Страница 48 из 82
- Просто чтобы танцевать? - не скрывая презрения, повторила она.
- Ну да... а зачем еще?
- Милочка моя, здесь ведь не танцевальный кружок. Я не вальс-бостон учу танцевать и не ламбаду. За этим, пожалуйста, в дом культуры или куда-нибудь еще. А у меня школа фламенко! Это не хоровод детсадовский, два прихлопа три притопа! Вы хоть понимаете, что это такое, фламенко?
- Ну-у... так ведь танец тоже... испанский.
Не так часто я теряюсь перед напором собеседника, школа в этом смысле дает хорошую закалку, но иногда, как видите, случается.
- Танец, - фыркнула Елизавета Максимовна. - Испанский! Милое дитя, фламенко это не просто танец, это жизнь! Это страсть! Это боль женщины, крик ее души! Это танец женщины, которая ненавидит мужчину! - ее руки взметнулись вверх, и каблук с громким стуком впечатался в пол. - Он обещал ее беречь, обещал защищать, обещал быть с ней в горе и в радости, обещал, обещал, обещал! - Черные рукава порхали над откинутой назад гладко причесанной головой, тяжелая шелковая юбка колыхалась мягкими волнами, а каблуки стучали все быстрее. - Он надругался, он растоптал ее душу, а теперь она топчет его. Топчет мужчину, предавшего и бросившего ее, выплескивая свою боль, свое горе, свои слезы...
Елизавета Максимовна резко остановилась и, тяжело дыша, уставилась на меня:
- Вы поняли?
- Н-не знаю. Это немного... жутко. Там, в зале, все выглядело проще.
- В зале, - поморщилась она. - Они еще только учатся. Они всю жизнь снимали напряжение банальными сварами, в лучшем случае тарелки били. Они пока не умеют прогонять боль танцем. Но научатся, потому что им это необходимо. А вы... вам это зачем? Разве у вас горе? Есть, кого топтать?
- Нет, - честно призналась я. И нелепо добавила: - У меня с мужчинами нормальные отношения. Хорошие.
- Боже, - Елизавета передернула плечами. - Если у вас с мужчинами нормальные и, как вы говорите, хорошие отношения, значит, их вовсе нет!
- Чего нет? - эта женщина наверняка вампир какой-нибудь, специальной породы, из тех, что на мозги действует! В жизни я не чувствовала себя такой тупой.
- Ничего нет! Ни мужчин, ни отношений! Милочка, да вы посмотрите на себя в зеркало - ну куда вам танцевать фламенко? Вы же натуральная квашня! Ни страсти, ни пыла... ну скажите, скажите откровенно, вы когда-нибудь мужчину ненавидели? До прокушенных губ, до красных кругов в глазах? Хоть раз в жизни вам хотелось впиться ногтями ему в физиономию, рвать его горло зубами, хотелось?
Я немного попятилась. Конечно, бывали случаи, когда мне очень хотелось огреть Гошку, например, чем-нибудь тяжелым по башке, но до такого - я имею в виду ногти и зубы - до такого никогда не доходило.
- Хотелось?! - она шагнула ко мне, и я машинально выставила вперед локоть, прикрывая ладонью горло.
Елизавета Максимовна на несколько секунд замерла передо мной, потом резко отвернулась и отошла в сторону.
- Куда вам танцевать фламенко, - повторила она, не глядя на меня. - Идите уж.
- До свидания, - я попятилась к двери.
Она не ответила. А может, и ответила, да я не услышала. Сбежала.
Большую часть дороги в офис я прошла пешком. Мне просто необходимо было проветриться. Да, ничего не скажешь, своеобразное заведение. В школе, конечно, тоже работают люди не без странностей, но здесь - впору санитаров вызывать.
Сцена в кабинете Елизаветы Максимовны произвела на меня такое впечатление, что только минут через двадцать я сообразила: "газельки", проносящиеся мимо одна за другой, двигаются в том же направлении, что и я. А то, что шеф приказал вернуться к трем часам, вылетело из головы окончательно и бесповоротно.
Приемная была пуста. Впрочем, услышав стук двери, Нина выглянула из кабинета Баринова и махнула рукой. Я помахала ей в ответ и спряталась в нашей с Гошкой комнате. Гошки тоже не было. Что ж, это очень хорошо. Ни свидетели, ни зрители, мне сейчас не нужны. Значит, я не могу танцевать фламенко? Куда мне? А вот сейчас посмотрим, куда!
Я вышла на середину нашей просторной комнаты, прикрыла глаза и представила, что на мне не практичные джинсы, а пышная шелковая юбка. Красная. Да-да, именно так - ярко-красная шелковая юбка. А талия моя перетянута широким черным поясом... нет, не поясом, а шарфом, тоже шелковым, с кистями. Я уже чувствовала себя наполовину испанкой.
Теперь подтянуть живот, выпрямить спину, расправить плечи... Я глубоко вдохнула, медленно очень медленно подняла руки и сделала первый пробный удар каблуком. Звук мне понравился - не слишком громко, но четко и внушительно. Не открывая глаз, я неторопливо закружилась, ритмично топая.
"Все-му-жи-ки-га-ды! Все-му-жи-ки-сво-ло-чи!" - каблуки застучали быстрее, громче и выразительнее. А что, действительно гады! Я, конечно, не говорю о своих - от Баринова, от Гошки я ничего кроме добра не видела, а Володя Стрешнев, хоть и бабник, но мне лично ничего плохого не сделал. А вообще, кто мне сделал что-нибудь плохое? Вроде бы никто. Ну что за глупость - раз в жизни захочешь потанцевать, а ни одного негодяя, который бы тебе жизнь испортил, вспомнить не можешь!
Темп моего кружения резко замедлился, а стук каблуков потерял ритмичность. Так не годится, нужно срочно кого-то возненавидеть. Может, Борька Маркин сгодится? А что, он же меня, можно сказать, бросил, променял на Маринку. Не имеет значения, что Борька всегда нравился мне исключительно как бывший одноклассник, старый приятель и ничего, кроме добрых отношений между нами никогда не было. Если бы я была влюблена в него, как Джульетта, это ничего бы не изменило. Бросил бы меня, не задумываясь, негодяй! Негодяй, однозначно! Не-го-дяй! Ритм стука выровнялся, стал увереннее, а я закружилась быстрее, с удовольствием впечатывая каблуки в пол.
"Борь-ка-не-го-дяй! Не-на-ви-жу-Борь-ку!"
Это было восхитительное ощущение. Я чувствовала себя не "квашней", как меня назвала Елизавета Максимовна, а настоящей женщиной, страстной Кармен! Что такое мужчины - жалкое племя! Я топчу их каблуками, они корчатся у моих ног, моля о пощаде, но не дождутся...