Восстание

В этот момент он услышал чьи-то голоса.

«Грегор, что ли, вернулся?» — подумал Ентц, услышав визгливый голос Эрнестины Эмрих, которая, видимо, кого-то не пускала к нему на прием.

Внезапно дверь в кабинет бургомистра распахнулась, вошли пятеро американцев.

— Что вы желаете? — спросил Ентц.

У двери остались стоять двое солдат. Трое других (это были офицеры), не дожидаясь приглашения, сели и закурили. Один из офицеров протянул портсигар Ентцу, который покачал головой.

«Американцы, — подумал бургомистр. — Интересно, откуда они вдруг взялись? Нам нужно еще минимум двое суток, чтобы полностью укрепиться у власти, тогда мы были бы готовы…»

— Вы заняли ратушу? — спросил один из американцев, не вынимая изо рта сигарету.

— Разумеется, — ответил Ентц.

— Хорошо. Мы с этим согласны.

— Мы сделали несколько больше. Ждать мы не собираемся, — тихо объяснил американцам Ентц.

— Вы арестовали нацистов?

Ентц ничего не ответил на поставленный ему вопрос.

«Интересно, откуда им все стало известно? — думал бургомистр. — От Пляйша? Священник мог взять автомобиль и быстро добраться до американцев. Но куда же запропастился Грегор? А может, доктор Рюссель сам дал священнику свою машину? А может, и сам Рюссель вместе с Пляйшем подался к американцам? Бывший бургомистр города, глава его, и глава церкви пошли на переговоры с американцами…» — Ентц пробормотал ругательство, американцы не расслышали.

— Вы арестовали фашистов? — еще раз спросил американский офицер, но уже другим, более нетерпеливым тоном.

— Разумеется, арестовали, — с легкой дрожью в голосе ответил Ентц.

Часовые у двери явно скучали: подобную картину им приходилось видеть не впервые. Нечто похожее происходило на их глазах уже четыре раза. Двигаясь с запада они пересекли линию, которую охраняли, и попали на территорию района Вальденберга. В первом же селе они встретили бравого бургомистра, который доложил им:

— Я обеспечиваю в селе спокойствие и безопасность. Никаких происшествий не случилось!

— Вы были фашистом? — спросили его американцы.

На это бургомистр пожал плечами и ответил:

— А что оставалось делать?..

Затем американцы посетили села, власть в которых находилась в руках антифашистов. В тех селах был идеальный порядок.

Там американцы задавали те же самые вопросы. Потом им просто надоело ездить из села в село.

— Не думаете же вы, что мы должны позволить нацистам свободно разгуливать по городу? — неожиданно осмелел Ентц. — Или вы считаете, что мы должны снимать перед ними шляпу при встрече? И все за то, что они еще совсем недавно убивали нас? Или прикажете нам забыть те двенадцать лет, в течение которых они над нами измывались? Вас здесь тогда не было! Не хотите ли вы, чтобы мы еще раз попали под их пяту? Может, раскрыть настежь ворота тюрьмы и выпустить их всех на свободу?

— Этого не нужно делать.

— Вот видите!

— Но мы не желаем никаких революций! — заявил американец, видимо, старший этой группы.

Ентц по очереди посмотрел на офицеров. Положил правую руку на «Манифест» и сказал:

— Настало время нам, коммунистам, заявить о своих целях открыто и тем самым подчеркнуть реальность коммунизма… — Ентцу было приятно сказать эти слова американцам. Их неожиданное появление в городе и у него в кабинете сначала рассердило его, а потом несколько развеселило, когда он почувствовал, что они ничего не смогут с ним сделать. Они, конечно, могут приказывать, угрожать, запрещать, но отнять у коммунистов власть в городе они уже не в состоянии.

После небольшой паузы он продолжал:

— Антифашистские органы власти обсудят положение в городе и примут соответствующие решения с тем, чтобы жизнь граждан стабилизировалась. Мы заверяем, что никаких шагов, которые шли бы вразрез с решениями антигитлеровской коалиции, мы не предпримем.

Солдаты, стоявшие у двери, как-то странно заерзали. Они понимали, что их офицеры на сей раз встретились с человеком, к разговору с которым они явно не подготовлены.

Старший из американцев спросил:

— Вы коммунист?

— Да.

Американец задумчиво кивнул.

— Вот эти книги, что лежат у меня на столе, один товарищ хранил, несмотря на риск, у себя дома много лет. Короче говоря, он жертвовал своей жизнью ради этих нескольких книг.

Американец взял в руки одну книгу. Его удивляли эти немцы. Их невозможно было понять, хотя он великолепно владел их языком.

— Где вы содержите арестованных?

— В замке, в тюрьме.

— Мы едем туда!

Американцы так же неожиданно вышли из кабинета, как и появились в нем, разве что слишком быстро для победителей. Ентцу показалось, что они явно недовольны.

После ухода нежданных гостей Ентц позвонил Раубольду:

— К тебе едут гости, американцы. Я к тебе их не посылал. Смотри не наделай глупостей!

Георга снова мучили боли, и он не знал средства, которым можно было бы смягчить их. Он сделал несколько шагов по комнате, прислушиваясь к болям, которые становились все сильнее и сильнее, потом вернулся к своей коляске. Его так и подмывало сесть в нее и немного отдохнуть, но он пересилил себя и не поддался соблазну. Георг устал и не находил средства, чтобы отвлечь себя от проклятой болезни.

«Свое я сделал, — думал Георг. — Остальное довершат товарищи». Сделать нужно еще очень много из того, за что он и не брался, чувствуя, что не успеет закончить. «Партии нужна связь с антифашистскими организациями. Жителей города нужно спасти от голода. Интересно, куда делись солдаты, которые еще несколько дней назад были в городе? Ентц, видимо, кое-что знает, хотя я с ним об этом и не говорил. Нужно будет сказать ему, чтобы он особенно на меня не рассчитывал».

Георг все же сел в свою коляску и подъехал к окну, чтобы посмотреть, что происходит на улице. Он увидел людей, спешащих по своим делам.

Георг отъехал от окна. Какая досада, что он не может выйти на улицу погулять! Он сидел в коляске и щупал свои худые ноги. Ему вдруг захотелось умереть. Доктор Феллер не раз предсказывал ему близкую смерть. Но перед смертью Георгу хотелось еще раз увидеть Ентца, поговорить со своим лучшим другом, услышать от него рассказ, как встретили его русские, как они угощали его чаем. Он, Георг, побывал везде, где нуждались в его совете или помощи. Когда Георг встречал на улице человека, который бродил, ничего не делая, он говорил ему: «Почему ты бродишь бесцельно? Сделай что-нибудь полезное. Ты же сам видишь, что сейчас каждый человек нужен». Так он посылал на работу то одного, то другого. И сердце его родного города скоро начало биться громко и без перебоев.

Коляска Георга снова оказалась у окна, но на этот раз он уже не смотрел в него. Он закрыл глаза и задремал. Ему снился зеленый луг, залитый майским солнечным светом. Он слышал, как стучали в дверь, но ничего не ответил. Сквозь сон он видел, как дверь комнаты отворилась и кто-то вошел, однако он, как ни старался, рассмотреть вошедшего сквозь пелену сна не смог.

Георг испуганно вздрогнул, он все еще никак не мог полностью проснуться. Он хотел встать из коляски, но резкая боль сковала все тело. На какое-то мгновение он даже закрыл глаза от боли. Его затошнило. Комната поплыла перед глазами. Он откинулся на спинку кресла и поднял глаза к потолку. Но и потолок качался. Георг застонал.

Перед ним стояла женщина. Она провела рукой по лбу Георга. Заглянула ему в глаза и растерялась, не зная, что делать дальше.

Ее прохладная рука несколько успокоила Георга. Он задышал медленнее и спокойнее.

— Чем я могу вам помочь?

Георг с трудом покачал головой. Набрал в легкие побольше воздуха и спросил:

— Кто вы такая?

— Лисса Готенбодт.

Георг кивнул. Он слышал о ней, но раньше никогда не видел. Он задышал чаще, на лбу выступил пот. Георг закусил губы, чтобы не закричать от нового приступа боли.

Лисса подошла к водопроводному крану и, наполнив водой стакан, подала его Хайнике.