Страница 196 из 203
Сюэ Мэн снова фыркнул:
- Поймать тебя и затащить сюда, чтобы отпраздновать день рождения. Я думаю, это больше пугает.
Мэй Ханьсюэ не стал возражать. Он улыбнулся и сказал:
- Но он так хорошо подготовился, это определенно лучше, чем подарок моего брата...
Как только он произнес это, то понял, что сболтнул лишнего и тут же заткнулся.
Сюэ Мэн, помешанный на подарках, навострил уши.
- Мэй Ханьсюэ тоже что-то приготовил для меня?
- ... Ага, - черт, зря он проговорился.
- Что он приготовил мне?
- ... Я не скажу.
Сюэ Мэн какое-то время пристально смотрел на него, но чувствовав, что больше никакой информации из Мэй Ханьсюэ не вытащит, сердито отвернулся. Он сделал вид, что ему не интересно, и просто сидел, смотрел на пейзаж, подперев щеку рукой.
Мэй Ханьсюэ спросил:
- И все-таки... Почему брат Мо схватил и отправил для тебя в коробочку Цзян Ечэня? Вы близки с Главой Цзяном?
Сюэ Мэн на мгновение замер, с отвращением скривил губы и сказал:
- Вовсе нет.
Кто такой, черт возьми, этот Цзян Си? Он безжалостный и беспринципный. Не идет ни в какое сравнение с его отцом Сюэ Чжэнъюном, и совсем не достоин его матери.
В этот момент старейшина Сюаньцзи позвал их из дворика вдалеке. Казалось, что Мо Жань схватил кого-то еще и бросил внутрь. Когда этот человек вошел в коробочку «Подумай и получишь», внутри поплыл волшебный туман.
К счастью, Сюэ Мэну теперь больше было не нужно говорить с Мэй Ханьсюэ о Цзян Си. Он встал, отряхнул с одежды пыль и зашагал во дворик.
Вечерний ветер гнал в его сторону пшеничные волны, Сюэ Мэн остановился ненадолго, и вдруг в глубине его сердца возникла легкая боль.
Он почувствовал, что этот ветер был похож на руки госпожи Ван и Сюэ Чжэнъюна, нежно касающиеся его бровей, глаз и лба.
Он больше никогда не услышит от них поздравления на день рождения.
Сюэ Мэн не мог не опустить взгляд, и его длинные ресницы скрывали темноту в его глазах.
Мэй Ханьсюэ подошел к нему и обеспокоенно спросил:
- Что случилось?
- ... Ничего, - прошептал Сюэ Мэн.
Он думал о том, что у него по крайней мере был такой теплый дом, пара родителей, которые души в нем не чаяли. Они больше двадцати лет укрывали его от ветра и дождя. Они любили, уважали и защищали его каждое мгновение каждого дня. Они провели с ним столько незабываемых дней рождения.
Если сравнивать с теми, кого с рождения не баловали, ему, в конце концов, повезло.
В то время как Сюэ Мэн размышлял об этом, на горе Наньпин чихнул Чу Ваньнин.
21:00.
До его дня рождения оставалось три часа.
Но Чу Ваньнин об этом даже и не помнил. Они с Мо Жанем жили на горе Наньпин всего два года. Две его жизни были полны тяжелых испытаний. Тот, кто привык к горечи, познав вкус сладости, теряется с непривычки.
... На взгляд Сюэ Мэна, он был как раз из тех людей, кому не хватило любви.
По крайней мере, так было в прошлом.
Было уже довольно поздно, приближалась полночь, а Мо Жань до сих пор не вернулся.
Чу Ваньнин стоял перед зелеными бамбуковыми воротами в накинутом на плечи халате, гладил по голове Гоутоу и смотрел вдаль. Мо Жаня не было видно. С вечера выпала обильная роса. Чу Ваньнин скрестил на груди руки, несколько раз кашлянул и нахмурился. Гоутоу поднял морду и лизнул его в бок, ободряюще поскуливая.
Чу Ваньнин посмотрел вниз и спросил:
- Тебе не хочется спать?
- Гав!
Он погладил его и сказал:
- Возвращайся в дом и засыпай, а я еще немного подожду.
- Ву-у гав!
Сплетенный из бамбука фонарь-пагода, обтянутый шелковой бумагой, мягко покачивался над дверью во двор. Желтый свет свечи лился на изящное гладкое лицо Чу Ваньнина, отблески падали на лоб и плечи. От этого он казался менее напряженным и более мягким, чем обычным. Гоутоу потерся головой о его халат и с лаем закружил вокруг.
- Не хочешь уходить?
- Гав!
Чу Ваньнин снова погладил его, прикоснувшись к чуть прохладному влажному черному носу пса:
- Хорошо, тогда можешь остаться ждать со мной.
- Уваф!
Но Гоутоу не собирался сдаваться. Чу Ваньнин не очень хорошо его понимал. Кто знает, почему Мо Жань и Гоутоу всегда легко понимали друг друга. Чу Ваньнину это давалось намного медленнее.
Он немного задумался, а потом понял:
- Ты хочешь, чтобы я пошел спать, а не стоял здесь?
- Гав-гав-гав!
Гоутоу был счастлив, потому что его хозяин наконец-то понял, что он имеет в виду. Пес вилял хвостом и подпрыгивал на месте.
- Подождем еще немного.
- Гав-гав-гав! Ты и так уже долго ждал!
- Разве ты не хочешь пойти сам и лечь спать?
- Гав-гав!
Чу Ваньнин видя, как пес качает головой и виляет хвостом, не мог не вспомнить, что сказал Мо Жань перед тем как уйти: «Тебе не нужно ждать. Просто ложись спать пораньше».
- ... Ночь настала, а он не вернулся. Его крылья действительно окрепли, - Чу Ваньнин вздохнул с несколько несчастным выражением на лице. Видя, как искренне пес просит его, он, наконец, последний раз оглянулся на горную тропинку, поднял руку, закрыл дверь во внутренний двор и вместе с Гоутоу вернулся в хижину.
Кто же знал, что несмотря на его сонливость, заснуть было не так-то просто.
Чу Ваньнин оставил зажженную лампу для Мо Жаня, в мерцающем свете он закрыл глаза и свернулся калачиком на кровати. С трудом он погрузился в дрему. Несмотря на его обычный спокойный вид, на самом деле его тело, несущее в себе души и воспоминания двух жизней, было совсем неспокойно.
В первые несколько месяцев, когда они стали жить в уединении на горе Наньпин, он резко просыпался почти каждую ночь.
Иногда ему снился дворец Ушань. Бледное, как у призрака, лицо императора Тасянь-Цзюня, убитого Сюэ Мэном, медленно появлялось на фоне звуков грозы за пределами дворца.
В другой раз ему снилась цитадель Тяньинь. Мо Жань уже давно стоящий на коленях на земле, из его груди безостановочно льется кровь, и он, задыхаясь, спрашивает его:
- Учитель, я расплатился за свои грехи? Чист ли я теперь?
Ему снилась гибель Пика Сышэн, смерть Хуайцзуя.
Во сне Тасянь-Цзюнь холодно говорил ему:
- Чу Ваньнин, этот достопочтенный так сильно тебя ненавидит.
Ему снилась та же гора Наньпин и та снежная ночь, когда Мо Жань сказал:
- Ваньнин, я всегда буду любить тебя.
Но после того, как Мо Жань произносил эту фразу, его сердце медленно переставало биться, оставляя ему только ночь, полную страданий и отчаяния. Он никак не мог забыть то невыразимое чувство, что испытывал в тот момент. Каждый раз, когда ему снилась эта сцена, он просыпался от душераздирающей боли. Он даже не мог понять в каком времени сейчас находится. Он проверял дыхание и сердцебиение человека, спящего рядом, и только тогда его сильная боль постепенно утихала.
Во вторую половину ночи ему уже не спалось так спокойно. Время от времени ему хотелось открыть глаза и смотреть на лицо Мо Жаня, смотреть на мирно спящего молодого мужчину.
Однажды Мо Жань увидел его в таком странном состоянии.
В тот день была личность Тасянь-Цзюня. Этот человек много лет в одиночестве бродил по опустевшему дворцу Ушань, он с первого взгляда понял, от чего так страдает и не может уснуть Чу Ваньнин. Тасянь-Цзюнь молча раскрыл свои руки и крепко сжал его в объятьях.
Сквозь время, разделенную плоть и кровь, его сильное сердцебиение передавалось человеку в его руках.
Рассеивая тень кошмара.
Тасянь-Цзюнь поцеловал его в макушку и тихо прошептал, утешая:
- ... Все хорошо, Ваньнин, все кончено.