Страница 2 из 58
Дойдя до последней парты, Рыжик по страдальческому виду Леона Жара тут же смекнул, что тот сочинения не написал. И благородно решил выручить врага. Отработанный фокус удался и на этот раз. Рыжик положил стопку тетрадей на учительский стол и на вопрос, все ли он собрал, ответил:
— Все, господин учитель.
Но тут встал верзила Жар и громко заявил:
— Месье, я не сдал свою тетрадь.
По классу пробежал шепот — все возмущались коварством Жара.
Учитель в замешательстве поправил очки. Что Леон Жар не написал сочинение, его ничуть не удивило, но поведение Рыжика, который скрыл от него этот проступок, было достойно строгого осуждения.
— Встаньте, Пьер Шоде, — сказал он через мгновение, — я уличил вас во лжи. Вы злоупотребили оказанным вам доверием и отныне больше не будете собирать тетради.
Рыжик, с пылающими от гнева щеками, хотел возразить, но учитель жестом велел ему молчать и обратился к Леону Жару:
— Я ценю вашу искренность, Жар, и потому вы не будете наказаны. Как видите, честность всегда вознаграждается. Но почему вы не выполнили задание?
— У нас вчера кололи свинью.
— Что-то я про это ничего не слышал, — заметил учитель. — Часто же у вас колют свиней. Как бы то ни было, раз вы не написали сочинение, то, уж наверно, выучить урок по истории времени у вас хватило. Расскажите-ка мне про отступление Наполеона из России.
Представления об истории Леон Жар имел самые приблизительные, поэтому ответил только, что Наполеон был великим человеком. Да и это туманное высказывание он не смог, как ни допытывался учитель, подтвердить никакими фактами. В наказание тот велел Жару переписать целую главу из учебника и посулил ему безотрадное будущее и горькое раскаяние в том, каким разгильдяем он был в детстве. Из-за невежества и глупости несчастный-де останется на всю жизнь отрезанным от большого мира, будет с завистью слушать разговоры образованных людей и кусать локти, что в свое время не смог обогатиться сокровищами, которые предоставляло ему просвещенное правительство. Верзила Жар стоял, скрестив руки, и равнодушно, без всякого сожаления слушал эти пророчества. Учитель бессильно развел руками и стал спрашивать других учеников. Однако и они отвечали не намного лучше.
Все знали, что французы воевали с русскими, — в истории Франции все правители только и делают, что воюют, за исключением нескольких оригиналов вроде Генриха III, который играл в бильбоке, или Людовика XV, который любил варить кофе; знали и то, что во время русской кампании шел снег, но что из этого следовало, никто толком сказать не мог.
Учитель, раздосадованный тем, что отступление из России не нашло достойного отклика в мозгах школьников, решил наказать всех чохом. Не выучившие урок должны были всю следующую перемену ходить вокруг школьного двора.
Между тем Рыжику не сиделось на месте. Он весь трясся, так разбирало его от злости на подлого Жара. Решив, что опрос окончен, он поднял руку, щелкнул пальцами и несколько раз подряд повторил:
— Можно выйти?
Учитель удивленно, с сожалением посмотрел на него. Многолетний преподавательский опыт подсказывал ему, что на уроках обычно отпрашиваются по нужде только плохие ученики, тогда как хорошим легко удается дотерпеть до звонка. Глядя, как ерзает Рыжик, он подумал, что его лучший ученик явно катится вниз — вот уже норовит прогулять отступление из России. Он неодобрительно покачал головой, но позволил Рыжику выйти. В тот же миг с последней парты донесся негодующий возглас: Леон Жар кричал, что он просился еще раньше Пьера Шоде. Учитель заколебался и, чтобы соблюсти справедливость, сказал:
— Ладно, идите оба и быстро возвращайтесь.
Рыжик и Жар с удручающей поспешностью кинулись к двери и стали отпихивать друг друга. Леон Жар победил и выскочил первым. Класс во все глаза следил за бурной схваткой. Напрасно возмущенный учитель призывал безобразников к порядку, они его не слышали, тогда он объявил, что после такого вопиющего случая больше никто и никогда не выйдет в туалет во время урока.
Во дворе Рыжик дал волю гневу.
— Во всем классе только ты один мог такое сделать, — накинулся он на верзилу Жара. И обозвал его подлюгой, мразью, подонком и недоноском.
Жар невозмутимо, с циничной улыбкой слушал все это, но при последнем слове взвился, как укушенный:
— Это я недоносок? А ну повтори, если не слабо!
Рыжик знал, что сила не на его стороне, и, сжав зубы, сдержался. Верзила Жар ехидно хмыкал. В тесный вонючий домик они зашли вместе и еще немного потолкались, задиристо глядя друг на друга. Минуту стояли молча, потом Жар надменно сказал:
— Я писаю выше тебя.
Это была чистая правда, но хвастливого тона, которым он заявил о своем преимуществе, Рыжик стерпеть не мог и, пожав плечами, ответил:
— Ну и что? Ты же на два года меня старше.
— Вовсе не поэтому. Возраст в этом деле не важен. Взять хоть моего брата, ему двадцать один, только из армии вернулся, а писает не выше меня.
Ну уж нет! Рыжик восстал против такого нахального вранья:
— Как же, так я тебе и поверил — не выше! Да он небось не старается! Чем человек старше, тем он выше писает, — это уж закон такой, для всех и каждого. Точно тебе говорю!
Рыжик шагнул к выходу, но верзила Жар преградил ему путь.
— Значит, говоришь, от возраста зависит?
— Можешь не сомневаться.
— А почему тогда в шестьдесят лет струю выше дома не пускают? Или вот учитель, почему он выше мэрии не писает?
Рыжик хотел возразить, но не нашелся — логика была несокрушимая. Прием «сведения к абсурду» заткнул ему рот. Он вдруг почувствовал, что математика его подвела, перестала отвечать реальности. Закон пропорциональных величин был посрамлен в его глазах, и вера в разум пошатнулась.
— Что, убедился? — ликовал верзила Жар. — Всем известно, что рыжие высоко писать не могут, — припечатал он и побежал в класс.
Рыжик поплелся за ним, однако на полпути сел под большой акацией, на том самом месте, где только что чествовали его победу. Он смотрел на окна класса, и ему было тошно. Всю учительскую премудрость вдруг словно окутала густая мгла.
Господи Боже, чего ради учить, что как пишется, что на что делится и кучу прочих головоломных вещей, раз все эти знания не помогут одержать верх над каким-нибудь ехидным наглецом вроде Леона Жара.
Стоит ли прилежно заниматься, постигать науки, чтобы видеть, как низменная логика глумится над поруганной истиной, и не иметь возможности вступиться за нее.
Рыжик встал и с тяжелым сердцем, еле волоча ноги, дошел до двери класса. Учитель встретил его сурово:
— Вы просились выйти, чтобы отдохнуть под деревом, Пьер Шоде?
Рыжик сел на свое место, даже не попытавшись, как делается в таких случаях, отговориться головной болью. Учителя его молчание разозлило еще больше, и он со зловещей иронией в голосе обратился к классу:
— Месье Шоде, видимо, надеялся, что долгое отсутствие избавит его от необходимости изложить, что лично он думает по поводу отступления из России…
Мальчики с готовностью захихикали, громче всех — верзила Жар. Рыжик застыл, сложив руки на столе, и с полным презрением принял враждебный взрыв раболепного веселья. Он только побледнел от обиды и гнева. Так что рассыпанные по его молочной коже веснушки проступили еще ярче.
— Итак, — продолжал учитель, — вернемся к отступлению из России. Я слушаю вас, Пьер Шоде. Встаньте.
Рыжик встал и, не глядя на учителя, начал отвечать:
— Наполеон вошел в Москву четырнадцатого сентября тысяча восемьсот двенадцатого года…
Он рассказал о пожаре, казаках, переправе через Березину, героических саперах, о снежной зиме, отмороженных ногах и конском мясе — не упустил ничего. Но пробубнил все это уныло и монотонно. Обычно учитель хвалил его за выразительную речь. Сегодня же он говорил глухим голосом, казался понурым и тоскливо смотрел в окно на большую акацию.
— Солдаты смешались с офицерами, вышли из повиновения. Но были такие военачальники, как маршал Виктор и маршал Ней…