Тени зимы

В конце письма было несколько слов, которые я сначала не стала читать. Однако, не сразу остановившись, прочла первое слово «Если…» и замолчала.

— Ну что там? — потребовал Сандде.

— Тут кое-что личное… В письме король спрашивает, нет ли у вас новостей обо мне, а дальше говорится, что, если я доберусь до Инис Витрин, он надеется, что вы отнесетесь ко мне с честью, можете доверить мне любую власть, особенно, что касается припасов и управления.

Сандде улыбнулся.

— Совет запоздал. Теперь вы можете написать ему сами. Но нам-то что делать? Письму император не доверял, и деталей мы так и не знаем. Ведь его посланник… — он с опаской посмотрел на Риса, а потом просиял. — Ты знаешь, что твой господин должен был передать мне?

Рис пожал плечами.

— Кое-что знаю. Когда мы отправились в дорогу, Братство направлялось к Гвинеду, и предполагало оказаться там очень быстро. Наш лорд Артур считает, что Мэлгун не станет рисковать своим королевством, оставит вас в покое и бросится обратно. Мордред со своим отрядом тоже не сунется к вам, побоится, ведь многие из тех, кто к нему присоединился в самом начале, останутся с Мэлгуном. Они хотят сражаться с Артуром, думают, что, если его одолеть, то империя падет. Но пока они соберутся, развернутся, император отправит своих людей несколькими отрядами с запасными лошадьми и большей частью припасов в места сбора на юге. Неподалеку от Сэферна он хотел бросить все и налегке окружить тех, кто бросится за ним в погоню. А потом быстро пойдет на юг, заберет остальных своих людей и свежих лошадей в местах сбора, вот тогда ему точно понадобятся припасы. Кердик дал нам немного, но даже этого мы взять не смогли, чтобы не задерживаться. Я думаю, он надеется, что Мэлгун и Мордред последуют за ним. Тогда, если ваши силы будут стоять в засаде, он приведет мятежников прямо в нее.

— Отличный план, достойный императора, — воскликнул Сандде. — Только где же эти места сбора? Я же должен подыскать место для засады и сообщить о нем императору. Куда мне отправлять сообщение?

— Не знаю, — ответил Рис. — Хозяин знает — и пароли, и места, и время.

Сандде горестно всплеснул руками. Помолчал минуту и с надеждой спросил Риса:

— Может, твой хозяин очнется хотя бы ненадолго?

— Откуда же мне знать? — Рис горько улыбнулся. — Ваш лекарь, и тот не знает. Сказал только, что милорду осталось жить недолго.

— Лорд Сандде, найдите мне несколько восковых дощечек, — попросила я. — Если лорд Гавейн очнется, я должна записать его слова. — Я вошла в комнату раненого. Рис последовал за мной, а за нами вошел и удрученный Сандде.

У постели Гавейна сидел лекарь. На нас он посмотрел с раздражением, но встал и поклонился Сандде.

Сандде подошел, посмотрел на Гавейна, затем на хирурга.

— Ты ничего не можешь сделать? — спросил он. — Мне очень нужно, чтобы он очнулся перед концом.

Хирург пожал плечами.

— Может очнуться. Шум какой-нибудь… Но лучше его не беспокоить.

— Я посижу здесь, но буду молчать. — Сказала я, поискала табурет и поставила его возле постели.

— Как вам угодно, благородная леди, — сказал лекарь, — если не возражаете, я буду спать. — Сказано было с горькой иронией. Наверное, он, как и все в монастыре, плохо относился к Артуру, и не одобрял лорда Сандде за поддержку императора.

— Спи, пока можешь, — я махнула рукой.

Он снова поклонился, погасил один из факелов, лег на койку, накрылся одеялом и повернулся к нам спиной.

— Я пошлю за табличками, — шепнул мне Сандде. — Благодарю вас, миледи. Дай Бог, чтобы он очнулся. — Забрав еще один из факелов, лорд вернулся обратно в Зал.

Рис сел на пол у изножья постели, оперся спиной на каркас и закрыл глаза.

— Рис, — тихонько позвала я, — ты долго ехал. Может, поспишь? Я разбужу, если что.

— Спасибо, миледи. Я подожду.

В комнате воцарилась глубокая тишина. Слышалось лишь потрескивание единственного факела, с едва уловимым шорохом на пол осыпался пепел. Еще было наше дыхание, да вой ветра за стенами. Вошел слуга с восковыми дощечками, стилусом, пергаментом, чернилами и перьями, сложил все это на столе и снова вышел.

Я подперла голову руками и смотрела на Гавейна. Сразу бросилось в глаза, насколько он исхудал. На изможденном лице словно была записана летопись горя и страданий. Но в свете факела он почему-то показался мне пугающе молодым, почти таким, каким я увидела его в первый раз, когда он лежал раненый в доме моего отца. Мне и тогда, и теперь казалось, что за ним стоит нечто иное, огромное, недоступное обычному человеческому рассудку, и теперь рыцарь словно уходил туда, в это иное, отдалялся от нас, балансируя между Землей и Потусторонним миром. Красный свет факела делал его влажную от пота кожу похожей на раскаленный металл, как будто кости под ней оплавлялись и постепенно принимали другую форму. Я коснулась его лба и удивилась — он не показался мне горячим. Моя рука коснулась повязки, и она тут же свалилась с головы. Ее не стали закреплять. Под повязкой открылась вмятина от меча Бедивера, под плохо зажившей кожей просвечивала белая кость, вокруг виднелись следы прижиганий. Падение с коня пришлось как раз на старую рану, кости разошлись, и между ними можно было разглядеть серое вещество мозга.

Я стиснула руки, чтобы удержать горестный стон и стала вспоминать прежнего Гавейна, как он скачет на своем дивном жеребце по тренировочному полю в Камланне, как легко и изящно пригибается к земле за кольцом. Тут же вспомнила, как Гвин пытался повторить за отцом это движение, а потом перед глазами отчетливо встала другая картина: Гвин пытается встать, опираясь на руки, из дорожной пыли на дороге в Каэр-Кери, и в замешательстве смотрит на дротик Бедивера, торчащий под ключицей. Подумала о Бедивере, как он прощался со мной в конюшне Максена. Передо мной встало его спокойное лицо и мрачное беспросветное отчаяние в глазах. Вот так и с нашей Империей — хорошо начиналось, да плохо кончилось. Я бы заплакала, но слез не было, только ужас от всего происходящего, только тишина, только ветер снаружи.

Перед самым рассветом я выплыла из своих видений и обнаружила, что глаза Гавейна открыты, и он наблюдает за мной.

— Гавейн! — прошептала я. Голос дрогнул. — Гавейн! — я протянула руку, чтобы коснуться его, вспомнил последние слова, сказанные мне, и отдернула пальцы. Без сомнения, я была последним человеком, которого он хотел бы видеть в эти немногие оставшиеся ему часы. А вдруг нет? Да, есть же еще послание! — Ты меня понимаешь?

Его губы беззвучно шевельнулись, но я поняла: «да». Рис встал и шагнул к своему господину. Взгляд Гавейна сосредоточился на нем.

— Рис, — едва слышно прошептал он. — Это ты? Значит, это все на самом деле?

— Да, милорд. Мы в Инис Витрин. На самом деле.

— И она… она тоже? Мне кажется, я говорил с ней….

— Императрица? Да, она здесь, сейчас. В дороге она вам чудилась, а теперь — вот она.

Он закрыл глаза, затем снова открыл их и посмотрел на меня.

— Миледи, — произнес он почти неслышным шепотом. — Конечно, вы здесь. А Медро, он не…

— Нет. Мне удалось бежать.

— Хорошо. — Его взгляд снова нашел Риса. — Ну вот, братец, на этот раз я, кажется, умираю.

Слуга какое-то время молчал, затем посмотрел вниз и пробормотал:

— Это они так говорят.

— Похоже, они правы. — Легкая улыбка тронула его губы. — Они отрезали мне ноги? Я их совсем не чувствую. Нет? Вот уж не думал, что придется так умирать. Рис, где мой конь?

— В конюшне Сандде, милорд. Я сказал, чтобы они хорошо заботились о нем, лучше, чем о себе.

— Хорошо. — Улыбка перешла в гримасу боли. Гавейн помолчал. — Спасибо. Ты его отпусти… потом. Никто не должен садиться на него после моей смерти. Пусть он увидит... что я мертв. Тогда отпусти его.

— Сделаю, милорд.

— И мой меч. Привяжи его к седлу. Пусть будут вместе. Я должен вернуть их.

Рис несколько раз сглотнул и кивнул.

Теперь Гавейн смотрел на меня.

— Я... рад, что вы здесь, миледи. Я должен... нет, это потом. Сначала сообщение для Сандде. Это важно.