Страница 21 из 58
«Ну и пусть, — подумал он, — все равно я останусь порядочным. Пусть выдает дочерей хоть за пьяниц, хоть за свиноторговцев — ему не сбить меня с пути добродетели».
— Ах, Рудольф, глупыш, — простонала мать, открывая красное от слез лицо, — да разве можно было давать отцу такие деньги, вот горе-то. Богатство уже вскружило ему голову. Еще вчера он и мечтать не мог о бухгалтере и бригадире, а теперь не успокоится, пока не погубит своих дочерей. И это ведь полбеды…
— Ах, мама, — возразила Мадлена, — да как ты можешь так говорить!.. Ты же сама сказала, что в целом городе нет ни одного положительного юноши, который переплясал бы Дюпонара-младшего.
— Ах, мама, — возразила Мариетта, — разве есть на свете еще такие бригадиры!
Даже Рудольф не удержался от порицания, пусть и в самом почтительном тоне. Тогда мать рванула волосы и вскричала, бросив на стол клок седых волос:
— Бестолковые! Да как вы не понимаете, что отец, при деньгах-то, заведет себе любовниц! Моя жизнь разбита навеки!
И мать так горестно запричитала — да и кто бы не причитал, — что девицы вновь разразились рыданиями. Рудольф не проронил ни слезинки: казалось, он вынашивает какую-то мрачную думу. Он обнял мать на сон грядущий и пообещал ей, что все уладит. А затем пошел наверх за вещами: его устроили на первом этаже.
В доме все стихло. Рудольф водрузил на голову цилиндр, нацепил черную бархатную полумаску, накинул плащ и вошел в родительскую спальню. На коврике перед кроватью белела «Областная газета» — отца сморил сон; фонарь пошарил еще немного и уперся в сейф в углу комнаты. Пять букв. Рудольф рассудил, что отец был сильно не в духе, и мигом разгадал комбинацию.
— Ах, папа, папа, — прошептал он растроганно, — ты не стал ломать голову.
На одной из полок в объемистом свертке лежали восемьсот семьдесят пять тысяч франков. Рудольф сунул сверток в карман, закрыл сейф и направился в прихожую. Минут десять он провозился в поисках ключа — не за отмычку же ему браться, в самом деле. Наконец ключ нашелся — ясное дело, под ковриком. Рудольф тихонько прикрыл за собой дверь, толкнул садовую калитку и зашагал прочь по городским улочкам. Но через пять минут вдруг хлопнул себя по лбу:
— Все это очень мило, да только как же меня зовут? Я не спросил у отца, какая у нас фамилия. Вот болван…
Светский вор раздраженно передернул плечами, но потом плюнул и отправился на поиски новых приключений: его ждал отменный детектив и десятки романов, где разыгрывались нешуточные страсти.
И вот, когда в подвале «Областной газеты» напечатали очередной отрывок романа, в котором он был изображен под именем «Неведомый мститель», вор-джентльмен поднял глаза и прочел в новостях — он даже руки потер от радости, — что его сестры Мадлена и Мариетта обвенчались одна с Дюпонаром-младшим, вторая с бригадиром Валантеном. Но при печати многие буквы в заметке смазались, и он — что поделаешь — отправился на поиски новых приключений, так и не узнав своей фамилии.
Поезд ушел
Месье Гарнере прошелся по садику возле казино и сел в тени каштана рядом с приятной пожилой дамой, вязавшей болеро. В ответ на ее улыбку он вежливо приподнял шляпу, затем заслонился газетой, размышляя о ревматизме, о новом курсе лечения, о жене, которая пила чай в кафе при казино, о том, что акции медных рудников в Конго упали вчера на три пункта. Постепенно глаза его стали слипаться, и газета сползла на колени. Пожилая дама, продолжая улыбаться, придвинулась к нему вместе со стулом и спросила:
— Неужели вы меня не узнаете?
— Прошу прощения, — отозвался месье Гарнере с несколько язвительной прямотой, — но право же…
— А если я скажу, как меня зовут, вы все равно меня не вспомните? Мадемуазель Жюрьё-Рабюто… Софи Жюрьё-Рабюто…
Месье Гарнере честно признался, что в самом деле запамятовал. Мадемуазель Софи отложила вязанье и сказала со вздохом:
— Не мучьтесь понапрасну, вы так меня и не встретили. Я та, в кого вы непременно влюбились бы сорок пять лет назад, если б не опоздали на экспресс до Дижона в ночь с семнадцатого на восемнадцатое апреля. Скорей всего, вы давно позабыли о той оплошности…
— Забыть ту ночь! Боже упаси! — вскричал месье Гарнере. — Я сел на следующий поезд и именно там познакомился с девушкой, которая стала моей женой!
— Вот видите! А если б успели на экспресс, то вашей женой стала бы я!
Месье Гарнере закивал, соглашаясь, что и такое вполне могло случиться.
— Хотите узнать, как бы мы с вами полюбили друг друга? — оживилась мадемуазель Софи. — В купе второго класса не было никого, кроме нас с мамой. И вдруг появились бы вы с двумя чемоданами и скромно сели бы в углу. Вы то и дело бросали бы на меня застенчивые взгляды. А я, надо вам сказать, была в ту пору прехорошенькая, талия перетянута и турнюр такой соблазнительный… Где-то через час мама попыталась бы снять тяжеленный портплед с багажной полки. Вы бросились бы к ней на помощь, а там, слово за слово…
— Верно, так все и было с моей будущей женой, — заметил месье Гарнере.
— Вы беседовали бы с мамой обо всем на свете и любезно вовлекли бы и меня в разговор. Порой наши колени соприкасались бы. Господи помилуй! Первые волнения неопытного сердца… У вас были идеальный прямой пробор и усы, на удивление пышные для юноши двадцати трех лет, их кончики ложились на щеки такими изящными завитками. Ах! Ваши прекрасные усы! Я просто пожирала их взглядом…
— Как-то после свадьбы жена призналась мне, что не сводила глаз с моих усов, — пробормотал месье Гарнере, поглаживая густую седую поросль на верхней губе.
— Мама сразу же поняла, что вы из очень хорошей семьи. Вы произвели на нее благоприятное впечатление. Что же говорить обо мне? Я не чаяла будущей встречи. По настоянию мамы вы пообещали, что непременно будете у нас в ближайшую пятницу, мамин журфикс. И вы действительно пришли к нам, Виктор! Вы пришли!
— Да-да, припоминаю…
— Мы уединились в углу гостиной на десять минут. Вы говорили со мной о последнем романе Поля Бурже…
— Точно, я это отлично помню…
— Наш дом показался вам вполне приличным. У нас были две служанки, к тому же мама наняла еще по такому случаю метрдотеля. Вы навели справки о состоянии дел моего папы…
— Не стану скрывать, результат меня обнадежил. Тесть звезд с неба не хватал, что и говорить, зато прислушивался к советам племянника, биржевого маклера. И всегда покупал акции надежных предприятий, надо отдать ему должное.
— Папа тоже разузнал о вас все. Дело шло на лад. Наши родители познакомились и постоянно обменивались визитами. Я жила как в лихорадке, себя не помнила… Любовь, хлопоты, обзаведение, две дюжины того, две дюжины сего… И тут гром среди ясного неба! Свадьба едва не расстроилась, не сговорились о приданом!
— Тесть был редкостным упрямцем, а мои такими вещами не шутили…
— В конце концов все уладилось. За мной дали сто тысяч, к тому же я единственная дочь. Помолвка. Свадьба. Подарки. Венчание. Ваш отец сумел пригласить генерала, моя мама — министра. Застолье, тосты. Медовый месяц в Венеции…
— Венеция, — с печальным вздохом произнес месье Гарнере. — Каналы, гондолы…
Он посмотрел на мадемуазель Софи, и его сердце болезненно сжалось. Нет, он вовсе не тосковал по ушедшей юности, не мечтал вернуться в Венецию, его огорчило то, что упущенные возможности ничем не отличались от того, что произошло на самом деле. В двадцать лет ему казалось, что он способен стать кем угодно и впереди разнообразнейшие приключения, однако в шестьдесят восемь поневоле заподозришь, что твой репертуар не так уж и велик. Быть может, ты рожден для одной только роли в единственной пьесе, и любая Софи подавала бы тебе те же реплики… Прежде месье Гарнере частенько сокрушался об ошибках молодости, а теперь вдруг понял, что в запасе ничего другого и не было, его обокрали. С робкой надеждой и растущим раздражением он нетерпеливо спросил: