Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 28

– Качели раскачиваются, а мы их не качали, – говорит она.

Ее замечание разрушает мою умиротворенность.

– Я что, сплю? – спрашиваю я ее.

– Мне-то откуда знать? – переспрашивает она.

Мне вспоминается шутка: «почему евреи всегда отвечают вопросом на вопрос? – а кто вам такую глупость сказал?». Я никогда не задумывался о национальности Лизы. Так был воспитан. Но с другой стороны, она была мне интересна, и я хочу знать и понимать ее лучше – в том числе и ее культуру. Хотя я ни разу не наблюдал, чтобы ее происхождение делало ее какой-то особенной.

Мои мысли никак не могут собраться, сознание как будто плывет, и я перескакиваю с одной темы на другой.

Еврейки бывают очень красивыми, но Лизе в этом плане не повезло. Большие глаза были интересны, но другие черты лица портили впечатление. Длинный и не очень аккуратный нос, очень глубокая ямочка под нижней губой, из-за чего та кажется вечно оттопыренной. Большой рот делал ее слегка похожей на лягушку. Лиза была маленькой хрупкой худой девочкой с тонкими кривыми ножками и плоской грудью. Я надеюсь, что в будущем она расцветет и станет более женственной и… гм, округлой.

– Хотя ты и не красивая, есть в тебе что-то привлекательное, – говорю я ей.

– Лучший комплимент на свете. Дурак.

Я не обижаюсь. Она мне нравится. Я даже предлагал ей встречаться и считал, что она неизбежно согласиться, потому что никому, кроме меня, она не нравится. Это было очень логично. Оказалось, я ей никогда не нравился.

– Не отвлекайся.

Как будто она читает мои мысли. Хотя если я сплю, это естественно.

– Если я сплю, ты не настоящая, – говорю я ей.

– Я тебе все равно нужна.

Это точно. И еще я понимаю, что здесь «все не так», а не только качели.

Лиза мой хороший друг. Настоящий друг.

Голова очень болит, и я туго соображаю.

– Я хочу вспомнить, почему ты не захотела быть со мной.

– Хорошо. Но сейчас нужно другое. И я боюсь, у нас не очень много времени.

– Мне кажется, я деградирую. Ощущаю себя подростком сейчас. Мысли какие-то не взрослые.

– Тебе двадцать три. Подросток – это ты вчера.

Я пытаюсь сосредоточиться и упорядочить свое мышление, чтобы не менять темы нашей беседы так резко.

– Объясни, что происходит.

– Ты понимаешь, что спишь, значит, я не Лиза на самом деле. Я – это ты, и ты беседуешь сам с собой, создав мой – то есть Лизин – образ для более удобного восприятия своего состояния.

– Ну, это очевидно.

На самом деле, мне ничего не понятно.

– Лиза нужна тебе потому, что тебя крайне тревожат различные события, и ты видишь их как проблему, которую надо хорошенько обдумать, чтобы решить. И я дальше буду говорить как Лиза, и ты считай, что я Лиза, и так будет лучше для нас обоих, то есть для тебя.

– Как скажешь, Лиза.

– Значит, так. Я нужна тебе, потому что…

Она поднимает сжатый кулак и перечисляет своих доводы, выкидывая пальцы по одному. Обожаю, когда она так делает, она выглядит просто сверхуверенной в себе.

– … потому что я надежный друг и буду с тобой честна, даже если это будет больно – раз. Потому что я – рассудительна, умна, оригинально и нестандартно мыслю – два. Потому что я не болтлива и умею хранить секреты, а тебе надо быть максимально откровенным – три. И главное – я способна принять тебя таким, какой ты есть. Четыре.

– У тебя остался еще один палец, я считал.

Лиза ухмыляется и показывает мне средний.

– Этот?

– Нет, большой, этот был на счет «два».

Я понимаю, что должен рассказать ей о том, что меня гложет и собираюсь с мыслями. Я тоже сжимаю кулак и выкидываю пальцы один за другим. Потому что иначе считать у меня не получается.

– У меня подозрение, что я сейчас нахожусь в смертельной опасности…





– У тебя подозрение?

– Ладно, я нахожусь в смертельной опасности. Я могу умереть. Это раз. Я снова сильно ударился головой, и теперь она болит, и я не могу из-за этого связно мыслить. Это два. А еще я стал снова стал разговаривать сам с собой.

– Как раньше, когда ударился головой?

– Я не рассказывал Лизе об этом.

– Но я не Лиза…А, ладно. Ты о чем? Все разговаривают сами с собой.

– Но не так. Я не могу это контролировать. Как будто чужие мысли материализуются в слова и звучат в моей голове.

– Слуховые галлюцинации? Как у шизофреника?

– В том-то и дело, что нет. Я осознаю, что это именно мои мысли, просто форма их подачи меня нервирует. Иногда мне было трудно различить, что я на самом деле думаю. Со временем этот эффект пропал, я надеялся, что навсегда. А теперь опять.

– Ты из-за этого разругался с Шестаковой?

– Да… хотя нет. Не только. Неважно. Хотя важно, это тоже надо вспомнить. Меня пугает нечто неконтролируемое, которое разговаривает со мной в голове. Из-за него я испытал оргазм, когда убил человека. А может, и не из-за него, это еще хуже. С любой стороны, ненормально. Это три. А еще мне приснилась Ксения. Я уже два года не видел ее во сне. Это четыре. Ух ты, смотри, у меня тоже большой палец остался.

– Не отвлекайся. Что за сон с Шумейко? Хороший?

– Не помню. Вроде плохой. Похоже, она хотела мне навредить.

– Я всегда считала, что она тебе навредит.

– Так считала Лиза. А ты – не она.

Она неопределенно пожимает плечами.

– Итак, попробуем подумать над твоими проблемами…

Я прерываю ее.

– А можешь снова… ну, раскладывать пальцы. Мне очень нравится, как ты это делаешь. Прямо как я, когда считаю.

– Ты не употреблял наркотики в последнее время?

– Немного, и только для дела. Но давно, он уже выветрился. Я не чувствую эйфории или удовольствия. У меня просто легкое ощущение некоторой измененности сознания.

К моей радости, она подводит итоги именно так, как я просил.

– Первое. Тебе угрожает смертельная опасность. Второе. У тебя очень болит голова. Третье. Ты сомневаешься в своей психической нормальности. Четвертое. Ты увидел во сне свою покойную бывшую. Какой вопрос тебя интересует больше всего?

– Ксюша, конечно. Я хочу знать, почему она снова мне снится. Я не хочу ее больше видеть. Это очень больно. Я очень давно о ней не вспоминал. То есть я помню о ней постоянно, но вот так специально не думал давно.

Хорошо, что Лиза прекрасно понимает мою путанную речь и сохраняет хладнокровие.

– Я думаю, было бы логично разбираться с твоими проблемами в обратном порядке. Однако это твои проблемы, и решать тебе. Ты впервые в жизни видишь осознанный сон. Все равно придется все делать по-твоему.

– Я читал об осознанных снах. Они вообще не такие. Это должен быть полет мечтательной фантазии, а не воспаленный болезненный бред, каким я ощущаю нашу беседу.

– Я знаю. Но ты понимаешь, что со снами в последнее время у тебя вообще что-то глобально не так, и это явно не случайно. Так что принимай как есть. Я буду твоим проводником.

Лиза легко спрыгивает с качелей. Когда они остановились? Я не обратил внимание. Я медленно слезаю и иду вслед за ней. Она приводит меня на каток.

Я его отлично помню. Это было в школе, нам всем шестнадцать лет, и нашей старосте Оле пришла в голову мысль организовать класс покататься на коньках. Пришли почти все.

– Знаешь, почему мы здесь? – спрашивает Лиза.

– Это был один из самых счастливых моментов в моей жизни. До того, как я сломал себе голову. Жаль, тебя здесь не было.

– Я не любительница больших компаний.

Я смотрю, как уверенно катят мои друзья – Игорь, Володя, все здесь. Влюбленные чертят лед парами. Пацаны – наперегонки. Словно мотылек, по катку порхает Настя Шестакова, цепляя мой восхищенный взгляд огоньком своих рыжих волос. Я даже близко не могу, как она. Я освоил скейтборд, так что равновесие держу легко, но катить нормально не получается.

– Ты знаешь, – обращаюсь я к Лизе, – в тот день Настя минут пять учила меня кататься. Держала за руку. Я два дня потом не спал, вспоминая тепло ее ладоней.

– Говоришь, как инфантильный дурачок, – мрачно парирует Лиза.