Страница 8 из 97
Подпоручик Велев вышагивал по безлюдному плацу и неожиданно остановился, засмотревшись на верхушки тополей, через которые пробивались солнечные лучи. Потом, сделав еще шагов двадцать, он подошел к артиллерийскому парку. Место каждого орудия было очерчено белыми линиями. У него сжалось сердце и замерло так, как замерли дула стоявших перед ним орудий.
Часовой на посту внимательно следил за подпоручиком, а тот не мог глаз оторвать от тех четырех орудий, от которых были украдены замки. Подобные орудия без замков он видел в Плевене. Груда железа, напоминавшая о бурных временах. О чем же будут напоминать эти обезображенные орудия его батареи? О завершении не начатой еще карьеры или?..
Как всегда, подпоручик Велев попытался все рассчитать.
«А если это какая-то нелепая шутка? — И вдруг это предположение почему-то превратилось в уверенность. — Неужели отец мог опуститься до этого? Он хочет меня сломать, заставить отказаться от моего решения. Если я уеду, Жасмина тоже уедет со мной! Но если бы он не только изуродовал орудия, но и публично отказался от меня, родного сына, я и тогда бы не уступил. Я сильный человек. Плевать я хотел на их комбинации. Они во главе с моим отцом ведут недостойную игру. Ну ладно! Принимаю вызов. Посмотрим, кто кого...»
— Господин подпоручик, сюда вход запрещен, — послышался голос часового, и Велев только тогда заметил, что переступил через белую линию.
— Это случилось прошлой ночью? — спросил он, чтобы как-то выйти из неловкого положения.
— Вечером, когда солдаты пошли ужинать. И часовой, что тогда стоял здесь, сбежал вместе с ними.
— Их трое? — Венцемир расспрашивал так, словно впервые слышал эту историю.
— Так говорят, — неохотно ответил солдат.
— Сбежали? И куда же?
— Не могу знать, господин подпоручик. Это их дело. — Солдат уже жалел, что поддержал разговор. Того и гляди, завтра все еще больше осложнится и его впутают в это дело. Тогда попробуй выйти сухим из воды.
Подпоручик Велев еще немного постоял неподалеку от входа в парк, забыв и о солдате, и о том страхе, который испытал, когда ему сообщили, что беглецы были солдатами его батареи. Ему нужно было прийти сюда, чтобы убедиться в достоверности полученных им сведений.
«Да, они солдаты моей батареи, но в то же время они солдаты того полка, которым командует мой отец. Трагическое переходит в комическое».
Велев вызвал дежурного по конюшне и приказал оседлать коня. Ему вдруг стало весело, и он решил, пока приготовят лошадь, немного прогуляться, но, заметив, что у колонки под струей воды плещется Граменов, остановился. Ему показались смешными и обстановка, и спектакль, устроенный этим здоровяком в офицерском кителе.
«Типичный мужик... Жасмина и этот грубиян? Ну и времена!.. — усмехнулся он, испытывая сожаление, смешанное со снисхождением к этим людям.
Велико подставил грудь под струю воды, потом вытащил носовой платок и начал вытираться с тем же неистовством, с каким только что умывался. Причесываясь, он заметил подпоручика и издали крикнул ему:
— Велев, подождите!
«Тоже переживает. Все переживают, а батарея-то — моя. Каждый проявляет озабоченность, чтобы выйти из игры невредимым. Но я не доставлю вам этого удовольствия...» — думал подпоручик, глядя на коня — единственное существо, которое могло избавить его от неприятной встречи.
Велико тоже торопился. Он направился к Велеву, на ходу приглаживая пальцами мокрые волосы. Меньше всего он хотел встретиться в этот момент с подпоручиком Велевым, но раз тот оказался на пути, то уже ничто не могло удержать Велико от разговора с ним, от желания в упор посмотреть ему в глаза. Велико думал, что увидит на его лице выражение раскаяния, но на овальном лице подпоручика лежала только печать досады, его усики как-то вызывающе шевелились.
— Два дня вы не появлялись в полку и вдруг снова здесь. В чем дело? Соскучились? Или...
— Каждый отвечает за свои поступки, господин капитан. Мне кажется, что только малолетние нуждаются в опекунах.
— Я не оспариваю ваше совершеннолетие. — В голосе Велико прозвучала нотка недовольства, но он продолжал спокойно: — Одно ясно: и побег солдат, и кража орудийных замков — происшествия, имеющие прямое отношение к вашей батарее.
— К сожалению! — Подпоручик закурил сигарету.
— Да, именно вы должны об этом сожалеть больше всех.
— Вы считаете, что я ограбил собственную батарею? — улыбнулся Велев.
— А вы полагаете, что человек не может ограбить сам себя?
— Существуют следственные органы. Они и установят, кто кого ограбил. А всякие разговоры по этому поводу излишни, — резко закончил подпоручик и направился к коню, которого в стороне от них держал на поводу солдат.
— Куда вы? — спросил его Велико.
— Скучно у вас в полку, господин капитан. Есть и более веселые занятия, чем солдатское житье-бытье. Ну, скажем, женщины, выдержанное вино, песни... — Подпоручик собирался продолжать, но слова, которые произнес Велико, заставили его вздрогнуть.
— Солдат, верни коня в конюшню, — приказал Велико, продолжая приглаживать волосы пальцами.
— Вы хотите еще что-то мне сказать? — Подпоручик не сумел скрыть своего волнения. Он с наслаждением до беспамятства отхлестал бы кнутом этого человека, стоящего перед ним, одного из тех, кто запутал его жизнь, безжалостно перечеркнул все его планы на будущее. И Велев испугался, ведь он мог потерять и то, что еще осталось... Испугался и отпустил поводья.
— Уведи коня! — приказал солдату Велико. — И сними мундштук. Никто не позволит мучить животное.
— Могу ли я спросить, чем объяснить такое исключительное внимание к моей особе? — спросил подпоручик.
— Считайте, что с данного момента вы находитесь под домашним арестом, а точнее — под следствием.
— Но имейте в виду...
— Что я не соблюдаю никаких формальностей? Можете жаловаться! Пока происшествие не будет расследовано, запрещаю вам покидать место расположения полка. Надеюсь, вы меня поняли!
— Я допускал и такое, но... — Подпоручик задохнулся от злости и бессилия.
— Идите! Пока все! У себя в кабинете можете рассуждать сколько душе угодно!
У Велико снова пересохло в горле. Этот разговор стоил ему больших усилий. Он без особого труда сломил бы высокомерие Велева, но при их разговоре незримо присутствовал Ярослав, и это сдерживало Велико.
«Мы размякли, вот в чем дело. Получив возможность свободно двигаться по улицам, мы стали здороваться за руку со своими смертельными врагами. Ну и логика!»
Велико прислушивался к журчанию воды в колонке. Ему хотелось пить, но в то же время он испытывал отвращение к этой безвкусной воде.
— А ты откуда взялся? — посмотрел он удивленно на оказавшегося рядом с ним Павла.
— Я как «летучий голландец». Появляюсь там, где меня не ждут, — улыбнулся Павел и с любопытством посмотрел на раскрасневшееся лицо Велико. — У вас, кажется, состоялось объяснение в любви? — подмигнул он, кивнув в сторону удавлявшегося подпоручика.
— Хватит молоть глупости, лучше скажи, что тебя привело сюда. — Велико глубоко вздохнул и присел на скамью у стены.
— Тебе что, нездоровится? Не болен ли ты? — спросил Павел.
— Не выдумывай. Я крепок, как скала, только здесь что-то побаливает, — показал Велико на грудь. У него были цепкие узловатые пальцы.
— Опять началась катавасия. А ты... — Павел не договорил, почувствовав, как Велико насторожился.
— Что, и ты туда же? Ведь Болгария пропадет, если какой-то Велико целую ночь будет пить. А вот этими, что в лакированных сапогах и пелеринах, никто не интересуется, где они бывают и чем занимаются. У подпоручика батарея выведена из строя, он заслуживает того, чтобы его судил военный трибунал, а он, видите ли, решил отправиться на прогулку. Ему скучно в полку. Послушай, а не лучше ли сегодня меня не трогать? — спросил Велико.
Павел отвел глаза. Увидев Велико в одиночестве, он решил побыть с ним вместе: совсем другое дело, когда есть с кем поделиться, рассказать о том, что тебя терзает. Но, видимо, он опоздал.