В лагере Робинзонов

5.

Я проснулся от холода. Особенно холодно было спине. Пошарил руками в темноте и понял, что Хамита рядом нет. «Наверное,— подумал я,— во сне он откатился в сторону».

Я зажег фонарик, посветил кругом — нет Хамита. И тогда мне стало страшно. Я решил, что Хамит проснулся раньше, пошел искать дорогу и заблудился. Или провалился в яму. А я тут остался один и теперь-го обязательно пропаду.

— Хамит! — закричал я изо всей силы.

Голос мой прокатился по подземелью, и вдруг где-то посыпались камни. Может быть их мой голос потревожил? Такое, я читал, бывает в горах.

Камни сыпались где-то вдалеке. Грохот, похожий на тихий гром, умолк не сразу. Потом запахло пылью. От пыли защекотало в носу. Я чихнул, потом еще раз чихнул и закричал еще громче:

— Хамит, Хамит!

Никто не ответил мне. Я заплакал.

И вдруг прямо надо мной раздался голос Хамита;

— Шаукат, Шаукат, что с тобой? Успокойся. Ты что, с ума сошел? — Хамит хлопнул меня по спине ладонью.

Только тогда я пришел в себя. Все еще глотая слезы, я сказал с обидой;

— Бросил меня, а теперь еще и дерешься.

— А зачем ты орешь, как ишак? Ничего кроме своею прекрасною голоса слышать не хочешь. Я тебя звал, звал. Да вот, пришлось возвращаться. Ну, пошли.

— Куда?

— Вперед. Там я нашел проход.

Мы прошли совсем немного по узкому коридору и увидели, что проход, который нашел Хамит, завален грудой камней. Над нею еще стояла пыль. Камни наглухо закрыли проход.

— Что же теперь делать? А, Хамит? — спросил я.

— Придется разбирать этот завал,— ответил он и направил кверху лучик фонарика.— Только бы опять камни не посыпались.

— Да разве мы справимся? У нас даже лопаты нет.

— А не справимся, значит здесь и останемся. Надо справиться.

— А если назад пойти?

— Хочешь, иди,— сказал Хамит, подумав, и принялся разгребать камни и глину.

Потом он обернулся ко мне и проворчал сердито:

— Ну, что стоишь, как барин? Давай, помогай. А не хочешь, топай назад. Я держать не буду.

— Это же все равно что иглой колодец рыть,— сказал я,— мы тут целый год прокопаемся.

— А не разгребем — навек останемся,— ответил Хамит и снова принялся копать.

Пришлось и мне взяться за дело. Сначала я не больно охотно ворочал камни, но потом вошел во вкус, и дело пошло веселее. Я уже и забыл, что совсем недавно дрожал от холода. Работа разогрела меня, да так, что рубашка стала влажной, и на лбу выступил пот. А во рту зато пересохло от пыли. Хотелось пить. Но я копал, не сдавался.

И тут я подумал о том, как шахтеры работают под землей. Впрочем, теперь-то главное за них делают машины. А шахтеры ими только управляют. Это я по телевизору видел. А вот в старину, в царское время, шахтеры работали как мы. Это я видел в кино. Лежит человек в темном забое, рубит уголь кайлом. Все черно вокруг, и сам он черный. Только у нас нет никаких орудий.

Мы тоже, наверно, почернели здесь от этой пыли. Я зажег фонарик и глянул на Хамита. Глянул и не смог удержаться, захохотал.

— Ты что? — удивился Хамит.

— Ничего,— сказал я.— Уж больно ты красивый стал, на черта похож.

Хамит тоже посветил мне в лицо.

— И ты на шайтана похож. Тоже красавец.

— А мне все равно,— сказал я,— кроме тебя все равно меня здесь никто не видит.

— А меня кто видит?

— Ладно, берись за этот конец,—сказал я,— здоровенный камень попался. Я хоть и шайтан, а один не справлюсь.

Мы кое-как отвалили большой камень и увидели проход. Узкий, как барсучий лаз.

Хамит полез первым. Я за ним. Вылезли в новый зал и сели отдохнуть. Сил у нас совсем не осталось. Руки болели, пальцы были сбиты в кровь. Пить хотелось смертельно.

Мы сидели молча и тяжело дышали. Я подумал, что если попадется еще одна такая преграда, я сдамся. Пусть будет, что будет. А я не могу больше. Не могу! Я стал про себя прощаться с мамой, и с Фаридой, и с папой. И вдруг вспомнил, как папа мне рассказывал про войну. Там им потруднее нашего приходилось. А они все равно не сдавались, да еще и фашистов били, как бы трудно ни было. А у нас разве это трудности? Покопаться в камнях лишний час, ну, пусть не час, пусть хоть и целые сутки. Неужели не справимся? Неужели не вытерпим? Нужно вытерпеть. И вытерпим. Вот только бы глоточек воды. Тогда бы уж наверняка все вытерпели.

— Шаукат, ты пить хочешь? — спросил Хамит.

Я подумал, что он издевается надо мной.

— А ты? — спросил я.

— А я нашел воду.

— Когда?

— Пока ты спал.

— Где?

— Пойдем, увидишь.

— А что же ты раньше молчал?

— А что раньше времени тебя дразнить?

— А может и сейчас дразнишь?

— Нет, правда, нашел я воду. Пойдем.

Вот ведь как все устроено в жизни! Минуту назад мне казалось, что я и шагу больше не смогу ступить. А как услышал, что впереди вода, сразу и силы откуда-то нашлись. Я вскочил, пошел вперед, да так, что Хамит едва поспевал за мной.

Идем. Каждый раз, когда вспыхивает фонарик, я всматриваюсь в полутьму подземелья, хочу поскорее увидеть этот родник или лужу, уж не знаю, что там нашел Хамит. Да только не видно пока ни родника, ни лужи.

А вдруг Хамит нарочно сказал про воду? Увидел, что я совсем обессилел, и решил обманом заставить меня идти. Так я иногда обманываю теленка. Он, бывает, заупрямится, не хочет идти, а я покажу ему кусок хлеба, и он сразу бежит за мной как миленький.

Усталость расползлась по всему телу, и ноги будто чугуном налились, и холодно стало... Захотелось лечь и не двигаться больше.

— Ну, где же твоя вода? — спросил я уныло.

— Здесь где-то, близко,—сказал Хамит и остановился.—Да ты что, не веришь, что ли?

— Не верю.

— Ну тогда сиди пока здесь. Отдохни. Я один пойду поищу.

Очень мне хотелось согласиться, сесть здесь прямо в пыль, а еще лучше лечь. Но как подумал о том, что опять останусь один в темноте, под землей...

— Нет, нет, вместе пойдем. Только правду скажи, Хамит, ты придумал про воду?

— Да нет же, тут рядом где-то вода...

Он замолчал, прислушиваясь. И вдруг я услышал тихое, далекое, но ясное журчание воды.

Я побежал вперед. Хамит что-то крикнул вслед, я не расслышал. Да и не слушал я ничего, кроме этого тихого звука. Он с каждым шагом становился яснее. А может быть это я сам себя обманывал? Вот, кажется, уже ясно слышно, как бурлит подземный поток, налетая на что-то. Вот сейчас, сейчас я склонюсь над ним...

Вдруг нога моя провалилась в пустоту, и я кубарем полетел куда-то.

На этот раз катился я недолго и не ушибся даже. Только коленку ссадил немного. А испугался здорово — думал, что упал в пропасть.

Я сел, ощупал руки, ноги. Слышу, откуда-то сверху Хамит кричит:

— Цел? Не ушибся?

— Цел,— крикнул я в ответ.— Полный порядок. Осторожно спускайся, тут крутой откос.

— А то я не знаю! Я же кричал тебе. Куда ты понесся как угорелый?

Он зажег свет и стал осторожно спускаться. Зажег и я свой фонарик, хотел подсветить ему и вдруг увидел какое-то чудовище.

Зверь — не зверь, человек — не человек. Ростом с большого медведя, черный как ночь. На лбу глазища с кулак величиной. Пасть как лукошко и в ней белые как сахар зубы.

Я сжался весь и замер. Мне показалось, что если я хоть немножко пошевелюсь, это страшилище сразу бросится на меня. Сижу, дрожу как заяц.

— Ты что, язык проглотил? — спросил Хамит, садясь рядом со мной.

Я тихонько взял Хамита за руку, сжал покрепче и повернул его в ту сторону, где сидело чудище. Хамит посветил туда, но сразу же погасил фонарик и шепотом спросил:

— Кто это, Шаукат?

— Владыка Тьмы,— сказал я тоже шепотом.

— Иди-ка ты...— на этот раз громко сказал Хамит.—Такое только в сказках бывает.

— Ну, тогда медведь,— прошептал я.

— Сам ты медведь. Откуда ему здесь быть?

— А мы откуда? Провалился, как мы, а сюда пить пришел.

— Ну-ка, посмотрим.