшинство. Поэтому даже омертвленными они проигрывают отбор. Власть над трупом им удается захватить только потому, что соперников на эту роль не остается. Но разумеется, последовательные вторжения расшатают экосистему. Уже догадываетесь? Припомните группировку, которая учиняет разрушения без видимого идейного центра и системы!

– «Спектры»…

То Самое смежил веки в знак согласия.

– Я думаю, бессмертный Икс уже приступил к преображению живых. Он их заражает. Экспансионисты проходят омерщвление, проникают в разум живых и меняют экосистему. Если позволите, добавлю, что по меньшей мере некоторые из все растущего числа инцидентов с мертвецами произошли потому, что привнесенный Икс в головах мертвецов вступил в противоречие с некрограммами.

Батлер спросил:

– Вы говорите, что мертвецы работают за счет обессмерченного Икс, так?

Чудовище кивнул со скучающим видом.

– Получается, если в живых попадает этот самый бессмертный Икс, то со временем сразу после смерти покойники начнут восставать из могилы?

– Разумеется. Хотя, конечно, пройдет много времени, прежде чем в экосистему вторгнется достаточная их концентрация. Но самопроизвольное воскрешение – это лишь первый шаг. Второй – это когда подобное начнет происходить с живыми людьми. Экспансионисты выкрасят волю человека в единый цвет.