Не буди лихо

Она уже почти вышла из зала, но ненадолго задержалась у висящего в зале зеркала. В нём виднелся весь зал с гудящей оравой немцев. Мрачное отражение с поникшими плечами смотрело в пустоту, пока все веселились. Вдруг Маша увидела, что собственное отражение посмотрело на неё исподлобья как будто не её глазами - с чёрными белками и жёлтой радужкой.

Настоящая Маша удивилась. Уж не спит ли она снова? Но всё было очень даже реально. За гладкой поверхностью зеркала стала разворачиваться невероятная картина: зеркальная Маша усмехнулась. Не обращая внимания на оригинал, она развернулась, схватила стул и, замахнувшись, пробила голову немецкому офицеру поблизости. Нацист, не сказав ни слова, упал на пол. Освирепевшая девушка продолжала бить его, пока голова немца не превратилась в кашу из мозгов и крови. Кровь стремительно растеклась по полу. И скоро столы, стулья, люди были покрыты темно-красной жижей.

Маша в зеркале бросила остатки стула и посмотрела на Машу настоящую. За её спиной вдруг появилась мама с натянутой улыбкой на лице, такая же изуродованная, как и во сне.

— Дом под цифрой семь. Помнишь? — сказала она.

«Старый посёлок, дом под семёркой», — повторила Маша про себя. Нужно было срочно идти туда. Не важно как, главное - просто добраться и узнать, что же там такое. Но тут её кто-то одёрнул. Ломова вышла из транса. Перед ней стоял Эрик. Он крайне странно улыбался, на её взгляд.

Уже принесли патефон, заиграл вальс. Парочки из немцев и местных девушек, которых они привели с собой, стали стекаться к середине зала. Впрочем, Марию уже мало волновали нежелательные связи между ними и оккупантами.

— Liebes Fräulein, lass mich dich bitten zu tanzen (Милая фройляйн, разрешите пригласить вас на танец), — сказал Эрик протягивая ей руку.

Маша не спешила говорить. Она с недоумением посмотрела на него. Айхенвальда это сомнение стало раздражать. В Германии девушки никогда не отказывали ему. Он грубо схватил её за руку.

— Hey, antworte! (Эй, отвечай!)

Но она только что-то промямлила в ответ, неловко улыбаясь, и юркнула за дверь, в коридор служебных помещений. Идя к выходу, она в полной мере ощутила, как трясутся её колени. Немец снова был к ней так близко. Но тут же в памяти снова всплывали танцующие родители и Марэл с Яной. Невольно Маша посмотрела на ногти. Они стали чёрными как у мертвеца.

По плохо освещённому коридору прокатился зловещий шорох. Маша вздрогнула. По полу словно поползла прозрачная дымка тумана. В самом конце вдруг появилась малюсенькая старая женщина с длинным носом, похожим на сучок дерева, и волосами, будто из соломы.

— Дом под семёркой, — произнесла она скрипучим голосом, подзывая за собой рукой, после чего открыла дверь на улицу.

Уже ничему не удивляясь, Маша пошла за ней. Девушка вышла на улицу. Во дворе клуба, обнесённого забором, стояла тишина. Возле калитки снова появилась старушка, продолжая звать её за собой. Маша пошла следом через двор. По дороге ей встретилась пара кошек. Они зашипели и изогнулись так, что шерсть встала дыбом. Но Ломовой уже было на них всё равно. Она вышла со двора и пошла по неосвещённой улице.

Она не подозревала, что возмущённый отказом Эрик проследовал за ней. Когда она оказалась у сквера, её кто-то схватил за руку. Он был явно зол и раздражён. Побег девушки он расценил, как полное неуважение к себе.

— Wage es nicht, vor mir wegzulaufen, russisches Schwein! (Не смей сбегать от меня, русская свинья!) — громко произнёс он, сжимая её запястья и не давая девушке возможности вырваться.

— Оставь меня в покое, сволочь! — воскликнула Маша.

Но он явно не собирался отставать. Сильные грубые руки всё пытались приблизить тонкое девичье тело к широкой груди в сером френче. Сопротивляться уже не было сил, Маша готова была сдаться. Однако когда Айхенвальд сдавил ей челюсть и ухватился за грудь, в ней что-то резко щёлкнуло. Собрав последние силы, Маша оттолкнула его, что было мощи, топнула каблуком о каменные плитки и закричала:

— Иди ПРО-О-О-ЧЬ!!!

Её лицо исказилось в жуткой гримасе. Радужка глаза сверкнула жёлтым светом. Из неё словно вырвалась неведомая тень. Крик эхом разнёсся по улице. Чёрные волны пыли разошлись от неё во все стороны.

Фонарная лампа разбилась над ними вдребезги, а по всей остальной улице замигал свет. Эрик рухнул на асфальт, закрываясь руками от сильного ветра и песка, хлеставших его по лицу. От такого происшествия немец ненадолго потерял ориентиры и растерялся. Приоткрыв глаза, он увидел два жёлтых огня, горящих в темноте. Вдруг что-то ударило его по голове. Перед глазами всё расплылось. И в раз всё стихло. Было слышно только отдаляющийся стук каблучков.

Очнулся Эрик от того, что кто-то тряс его за плечи. Открыв глаза, молодой человек увидел перед собой обеспокоенные лица Гюнтера и Вернера. На лицо падали мелкие капли дождя.

— Эрик, с тобой всё в порядке? — спросил он.

Айхенвальд обнаружил, что лежит на мокром тротуаре, стуча при этом зубами от холода. Увиденное им действительно заставляло морозу пробежаться по коже. Еле поднявшись, Эрик попытался всё объяснить. Но дрожащая челюсть не позволяла произнести ни слова.

Видя, что товарищ находится в шоковом состоянии, Гюнтер помог ему встать на ноги. В глазах у Эрика ещё оставался песок. Протирая их, он всё ещё не мог поверить в то, что увидел. Это была галлюцинация, вызванная алкоголем? Но всё выглядело так реально. Похоже, это был очень крепкий алкоголь. Чего-то конкретного в его голове по этому поводу не было. Да и что может прийти в голову в состоянии опьянения?

— Что ты тут вообще делал? — спросил Гюнтер.

— Я искал пианистку… — попытался ответствовать Эрик.

Вернер задумчиво посмотрел вокруг, стараясь вспомнить лицо девушки, которая сегодня играла. Кажется, это у неё он забрал книгу, когда ходил на обыск. Стоило бы вернуть тот сборник.

Маша со всех ног бежала в старый посёлок, следуя за своей маленькой сопровождающей. На перекрёстке ей попалась парочка полицаев. Но соломенная старушка развела перед ними руками, выпуская странные споры. Те двое повесили носы и заснули. Маша с опаской подошла к ним - всё-таки они уснули.

Вскоре она добралась до нужного места. Стоя возле столба на пустыре, она смотрела на ведущую вниз дорогу, вдоль которой стояли старые порушившиеся избы. Это и был старый посёлок. Вслед за спутницей, Маша пошла вниз по старой улице. «Мама говорила, дом под семёркой. Это же точно номер дома?» — рассуждала она про себя.

На улице было холодно. Налетевший осенний ветер проникал сквозь ткань платья, заставляя её дрожать. Вдобавок моросил дождь. На горизонте чернела высокая стена леса, откуда доносилось пение мохноногого сыча. От вида обветшалых домов было не лучше. Большая часть избушек стояла обгоревшей и смотрела на улице пустыми глазами-окнами, пожираемые природой. Из-за туч ненадолго выглянула луна, но потом её снова проглотило чёрное облако.

Маша продолжала идти, несмотря на страх. Как бы ей не хотелось завыть, заплакать и свернуться калачиком, она продолжала идти до самого края посёлка. На мгновение снова появился силуэт старушки. Она подождала, когда Ломова подошла к очередному дому и растворилась в зарослях. На одним из окошек дома была выцарапана цифра «7».

«Значит, я пришла правильно», — заключила Маша. Она раздвинула высокую траву и стала пробираться к избе, через окно без стекла внутрь. Маша совсем не подозревала, что Вернер, желая вернуть книгу, пошёл за ней. Теперь он прятался за соседней избой и не понимал, чего она сюда полезла.