Красной нитью

Хотя сама снова была по самую макушку загружена переводом очередной книги – романа итальянского писателя, который собиралось напечатать издательство. То самое, с которым последние несколько лет сотрудничала Мин А.

Кён Мин, конечно, как всегда, пропадал на своей службе. Но последнее время, при встречах на семейных ужинах девушка замечала, что ее близнец неуловимо изменился. Словно в его жизни – в той ее части, в которую он не впускал никого, даже сестру и родителей – появилось что-то такое, что сделало его мягче, спокойнее и… умиротворённее, что ли.

Они были близнецами и всегда очень тонко чувствовали друг друга. Мин А всегда знала, когда брату плохо. Так было во все времена, с раннего их детства. Так же и он всегда мог с точностью сказать, когда его сестренка довольна, или грустит, или сердится. И сейчас Мин А подозревала, что ее любимый братик обрел что-то очень важное для себя, что-то (или кого-то), что делало его теперешнюю жизнь наполненной и значимой.

Девушка подозревала, что капитан попросту влюбился, но, несмотря на его обещание рассказать ей первой, если он полюбит, Кён Мин молчал, как партизан. И это немного обижало ее – то, что у брата появились тайны от Мин А.

Хотя девушка давно подозревала, что этих самых тайн и секретов за последние несколько лет у него накопилось с лихвой.

Взять хотя бы то, что сразу после окончания полицейской академии он купил себе квартиру, куда и переехал, заявив родителям, что хочет жить самостоятельно.

Нам Джун и Ми Сун не возражали, понимая, что взрослому парню нужно место, где бы он мог быть совсем один. Ну, или не один… Изредка сестра приезжала к Кён Мину, но никогда, ни единого раза не находила в его квартире следов присутствия женщины. Хотя вряд ли он жил, соблюдая целибат. Ее младшенький был красавчиком. На него, Мин А была уверена, женщины вешались гроздьями. Один его рост чего стоил. А эти ресницы – общая их с Мин А черта!.. Наверняка в клубах от девушек не было отбоя!

Но брат продолжал молчать… И Мин А набралась терпения.

Девушка сладко потянулась всем телом и отбросила в сторону одеяло. Спрыгнула одним гибким движением с кровати и, как была – в маленькой атласной пижамке, открывающей ее длинные стройные ноги и красивой формы руки – босиком пошлепала с собственную ванную комнату, прилегающую к ее спальне.

Конечно, было еще очень рано, но сегодня предстояло столько дел, что Мин А не хотела тратить время на ничего не дающие размышления о том, к чему был сегодняшний сон. Поэтому, быстро приняв бодрящий душ, девушка переоделась в домашний костюм и отправилась на кухню.

Ми Сун была уже там – хлопотала над завтраком. Пожелав матери доброго утра и получив поцелуй в щеку, девушка спросила, нужна ли помощь.

– Нет, милая, все уже почти готово. Скоро будем завтракать.

– А наш юбиляр? – спросила она.

– О! Твой папа сегодня проснулся ни свет, ни заря! – засмеялась женщина. – Волнуется, как все пройдет!

– И совершенно напрасно, я думаю! Ты так хорошо все приготовила, что я уверена, все будет по высшему классу!

– Но папа все равно волнуется, дочка!

– А где он сейчас?

– Наверное, в кабинете. Когда я уходила сюда – он был в душе.

– М-м-м… Может, тогда мне сходить за ним? – предложила девушка.

– Куда сходить, принцесса? – послышался от широкой полукруглой арки, отделяющей столовую от остальной части дома, голос Нам Джуна. Он стоял, прислонившись к косяку плечом, в домашних брюках и однотонной светлой рубашке, в очках, поднятых надо лбом, и улыбался.

Мин А воскликнула: «Папочка!» и кинулась обнимать отца.

– С Днем рождения, абоджи (отец)! – и чмокнула его в гладко выбритую щеку.

– Спасибо, моя красавица! – прижал дочь к груди Нам Джун и потрепал ее по распущенным волосам. Густые пряди светло-каштанового, в рыжину, оттенка девушка пока только расчесала. Позже, когда они с мамой поедут в салон, ей сделают праздничную прическу.

А отец уже перевел взгляд на жену, расставляющую посуду на столе:

– Чаги, ты не видела мои очки? Я, кажется, опять потерял их…

Мин А прыснула, а Ми Сун посмотрела на супруга с улыбкой:

– Если ты про те очки, что сейчас у тебя на лбу – то, конечно, я их вижу!

– Ох! Вот я рассеянный! – Нам Джун наощупь нашел искомое и вернул на переносицу. – Хотел поработать, но, кажется, пришел сюда вовремя!

– Да, дорогой! Сейчас будем кушать! Садитесь за стол. Дел сегодня много!

Через пару минут они уже дружно завтракали, попутно обсуждая перечень дел, которые нужно было сделать в первую очередь.

Вскоре женщины отправились в салон, а отец семейства и, по совместительству, юбиляр, остался дома – ждать сына, который вот-вот должен был появиться, уже при полном параде.

И, действительно, Кён Мин скоро приехал на своем «лексусе» – невероятно торжественный в своем темном костюме, с белоснежной рубашкой и дорогим галстуком.

Нам Джун в который уже раз залюбовался парнем. Музыкант всегда гордился тем, каких прекрасных детей создали они с его любимой Ми Сун. Близнецы практически никогда не огорчали родителей, хотя назвать их слишком послушными или покорными было нельзя – живые, подвижные, смышленые, в школе они неизменно собирали вокруг себя компанию друзей. Но, даже проказничая, не переходили разумных границ, умея остановиться вовремя.

Поэтому и в жизни нашли свое место достаточно легко. Конечно, Нам Джун прекрасно понимал, что работа сына связана и с опасностью, и с ответственностью. Но когда юноша заявил, что хочет поступить в полицейскую академию, родители не возражали. Только Ми Сун сказала:

– Ты же понимаешь, сынок, что легко не будет? В нашем мире еще очень много тех, кто не хочет жить по правилам…

– Да, омма, – спокойно ответил Кён Мин. – Но ведь ты тоже работаешь в полиции…

– Поэтому и говорю тебе сейчас, что нужно трижды подумать, твое ли это?

– Я готов ко всему, мама, – заверил парень.

Отец и сын сидели в гостиной и негромко беседовали, когда вернулись их женщины – с умелым макияжем, красивыми прическами.

Ми Сун одобрительно оглядела сына, поцеловала его в щеку и ушла надевать праздничное платье.

А Мин А, радостно взвизгнув, повисла на шее брата:

– Малы-ыш! Ты такой красивый сегодня!!!

Он подхватил девушку обеими руками, так, что ее ноги повисли в воздухе и, притворно сдвинув брови к переносице, прорычал:

– Кто это тут «малыш»?! – и принялся щекотать сестру.

Мин А захохотала, вырываясь, а потом уже серьезно взглянула на брата сияющими глазами:

– Правда, Кён Мин! Мой братик сегодня – просто отпад!!

Парень фыркнул:

– Это так сейчас переводчики изъясняются?!

– Ой, да ладно! Я ему комплимент делаю, а он еще и не доволен! Ты только посмотри на него, аппа!

– Кто сказал – недоволен! Очень доволен! – заверил парень. И легонько щелкнул девушку по носику. – Иди уже, наряжайся, нуна! А то уедем в ресторан без тебя!

– Ну, уж нет! И не мечтай, братик! Куда ты без меня! Я чувствую, что сегодня весь вечер буду отгонять от красавчика-братца влюбленных девиц!.. – и тут же увидела, как с лица брата сползла беспечная улыбка, и что-то такое появилось в выражении красивого лица, что девушка готова была прикусить себе кончик языка – ляпнула, не подумав, но, кажется, попала в яблочко. И, чтобы не усугублять еще больше, отодвинулась от брата и, прочистив горло покашливанием, сказала. – Ну… Я пошла наряжаться!

– Давай, принцесса! – сказал отец, и девушка упорхнула в свою комнату, где уже дожидалось ее прелестное платье и украшения.

Через полчаса вся семья выехала из дома: Кён Мин – на своей машине, а родители и Мин А – на семейном автомобиле.

В ресторане все было готово вовремя. Вот уже и гости начали съезжаться. Родители стояли у входа в банкетный зал, нарядные, красивые, и встречали музыкантов с их семьями.

Столы были накрыты и расставлены таким образом, что составляли широкий полукруг, обрамляя просторную площадку для танцев перед небольшой сценой, на которой стояли пара микрофонов и – в глубине – черный рояль с поднятой крышкой, за которым уже сидел приглашенный музыкант. Он и наигрывал сейчас какую-то легкую, ненавязчивую мелодию, создавая фон для разговоров собравшихся музыкантов и их жен.