Страница 129 из 145
Слушая эти похвальные, достойные некролога слова, госпожа Орланьте вежливо улыбалась и незаметно подмигивала подружкам. И вдруг взгляд ее задержался на одном официанте. Он был немолод, лысоват, усат, и что-то в лице его показалось Варваре странно знакомым. Уловив взгляд Варвары, официант отвернулся и отошел в сторону. Но Самохина-Орланьте исподтишка наблюдала за ним и все старалась вспомнить, где же она его видела?
А управляющий, завершив комплиментарную часть речи, перешел к цифрам:
— Думаю, госпоже Орланьте будет приятно узнать, что только за последние три года в Вечногорске открыто пять новых ресторанов, пять баров, три диетических кафетерия и четырнадцать кафе широкого профиля. Эти цифры убедительно свидетельствуют о том, какое внимание в нашем городе уделяется вопросам общественного питания. До конца пятилетки в Вечногорске намечено ввести в строй еще сорок восемь предприятий, общее количество мест в которых будет достигать порядка трех — трех с половиной тысяч. И если теперь на душу населения в Вечногорске приходится ноль семь сотых ресторано-мест, то к концу пятилетки количество человеко-мест увеличится на девять целых три десятых процента и достигнет ноль целых двадцать семь сотых на душу населения, что почти в четыре раза превысит количество человеко-мест, имеющихся на сегодня в предприятиях нашего треста. «Каждому микрорайону — особое кафе быстрого реагирования официантов на просьбы посетителей» — под таким девизом не покладая рук трудятся скромные труженики нашего треста!
Гости привычно томились и, отводя взгляды от соблазнительных закусок, терпеливо ждали, когда Зарешеткин кончит свои статистические выкладки. А вот Варвара — с ней творилось что-то непонятное. Услыхав такие давно забытые слова, как человеко-места и ресторано-человеки, слова, которые нигде на чужой сторонушке не услышишь, услыхав о каких-то нолях целых и бесчисленных сотых. Варвара вдруг впервые по-настоящему почувствовала себя в своем родном коллективе, в привычной обстановке предпраздничных собраний, когда сначала зачитывают какие-то абстрактные цифры, потом награждают мифическими грамотами и, наконец, переходят к художественной части. Глаза госпожи Орланьте вдруг стали влажными, и подбородки ее мелко задрожали. Но тут кофейно-ресторанный управляющий, покончив с процентами и десятичными дробями, перешел снова к Варваре.
— Я предлагаю выпить. — сказал он. завершая выступление, — за Варвару Николаевну, бывшего члена нашего коллектива, которая с честью несет высокое звание советского человека далеко за рубежами нашей Родины!
Сказав это, Зарешеткин, тяжело отдуваясь, сел и потянулся к грушевому лимонаду.
Варвара, еще не до конца справившись с неожиданным волнением, встала.
— Дорогие женщины! — сказала она. — Дорогие мужчины! Дорогие подружки и товарищи по работе! Вот тут Степан Емельянович, товарищ Зарешеткин, говорил обо мне всякие хорошие слова. Но я, конечно, отношу это не только к себе, но ко всему воспитавшему меня коллективу, который меня воспитал, и лично к товарищу Зарешеткину! — Все зааплодировали, и Степан Емельянович скромно кивнул. — И ничего я особенного не сделала. И я уверена, что каждый из вас, каждый советский простой человек, окажись на моем месте, сделал бы то же самое! — Зарешеткин снова кивнул. Слава богу, госпожа Орланьте стояла на правильных позициях и произносила правильные, идейно обточенные фразы. «Молодец, не зазналась! — подумал управляющий. — Хоть брильянтов на ней побольше, чем в московском Ювелирторге» И. продолжая время от времени согласно кивать головой в знак того, что он внимательно слушает, товарищ Зарешеткин. знающий толк в камушках, стал в уме подсчитывать примерную стоимость Вариных драгоценностей. А она между тем говорила:
— Вас, наверное, интересует, товарищи, как я живу? Ничего живу, не жалуюсь! Муж у меня хороший, можно сказать, не пьющий, страной руководит. Мальчику нас растет. Оря. Хороший мальчик. На скрипке учится и по-английски. Семья у нас дружная, муж меня, прямо скажу, уважает, а что мне еще, простой бабе, нужно? Мне что в Сонливии нравится?
Мне все там нравится! Климат хороший, фрукты круглый год, текила — водка такая, гадость ужасная, но пить можно. Ах, если б вы знали, дорогие земляки, как я часто вспоминала родной Вечногорск, хоть и здесь тоже имеются отдельные недостатки. — Зарешеткин опять кивнул, Шереметьев насторожился. — Только там, в Сонливии, я поняла, что такое плохая жизнь и как плохо я тут. в Вечногорске, жила. Нет, я не жалуюсь. Я жила тут хорошо. И радостей у меня много было. Туфли на платформе достану — радуюсь, замшевое пальто справлю — радуюсь, а уж дубленку оторву — совсем с ума схожу от радости! И так всю дорогу! Чего-нибудь без очереди достану — радость, такси поймала — радость, ревизор не поймал — опять радость! Там, за кордоном, простой человек этих простых радостей лишен. А непростые радости требуют больших денег! Но вообще-то деньги кой у кого имеются, особенно у богатых. Я, конечно, против нетрудовых доходов и за свободу трудящихся всех стран. Тем более что мы это в школе проходили, у нас хорошая училка была. И классовая борьба идет между классами за что? За то, чтоб все были равными? Не-а! За то, чтоб все были богатыми — вот за что идет борьба! И лично я не возражаю: пусть борются! Вот вы у меня спросите: кто сделал нищую Сонливию богатой? И я вам скажу: тот, кто сам хотел разбогатеть! Такие люди все время головой работают, все время кумекают, что бы такое придумать, чтобы скорее разбогатеть? И придумывают. А те, кому ничего не надо, те головой работать не станут. Зачем им мозги зазря изнашивать? А раз человек мозгами не шурует, он и сам сыт не будет и, тем более, вокруг него другие не прокормятся. Зачем же, спрашивается, стране нужны такие тунеядцы, паразиты на теле общества? Ни-за-чем!!!
Варвара перевела дыхание. Монархист Данилов, держа блокнот под столом, старательно слепым методом стенографировал крамольную речь госпожи Орланьте, отмечая, кстати, и реакцию присутствующих. Абрам Маркович, приложив к уху ладошку, внимательно слушал высказывания основоположника барбаризма и время от времени поглядывал на Зарешеткина. А тот как стал в начале согласно кивать, так по многолетней заседательской привычке не слушать, что говорят, продолжал кивать и теперь… Шереметьев же понимал, что начинает подгорать, однако не знал, как погасить пламя.
— Теперь дальше. — сказала Варвара, отхлебнув из фужера не то нарзан, не то водку. В ораторском азарте Варвара даже не заметила, что выпила. — У нас в Сонливии так дело поставлено, что чем страну больше обворовывают, тем она богаче становится. А тут у нас все не как у людей: и воруют, и тащат, и взятки хапают, а пользы государству все равно никакой! Я думала, думала, почему так получается, а потом поняла, и я вам сейчас скажу. Мы с Орликом сначала даем людям разбогатеть, потому что, как правильно указал атаман Орландо, чем богаче жители, тем богаче страна. А тут хочут наоборот: пусть, мол, сначала государство богаче станет, а потом уж, если чего останется, разбогатеют люди. Нет, так, дорогие товарищи, задом наперед дело не пойдет! У людей жизнь короткая, куда короче, чем у государства. Поэтому они не могут ждать, пока государство разбогатеет. Дайте нашим замечательным людям разбогатеть, сделайте так, чтоб им имело смысл головой работать, а не красть что попало, и наша любимая советская страна быстро двинется без оглядки к светлому будущему! Правильно я говорю?
Все зааплодировали. Причем акустика в стекляшке была такой, что аплодисменты звучали как бурные аплодисменты, по временам переходя в овации. И Зарешеткин, не выплывая из своего бриллиантового омута, привычно подключился к аплодисментам и стал тоже хлопать, профессионально оценивая брошь на платье Варвары. И не ведал он, ответственный за мероприятие, что в эту минуту он не просто аплодирует, а как бы подписывает приказ о собственном увольнении и под аплодисменты голосует за вынесение себе партийного строгача с занесением в личное дело.