В лагере Робинзонов

И Хамит снова зажег фонарик.

— Погаси,— шепотом сказал я,— в темноте он не найдет нас.

— Да он и не двигается,— сказал Хамит, продолжая рассматривать «зверя».— Пойду поближе посмотрю, что это такое.

И он пошел. Сделает шаг и обернется. Еще шаг и опять обернется. Но все-таки он шел. Мне стало стыдно. Я встал и пошел за ним. Пропадать, так уж вместе!

Но пропадать не пришлось. Оказалось, что это большой черный камень, влажный от росы. А то, что я принял за оскал белых зубов, оказалось белыми кристаллами. Только и всего.

— Эх, аппарат бы сюда и вспышку,— размечтался Хамит.— Вот бы снимочек получился...

— Слушай, Хамит,— сказал я,— если выберемся, давай приведем сюда ребят? Ладно?

— Конечно приведем,— согласился Хамит.— Дорогу мы теперь знаем.

— И «Зоркий» возьмем. Бумагу, карандаши...

— А главное, хлеба побольше.

— И колбасы, и молока целый бидон, и яиц, и огурцов, и мяса, и яблок...

— Замолчи ты,— оборвал меня Хамит.— И без того в животе волки воют.

— Ты же сам начал,— сказал я и замолчал.

6.

Есть мне тоже, конечно, хотелось, но не так мучительно, как прежде. А вот пить... Язык стал большим и противным, как старая варежка. Во рту высохло, как будто наелся вареной картошки без масла. Глоток бы воды!

А еще лучше оказаться бы сейчас у Семи родников... Лег бы там на травку и пил бы из одного родника, из другого... Пил бы до тех пор, пока от холодной воды не начало ломить зубы. Ох, и вкусная же вода в этих родниках!

Я закрыл глаза. Хотел представить светлый день, голубое небо, зеленую травку, серебряные озерки воды... Но ничего у меня не вышло. Сколько ни закрывал глаза — ни одного светлого пятнышка. Только черные камни, сталактитовый лес...

«Ладно,— решил я,— глаза не обманешь. Попаду еще и к семи родникам. Конечно, красиво там, но пока хватит нам и подземной красоты. Тут ведь тоже такое мы видели, что на всю жизнь хватит вспоминать».

Я зажег фонарик и посмотрел на Хамита. Он уселся на страшную лапу «Владыки Тьмы» и куском камня бил его по зубам.

— Зачем? — спросил я.

— Да вот зубы у него хочу выбить. Возьмем с собой, дяде Кадыру покажем...

И вдруг, как в цветном кино, встали передо мной Семь родников. И мальчишки ногами нарочно мутят воду, палками секут высокую траву...

Как интересно: когда хотел представить все это — ничего не вышло. А тут все само встало перед глазами.

И я как-то сразу понял, что нужно беречь красоту и там на земле, и тут под землей... Везде.

— Перестань,— крикнул я,— без зубов какой же он будет владыка? Приведем ребят и показать будет нечего.

— Пожалуй, ты прав,— согласился Хамит.— Да только уж больно красивые кристаллы у него во рту.

— Есть же у нас кристаллы. А мало тебе — поищи под ногами.

Хамит соскочил с ноги чудовища, нацелил фонарик вниз и ногами стал ворошить пыль. И, надо же, ему сразу повезло. Такой красивый камень выкопал из пыли, что просто загляденье! Белый-белый, с гладкими ровными гранями. Как будто самый лучший мастер его обтачивал.

Хамит посветил на него, камень заиграл сразу всеми цветами радуги и вдруг опять стал белым, как зубы у Фаузии.

Мне захотелось найти такой же камень и сделать из него брошку для Фаузии, или просто на ниточке повесить ей на шею. Вот бы здорово получилось...

Я вскочил и стал рыть ногами пыль. Она черными клубами поднималась все выше и выше. Но мне, как на зло, ничего не попадалось: только куски глины, обломки тусклых черных камней да еще какие-то ракушки, закрученные спиралью. Маленькие, чуть побольше пятака, тоже в общем-то красивые, но мне хотелось не ракушку найти, а белый кристалл.

— Позавидовал? — спросил Хамит.—Я отдам его в музей.

Очень мне хотелось сказать Хамиту, для чего мне кристалл нужен. Но я не сказал. Скажешь, а он подумает что-нибудь... Друг-то он друг, а подразнить тоже может.

— Ладно, пойдем,— сказал я, а про себя подумал, что брошку можно сделать и из тех кристаллов, которые лежали у меня в кармане. И из ракушки можно. Только бы выбраться отсюда. Сколько времени мы тут блуждаем?

Два раза мы спали. Значит, уже двое суток мы под землей? Кто знает. Часов у нас нет, солнце здесь не всходит и не заходит, дня не бывает. Одна бесконечная черная ночь.

И опять вспомнился дом. Сколько времени нас ищут? Мама плачет, конечно. И Фарида плачет. Думает, наверное, что могла бы и сама сходить за теленком. И мама тоже не может себе простить, что послала меня к Семи родникам. Думает: «Не хотел он идти, а я его насильно прогнала... На гибель послала сыночка...»

Я задумался и носом уткнулся в спину Хамиту.

— Осторожнее,— сказал Хамит и вдруг схватил меня за руку. Мы ясно услышали звук текущей воды. Значит, дошли все-таки!

— Ура! Сейчас напьемся! — крикнул я

Хамит обнял меня за плечи и сказал:

— Это подземная река. Слышишь? Где-нибудь выходит же она на землю. Значит и нам нужно идти по течению. Так и выйдем.

— Точно,—сказал я.— Река нас выведет.

Мы взялись за руки и побежали. Прямо на звук воды.

7.

Мы, мальчишки из Текэяра, больших рек никогда не видели. Видеть-то, впрочем, видели. И Енисей, бегущий среди гор, и Аму-Дарью с ее мутной водой, и Амазонку с крокодилами, и Голубой Нил. Мы и океаны видели, и белые айсберги, и громадные ревущие волны... Видели в кино и по телевизору.

А вот постоять на берегу большой настоящей реки, искупаться в проточной воде, половить рыбу, покататься на «Ракете» или на белом теплоходе — об этом мы только мечтали.

Когда в прошлом году дядя Кадыр рассказывал нам о реках Татарии, все наши мальчишки решили стать капитанами.

Мы с Хамитом, конечно, завидовали мальчишкам, выросшим на берегах больших рек. Говорят, там у всех мальчишек есть настоящие моторки. Захотят и поедут на рыбалку. Наловят щук и сазанов. Для них ничего не стоит за полчаса наловить целое ведро рыбы.

А мы, бывало, с утра до ночи сидим на берегу Песчанки и если наловим десяток мальков в палец длиной, считаем, что у нас богатый улов. А теперь пусть попробуют мальчишки с большой реки задирать носы. Таких-то, как у них, рек тысячи на земле. И все их знают. А подземной реки никто из них никогда не видел, да скорее всего и не увидит. Разве что мы еще придем сюда, снимем свою реку на пленку и покажем в кино...

В неярком свете фонариков видны темная, как нефть, неторопливо бегущая вода, низкий берег, усыпанный галькой и черной глиной. Ни травы, ни камышей. Неизвестно — глубокая эта река или мелкая. Даже палки нет у нас, чтобы измерить глубину. Вода холодная. Даже стоя на берегу, мы чувствовали этот холод.

Чтобы потеплее было, мы тесно прижались друг к другу. Потом, черпая воду горстями, стали пить.

— Хорошая вода, вкусная.— сказал Хамит.— Не хуже, чем в Голубом озере.

— Слушай, Хамит,— испугался я,— а вдруг она не на землю течет, а прямо на дно нашего озера. Тогда как?

— Плохо тогда.

— А если нырнуть, а там, в озере, выплыть?

— Как пушкинские черти, что ли? Так ведь Балды- то нет, чтобы нас встретить. Был один Балда в Текэяре, да и тот под землей теперь.

— Это ты о ком?

— О тебе, о ком же еще.

— Сам ты Балда. Выбираться-то нужно как-то. Не назад же возвращаться. А хоть бы и вернулись, все равно не подняться нам.

— Вот если бы акваланги,— вздохнул Хамит.

— Если бы да кабы... Нет у нас аквалангов. Подожди, а ведь ныряют же без аквалангов искатели жемчуга? Я читал где-то, что по три минуты они остаются под водой, и даже больше. Трех-то минут хватит, чтобы вынырнуть?

— Трех-то минут хватит, только мы по три минуты не выдержим.

— А давай попробуем.

— Давай. Только как мы время узнаем?

— Проще простого. И...раз, и..два, и...три. На каждый счет по секунде.

— Ну, давай, считай.

Хамит закрыл рот, защемил пальцами нос, а я стал считать: