Страница 48 из 54
Наконец он выпрямился и спросил:
— Какое ты имеешь право лечить людей? Разве ты не знаешь, что знахарство преследуется законом? Как ты можешь давать лекарство, если не разбираешься в медицине?
Тут уж Шакал заговорил торопливо:
— Я разбираюсь. Я учился. Вот… — Он начал копаться в кармане и протянул зелёную книжечку.
— «Хусейн Хамидов, — нараспев прочёл доктор, — студент третьего курса медицинского института». А почему же ты не кончил институт?
Рыжий Шакал, испуганный, смятенный, совсем не похожий на того самоуверенного служителя аллаха, который пронзительным голосом читал молитвы у мазара, снова наклонил голову. Он понимал, что пойман, но надеялся оправдаться.
— Меня исключили, — пробормотал он еле слышно. — Там обокрали лабораторию, а подозрение пало на меня.
— Подозрение? — переспросил доктор. — Постой-ка, ты учился в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, а сейчас шестьдесят шестой. Что же ты делал целых семь лет?
— Меня невинно осудили, — бормотал Рыжий Шакал.
— Ты бежал из тюрьмы? — спросил доктор.
— Нет, нет! — почти кричал Шакал, продолжая вытаскивать из кармана какие-то бумажки. — Я отбыл свой срок. Вот справка об освобождении.
— А как же ты попал в святые? — продолжал спрашивать доктор. — Разве тебя не звали на работу в колхоз?
— Звали, — сказал Рыжий Шакал. — Но я встретил одного знакомого. Он дружил с моим отцом. Он святой ишан и предложил мне открыть мазар. Сказал, что поможет.
— Как его звали? — раздался голос начальника милиции.
— Я не расслышал, — попытался отвертеться Шакал. — Я не посмел переспросить его.
— Говори! — резко сказал учитель. — Говори громко, чтобы все слышали.
Ребята теснее прижались друг к другу. Они даже не знали, что их всегда сдержанный учитель может так разговаривать.
— Кажется, его звали Ходжи Карим, — шептал Рыжий Шакал. — Но не говорите ему, что я назвал его имя. Он убьёт меня.
Начальник милиции шагнул вперёд.
— Завтра явитесь ко мне! — приказал он. — Там поговорим поподробнее. И не думайте скрыться, — предупредил он Рыжего Шакала. — А «лечение» немедленно прекратите…
Он повернулся и первым пошёл вниз по тропинке. За ним побежали ребята, а сзади, о чём-то тихо переговариваясь, шли Иван Иванович и Бобо Расулов.
— Всё ясно, — услышал Гулям слова доктора. — Знает кое-что, вот и лечит наугад. Манона вылечил реопирином и содовыми ваннами. Гуляма — мазью Вишневского. Это уже на первом курсе знают. Зато девчушку нашей звеньевой едва не погубил. Стал ей глаза лечить и не знал, какое лекарство требуется. Оно сложное. Вчера её к нам привезли. Если бы опоздали на день, ослепла бы. Много он мог бы бед наделать, если бы вовремя не остановить… Разве ты не мог сразу его арестовать? — спросил доктор начальника милиции.
Тот пожал плечами:
— У меня нет ещё разрешения на арест. Его может дать прокурор. Завтра поподробнее разберёмся, решим, как с обманщиками быть. Куда они денутся? Придут!
А в это время у мазара служитель-повар собирал свои вещи. Растянул на земле старый платок, завернул в него грязный замасленный халат, большую пиалу, надтреснутую с двух сторон.
Рыжий Шакал молча следил за этими приготовлениями.
А тот, затянув узелок, закинул его за плечо, потом подошёл к мазару, вошёл внутрь и припал к изголовью гробницы.
Рыжий Шакал заглянул туда и спросил зло:
— Куда это ты собрался?
Служитель не стал отвечать. Опустив голову, стоял он перед тем, кому ещё недавно верил.
— По свету пойду, — ответил он глухо. — К аллаху пойду.
— Да ведь он здесь, аллах. Где же тебе его ещё искать? — И Шакал кивнул в сторону мазара.
Ишан опустил голову.
— Рядом с тобой не может быть аллаха, — ответил он задыхаясь. — Я думал, что ты исцелитель, именем аллаха лечишь. А ты, — он указал пальцем на разбросанные вокруг порошки и пилюли, — ты лекарства из аптеки в священной воде хауза разводил. Обманщик ты! Уйду…
Шакал грубо схватил его за плечо:
— Так просто не уйдёшь. Мы тебе воли не давали, запомни это! — Он размахнулся, готовый уже ударить…
Но чья-то рука удержала крепкий кулак Шакала, и чей-то вкрадчивый голос произнёс:
— Именем аллаха…
Ишан стремительно обернулся и узнал Ходжи Карима. Лицо его было кротким и умиротворяющим. Он положил руку на плечо взбунтовавшегося служителя.
— Ты прав, падар! — сказал Карим мягко. — Провинился Мулло-Шафе, вздумал к святой воде какие-то грязные лекарства подмешивать. Узнал я об этом, вот и приехал. Сам я теперь буду моления проводить, а его, недостойного, — Карим указал пальцем в сторону перепуганного Шакала, — не допущу больше к святым делам. Искупления от него потребуем. А ты, — он помолчал, — ступай пока в нашу хижину, туда, куда в первый раз пришёл. Побудь в одиночестве. С аллахом с глазу на глаз побеседуй. Я скоро прибуду. Жди…
Служитель поднял на Карима глаза. В них была надежда и страх. Конечно, он хотел уйти отсюда, чтобы никогда не видеть больше человека, в которого перестал верить. Но ведь он всю жизнь молился аллаху, всю жизнь верил в него, всю жизнь жил так, как учили его набожные родители. Ему было нестерпимо тяжело вот так сразу покинуть всё и остаться одному, поэтому слова Карима обрадовали и тронули его. Ведь Ходжи не может быть обманщиком. И он даёт ему возможность побыть одному, подумать обо всём.
Служитель поклонился ишану до земли.
— Я благодарю аллаха, что он послал мне тебя, — прошептал он. — Я удалюсь туда, куда ты сказал. Я верю тебе…
Он прошёл мимо Шакала и, почти шатаясь, двинулся вниз по тропке.
Карим подождал, пока его согбенная, жалкая фигура не скрылась из глаз, а потом яростно кинул в сторону Шакала короткое слово:
— Дурак!
Шакал испуганно оправдывался:
— Так я же думал, что он спит, пока я разводил лекарства.
Но Карим махнул рукой, властно остановил его:
— Хватит! Пора поумнеть! А сейчас надо подумать о более серьёзных вещах. Что-то очень разошёлся мой братец. В городском Совете побывал. Посылают будто оттуда сюда целую комиссию. С верующими хотят разговаривать. Сам собирается выступить вместе с доктором на колхозном собрании. Может, вздумает ещё обо мне рассказать? — Он помолчал. — Надо его остановить. Будем ждать удобного случая…
Встреча на тропинке
Бабушка Дилинор едва не столкнулась с внуком и учителем на узкой тропке, ведущей в горы. Она сегодня решила подняться к мазару, чтобы попросить того чудодейственного лекарства, от которого выздоровел Гулям. Как знать, может, он сам или кто из его друзей ещё раз поранит палец, и тогда драгоценное лекарство будет у неё под рукой.
Медленно шла она по тропке и вдруг услышала: стонет кто-то в кустах.
Остановилась, спросила:
— Кто тут?
Раздвинула кусты и увидела: лежит лицом в траве человек и трясётся, плачет. Тронула за плечо, шагнула ближе:
— Что с тобой, сынок? Может, помочь чем?
А он, испуганный, вскочил на ноги. Так это же тот, третий, что у мазара прислуживает. Прислужник замер в нерешительности. А бабушка снова:
— Что с тобой?
Тут он увидел в её руках баночку для мази, понял, куда она идёт, и вдруг закричал:
— Не ходи, обманщик он! Я сегодня всё узнал… Ухожу от него.
Растерялась Дилинор, выронила баночку, села на траву — ноги отказали. Спросила тихо:
— О чём ты?
А он как закричит опять:
— Я ведь за ним шёл! Верил. Думал, аллах ему силу дал. А он в аллаха не верит.
Бабушка Дилинор взялась за сердце:
— Ишанам не верит! Горе нам!..
— У меня отец ишаном был, — задыхаясь, говорил служитель мазара. — Меня в святой вере воспитали. Я в школу не пошёл. Стал аллаха славить. А этот всю душу во мне перевернул. Больше не могу. Разбивает он во мне веру.
Он увидел в траве баночку, схватил её, отшвырнул далеко в кусты.
— Не бери у него лекарств. Если бы ты знала, откуда они…
Хотел что-то ещё сказать, потом махнул рукой и скрылся.