Афоризмы

Нельзя требовать от ученого, чтобы он и в обществе всегда держался как ученый; но вся его манера должна выдавать мыслителя. У него следует постоянно учиться. Характер его суждений, даже в мельчайших вещах, должен быть таков, чтобы можно было судить, каков будет результат, когда он использует эту силу спокойно и сосредоточенно в научных целях.

Он научился разыгрывать пару пьесок на метафизике.

В конце концов все сводится к вопросу: возникает ли мысль из движения или движение из мысли. Это — основной принцип религии и в то же время ответ на вопрос, что является первичной реальностью, сила движения или сила мысли; здесь и проходит граница между верой и атеизмом.

Мне всегда больно, когда умирают талантливые люди, потому что мир нуждается в них больше, чем небо.

В предисловии ко второму и третьему изданиям «Критики» Канта[111] встречается немало удивительного, о чем я уже нередко раздумывал, но об этом не говорил. Мы не обнаруживаем никаких причин в вещах, а замечаем лишь то, как они отражаются в нас. Куда мы ни взглянем — мы видим лишь себя.

Я уже давно предполагал: философия еще сама себя сожрет. Метафизика уже частично это сделала[112].

Здоровый аппетит наших предков превратился теперь, как видно, в не очень здоровый аппетит к чтению, и подобно тому, как прежде испанцы сбегались поглядеть на то, как немцы едят, так сегодня иностранцы приезжают к нам, чтобы посмотреть, как мы штудируем книги.

...Мы мыслим о жизненных явлениях не столь различно, как рассуждаем.

Его сад никуда не годился. Так как он верил в существование души у растений, то мне казалось, что, заботясь об их душе, он совершенно пренебрегал их телом. Они выглядели чахлыми и увядшими.

Каждая мысль, — если она самец, находит свою самку. Но идеи в его голове были, наверное, либо только самцами, либо только самками, ибо ни одна новая мысль у него никогда не рождалась.

В Германии много журналов, но, мне кажется, не хватает еще одного: «Элегантность и моды философии».

...Кто не понимает ничего, кроме химии, тот и ее понимает недостаточно.

...Просто невероятно, как сильно могут повредить правила, едва только наведешь во всем слишком строгий порядок.

Искусство делать людей недовольными своей судьбой в настоящее время широко распространено. О, если бы возвратились патриархальные времена, когда козы паслись рядом с голодными львами, а Каин спокойно проводил свой век в нежных объятиях брата Авеля (нужно бы откопать побольше разных милых историй о содомии, обмане из-за права первородства[113]); или если бы жизнь пошла, как на счастливом Таити, где за железный гвоздь можно получить то, что в Ганновере и Берлине равняется стоимости золотых табакерок и часов и где при абсолютном равенстве людей каждый имеет право пожирать своих врагов и быть ими сожранным.

Мир существует не для того, чтобы мы его познавали, а для того, чтобы мы воспитывали себя в нем[114]. Это идея Канта.

Мир по ту сторону шлифованных стекол[115] важней, чем по ту сторону океана, и, возможно, превзойден лишь миром по ту сторону могилы.

В половине 1791 года у меня зародилась мысль, которую я не могу еще хорошо передать. Здесь я укажу лишь немногое, а в дальнейшем буду вести наблюдение тщательней. Я испытываю крайнее недоверие ко всякому человеческому знанию, исключая математику, недоверие, почти переходящее в письменное «оскорбление действием».

И если меня еще что-то привязывает к физике, так это надежда открыть для человечества что-нибудь полезное. Мы обязаны искать объяснения и причины, потому что без этого стремления я не вижу иного средства действовать. Разумеется, кто-нибудь может охотиться неделями и ничего не подстрелить, но ясно также, что и дома он, безусловно, ничего не подстрелит, в то время, как в поле на его стороне вероятность, как бы мала она ни была. Мы должны, конечно, за что-то ухватиться. Но так ли обстоит дело, как ты себе представляешь? И вот я спрашиваю себя вновь: что называешь ты «быть таким», как ты представляешь себе? Твое убеждение, что нечто является именно таким, ведь уже что-то значит — а о прочем ты ничего не знаешь...

Не без основания смеются над попыткой того человека[116], который хотел отучить свою лошадь от корма. Она, к сожалению, околела именно в тот день, когда он уже твердо надеялся, что она, наконец, овладеет этим искусством. Когда стремишься поумнеть, подобное случается не только со швабами, но и со многими людьми.

Имеется ведь слово божие, указывающее, как лучше мыслить и более уверенно исследовать природу[117]. Лучший комментарий к нему — Novum organum[118] Бэкона.

Тот факт, что бог, — или что бы там ни было, — привлек человека к продолжению рода путем полового удовольствия, является, с точки зрения высоких принципов Канта, делом нравственно сомнительным[119].

No popery[120]! Долой любого папу! Чтобы там ни было! Пап достаточно повсюду.

Разве это уж такой редкий случай, когда философия лишает возможности философствовать?

Ах, если бы сказать что-нибудь действительно парадоксальное, над чем еще ни один человек не задумывался даже вскользь!

Почему я верю в это? Разве это достоверно?

Да, обо всем высказывать свое собственное мнение и добавлять к нему возможно больше нового! Без этого ничего не выйдет...

Следует стремиться увидеть в каждой вещи то, чего еще никто не видел, и над чем еще никто не думал.

Когда ты изучаешь какую-либо вещь и она станет хорошо известной тебе и знакомой во всех отношениях, следует пытаться сопоставить ее со всеми предметами, порой с самыми отдаленными, путем сравнений, аналогий, объяснений, а прочие вещи сопоставлять с ней.

111

...«Критики» Канта. Имеется в виду основное сочинение Канта «Критика чистого разума» (1781).

112

...философия еще сама себя сожрет. Метафизика уже частично это сделала. Метафизикой в прошлом называлась часть идеалистической философии, исследовавшая высшие начала всего сущего, недоступные чувственному, опытному познанию, например, понятия бога, субстанции, души и пр. Эти понятия исследовались чисто умозрительно. И уже Кант, видный исследователь идеалистической метафизики, в «Критике чистого разума» пришел к выводу о невозможности доказательства существования бога, души и нанес тем самым серьезный удар метафизике. Лихтенберг надеется, что успехи науки и материализма вызовут внутренний крах и всей идеалистической философии в целом.

113

...разных милых историй о содомии, обмане из-за права первородства — язвительные намеки на Библию. Города Содом и Гоморра были разрушены богом за то, что жители их отличались распутством («Бытие», гл. XVIII, XXI).

В книге «Бытия» (гл. XXV, стр. 27—34) рассказывается о том. как Иаков, сын Исаака, обманом отнял у своего голодного брата Исава право на первородство, а тем самым и на наследство.

114

...чтобы мы воспитывали себя в нем. Лихтенберг намекает на учение Канта о нравственности, изложенное им в «Критике практического разума» (1788) и в «Религии в пределах только разума» (1793). Опровергнув идею существования бога в «Критике чистого разума», Кант в двух других упомянутых сочинениях доказывал, что если теоретически существование бога и невозможно доказать, то практически он должен существовать, ибо вера в бога — гарантия нравственного поведения человека. В душу человека бог вложил великий нравственный закон («категорический императив»), согласно которому человек должен преодолевать свои чувственные побуждения и следовать нравственному долгу, поступать всегда так, как если бы принципы, которыми руководствуется человек, сделались обязательными для всего общества. Однако учение Канта о нравственности, хотя и было выражением прогрессивных устремлений немецкой буржуазии, страдало отвлеченностью, формальностью и было подвергнуто критике К. Марксом.

115

Мир по ту сторону шлифованных стекол... Имеется в виду телескоп. Лихтенберг занимался астрономией, и проблемы строения вселенной интересовали его постоянно.

116

Не без основания смеются над попыткой того человека... Имеется в виду немецкая народная сказка о придурковатых жителях Швабии (Вюртемберга).

117

...слово божие., указывающее, как лучше мыслить и более уверенно исследовать природу. Подобно другим немецким материалистам, Лихтенберг еще следует традиции, делает уступки идеализму и склонен считать, что слово — «дар божий». Однако он дан человеку не столько для того, чтобы доказывать бытие бога, сколько для того, «чтобы лучше мыслить и более уверенно исследовать природу», т. е. познавать ее материалистические законы. В этом изречении чувствуется влияние деизма Локка, Вольтера, которые еще полагали, что способность мышления и ощущения заложены в материю богом.

118

Novum organum (лат.) — «Новый органон». Френсис Бэкон (1561—1626) — английский материалист эпохи Возрождения, основное сочинение которого «Новый органон» (1620). Бэкон усматривал единственный путь к знанию в чувственном опыте.

119

...является с точки зрения высоких принципов Канта делом нравственно сомнительным. Согласно нравственному учению Канта человек должен подчинять свои чувственные влечения нравственному закону. Этика Канта является отвлеченной, глубоко формальной. Поэтому чувственные влечения, по Канту, легальны, т. е. допустимы, но не вполне моральны. Лихтенберг, сторонник этики французских энциклопедистов (особенно учения Гельвеция), выступает против насилия над естественными человеческими влечениями и потребностями.

120

Долой папство! (англ.).