Остаточная деформация [СИ]

Да кому он врёт?!

Нет у него никакой твёрдости, он дохляк и тюха, не способный направить к ёжикам даже муравья. Какая там крепость?..

Вот и сейчас.

Габи предупреждал, Пети предупреждал, а инструктор и вовсе в матерно-категорической форме заявлял, что побасенки о Граале — самая возмутительная и всепроникающая брехня из пропагандистского арсенала рогатых сволочей. И что? Помогло это знание, когда Айрин подняла на него потемневшие от отчаянья и надежды глазищи?

А теперь ещё и муха на солярных крыльях.

***

— Если я найду Грааль, то смогу вернуться домой и буду счастлива с тем, кого люблю, — заявила Айрин с непрошибаемой уверенностью. — Ты поможешь мне искать? Я не обижусь, если откажешься, честно, в этом ты точно не клялся.

— Нет никакого Грааля, — безнадёжно сказал Берт. — Сказки это, миф.

— Сказка ложь, да в ней намёк, — явно процитировала Айрин. — Ну да, никакая это не чашка с ручкой, ясен пень, но не может его не быть, понимаешь?

— Нет.

— Осёл гельский. Во всех культурах он есть, с разными названиями, но на бабли одинаково ведь! Не может же быть, чтобы всё на пустом месте?

— Может, — Берт не скрывал тоски, — если у всех мечты примерно одинаковые. Чтоб всех благ, сразу и задаром.

— Что — задаром?! — взвилась Айрин. — Его ж ещё поди найди! Можно с жизнью расстаться, пока найдёшь.

— Тем более дуристика. И вообще, с чего ты взяла, что Грааль здесь, на Паоле?

— Здесь — самое начало времени, Берт. Так йорнские учёные посчитали. Где ж ему ещё быть-то?

И Берт смирился, проглотив научные аргументы. Он не в силах просто взять и убить последнюю надежду. Через миг зло подумал, что, как всегда, придумал оправдание своей неспособности долго сопротивляться чужой воле.

— Ладно, Айри. Пойдём поищем, а я заодно проведу кое-какие замеры. Не найдём — так прогуляемся.

Она заверещала что-то неопределённо-восторженное и повисла у него на шее. Было приятно, но немного неловко. Она же с самого начала знала, зачем притворяться?

*

Сэм хмыкнул.

— А что, Айрин, и план у тебя есть? — он не скрывал насмешки, скрывал он тревогу.

Ещё бы. Ещё неделю после нападения отказников посёлок жил, по сути, на военном положении. Староста во главе небольшого, хорошо вооружённого отряда из лучших бойцов дважды делал вылазки по окрестностям. Вроде было тихо, агрессоры отступили далеко, жизнь вернулась в привычную колею, но Сэм почему-то продолжал нервничать. Позавчера Трещина выплюнула ещё одного разведчика, невезучего, из тех, что попадают в десять процентов потерь, а это считалось здесь нехорошей приметой.

— Есть, — сказала Айрин уверенно.

— Лес вокруг, — напомнил Сэм.

— Берт умеет жить в лесу, — отбила девушка. — А я хорошо дерусь. И вообще, здесь не тюрьма, правда же?

— Что правда, то правда, — Сэм поморщился. — Если решили — идите, конечно. Провизии дадим, само собой. Погуляете — вернётесь. У нас многие поначалу по лесу круги набрасывают, но потом вертают назад. Это нормально, ребята.

— А Рыцарь? — хохотнул Стас.

— Исключение, которое подтверждает правило. Он дикий и чокнутый, гуляет сам по себе. Но обычно все приходят обратно, и мы им рады, никто не будет смеяться, обещаю. Только прошу, гуляйте осторожно, не нарвитесь на банду Ллойда. В ней может быть с дюжину головорезов и психопатов, и умение хорошо драться не поможет. А лучше посидите в посёлке, пока не определится. Джек обязательно их выследит.

Берт с надеждой воззрился на напарницу. Ему нравилось здесь, уходить не хотелось совершенно, хотя от встречи с йорни он уже давно и полностью оправился. Конечно, придётся уйти рано или поздно, но, может, не так скоро?

Но Айрин была неумолима.

— А там осень, зима, да куда вы попрётесь по холоду, — продолжила она, очень точно копируя интонации старосты, — а весной дороги раскиснут, а летом жарища… Сэм, мы просто пойдём, найдём, что нам надо, и вернёмся. Берт как захочет, а мне надо домой.

А Берт и сам не знал, как хочет. Он очень легко привык к отсутствию благ цивилизации. Привыкнуть к человеческому телу до конца не смог, но носить воду из колодца и топить печку оказалось гораздо проще. Если не работает система самоочищения покровов, то совершенно неважно, где мыться: под душем или в корыте. Почти все новички учились жить без водопровода и электричества, и редко кто так быстро осваивался, как Берт. Это Гриша сказал, не сам выдумал. Дрова, правда, рубить Берт так и не научился как надо. Найджел только увидел, как новенький замахивается, сразу топор отобрал. Иди, сказал, водички принеси.

Берт влюбился в здешний лес: красота, мощь и естественная соразмеренность, не тронутая лесниками, восхищали его до душевного трепета. Лес тоже отнёсся к нему благосклонно, не прятал грибные и ягодные места, пропускал на поляны, о которых даже старожилы не знали. Берт больше не мог работать с биополем, но оказалось, что он и так чувствует здоровые деревья и больные, съедобные и ядовитые растения, близость звериных лёжек и направление в глухой чаще. За это его зауважали, даже прекрасный лесовик и следопыт Джек Колли не брезговал узнать мнение.

Берт довольно долго не мог понять, почему отношение иферов значит для него так много. Ему понадобилось недели три, чтобы осознать: в голубом и золотом Гелио он никому не был нужен. Ни подружкам-приятелям, ни сослуживцам, ни, тем более, государству.

Личная свобода и самодостаточность имеют вторую сторону — беспросветное и неосознанное одиночество. Гелы — одиночки от рождения и до смерти — не чувствуют его. Берту, видимо, достался ущербный ген. Из золотого Гелио он сбегал в лес, чтобы почувствовать себя частью чего-то большего, и — подальше от корректного равнодушия.

Ему было просто с солдатами Михеля. На настоящей войне самодостаточность побоку. Нужно надёжное плечо рядом — в грязный берет с бледным пятном от споротой эмблемы легли не только два пера, но и искреннее горе выживших. Правильные гелы считали солдат Михеля заносчивыми хвастунами, не умея понять, насколько те другие.

Точно так же Берту оказалось просто с людьми. Ему понравилось с людьми, хотя он всё ещё частенько уставал от избытка общения и сбегал в лес, но совсем не так, как в Гелио. Всего лишь отдохнуть, помолчать — и вернуться.

Только от Айрин никогда не уставал. Будто бы знал её всю жизнь. Не представлял уже, что будет, если упрямая девица куда-нибудь денется. Но куда ей деваться-то? Паола не отпускает людей, Айрин придётся смириться. А Берт не отпустит… не отпустил бы, если бы. Каждый раз — как раскалённая головня в ране. Она-то останется, а ему придётся уйти.

Память о трусливых и пустых глазах носителей «синдрома четвёртого греха» жгла изнутри. И проклятые сны: огонь и крылья, крылья и огонь. Эх, если бы не это, послал бы все задания куда подальше, остался бы здесь навсегда.

***

— Всё никак в толк не возьму, — болтала Айрин, пиная перед собой шишку, — что ты вчера от мухи хотел-то? Прямо аж трусило тебя, будто бегемота с хоботом углядел, а не насекомую.

Шишка бодро катилась по тропинке, иногда отскакивая от стволов сосен. Берт уже третий раз собирался сказать, чтобы Айрин не шумела без нужды, но язык не поворачивался. Она просто сияла… нет, даже не самим счастьем, а его предвкушением. Она загорела дочерна за полтора месяца, а короткий каштановый ёжик отрос забавными перьями и отчётливо порыжел. Берт плохо умел определять, какие человеческие женщины красивы, а какие не очень, ему просто нравилась Айрин.

— Это очень редкая муха, — не соврал он. — Просто чудо её встретить… э-э-э… здесь.

Настоящим чудом можно было считать тот факт, что Берт не сорвался с места, нечленораздельно вопя, и не кинулся искать Сэма или Гришу. Просто сидел, разинувши рот на всю ширину, пялился на беглое Габриэлево изобретение. Новейшее разведсредство перебирало лапками, подрагивало крылышками, и, как показалось ошеломлённому Берту, издевательски подмигивало.

— Ты чего? — Айрин пихнула в бок. — Будто привидение увидел.