Страница 17 из 28
Хоть бы орел, хоть бы орел, ХОТЬ БЫ ОРЕЛ!
Монета зазвенела по бетонному крыльцу и, отскочив, плюхнулась в мутную лужу. Мы переглянулись. Понять, что выпало, было невозможно. Но Устюгов не успел достать следующую монету, потому что из темноты коридора раздался выстрел…
ВПЕРЕД!
Я сразу рванул внутрь, в полный рост, и на ходу открыл ураганный огонь куда-то в темноту коридора. В свете вспышек от выстрелов я увидел небольшое помещение с обшарпанными стенами. Напротив была еще одна дверь, закрытая. В центре комнаты располагался вращающийся турникет и будка охраны. Окно было приоткрыто и за ним стояла тень фигуры с винтовкой. Тень пыталась перезарядиться.
Ага, щас! Убей его! УБЕЙ ЕГО!
Не прекращая стрелять, я направил ствол автомата на будку и подбежал к ней. Во все стороны брызнули осколки бьющегося стекла. Турникет болезненно ударил меня в живот и помешал подойти ближе.
ДААААААА! СУНЬ АВТОМАТ В БУДКУ!
Я перегнулся через турникет и направил рычащую и гремящую «сучку» куда-то вниз, вообще уже не целясь. Все вокруг свистело и грохотало. Оглушительный рокот выстрелов и звон рикошетов отражался эхом от стен и мучительно отдавался болью в ушах и голове… Я наслаждался этой болью. Мой взгляд привлекла красота возвратно-поступательных движений затвора, отрыгивающего стреляные гильзы, одну за другой в ярких волнующих вспышках света.
КАААААААЙФ!!!
В голове спонтанно возникли постыдные и неуместные ассоциации. Я испытывал во время стрельбы самое настоящее наслаждение.
Щелчок вместо выстрела. Патроны кончились.
БЛИИИИИН…
Я услышал шаги за спиной, Устюгов схватил меня за шкирку и отшвырнул назад. Краем глаза я заметил, что он ринулся к турникету и ловко перепрыгнул через него, но дальше не разглядел, потому что крайне болезненно ударился затылком об стену. Эта боль отозвалась в голове чудесным, восхитительным, оргазмическим блаженством. В паху разливалась сладкая расслабляющая истома.
Это все из-за колес?
Нельзя отвлекаться! МАГАЗИН! ЗАМЕНИ!
Трясущимися от возбуждения руками я сбросил стреляный магазин и достал новый рожок.
О да! Сейчас я ЕЩЕ РАЗОК ПОСТРЕЛЯЮ! Я ХОЧУ ЕЩЕ!
Рука Устюгова легла на мой автомат, перекрыв шахту магазина.
– Все кончено, Максим. Отдай автомат, пожалуйста.
Что? НЕЕЕЕЕЕЕТ…
Я с сожалением выпустил оружие из рук.
– Да уж… Родина объявляет тебе благодарность за меткую стрельбу, товарищ Логинов, – сказал Игорь. Взяв у меня оружие, он с облегчением выдохнул. – Так мочить из автомата в столь маленьком помещении и убить только одного человека – для этого нужно быть настоящим снайпером.
– Я могу… посмотреть?
– Пожалуйста. Только зрелище не из приятных.
Я перелез через турникет и взглянул в будку. На полу, залитом кровью, лежало тело Завьялова. На нем живого места не было – многочисленные попадания его совершенно изуродовали. Лицо посекло рикошетами и осколками, были видны отверстия от пуль – в щеке, шее. Одна из пуль, видимо, рикошетом, вошла в глаз под углом и отломила кусок черепа. Господи, и это сделал я…
Да, и это БЫЛО КРУТО!
– Пойдем, Максим, – Устюгов окликнул меня у выхода. – Что сделано, то сделано.
– А туда мы не пойдем? – я показал на закрытую дверь.
– Зачем? Пусть остается закрытой. Так будет лучше для всех. И потом, у нас не очень много времени, надо постараться уйти отсюда как можно дальше. Помни, что ты сейчас под воздействием стимулятора. Через двенадцать часов… Ах да, числа… Ночью его действие закончится, и на тебя навалится усталость, апатия и сонливость. Что-то мне подсказывает, что засыпать здесь и правда не стоит.
***
– А что было дальше, вы уже знаете, – сказал я Егорову. – Мы
кое-как похоронили Алдана и Резцову на берегу, а потом пошли по тайге, чуть отдохнули у охотничьего домика Эрхана. Через несколько дней вышли на ваш блокпост. Все слилось в какую-то однообразную мутную картину. Не знаю, когда и как Устюгов вас вызвал, но на этом история закончилась. Я очень устал.
– Несколько вопросов. Скажите пожалуйста, почему Устюгов отдал вам свой автомат?
– Он объяснил это тем, что я умею им пользоваться. А из ружья никогда не стрелял.
– И никаких других причин?
– Нет.
– А почему именно вы пошли первым?
Мне не нравился этот человек. Не нравится тем, что выглядит слишком похоже на сотрудника госбезопасности. По моим представлениям выглядит похоже. А вот Чепиков был не похож. И Устюгов был не похож на капитана милиции. Скорее всего, он им и не был. Но в любом случае был не похож.
Мне также не нравилось его внимание к этим деталям убийства Завьялова. Я решил не раскрывать всего, дать дозированную информацию.
– Я просто запаниковал. Я понимал, что у меня есть немного времени, и решил воспользоваться ситуацией.
– Вы не договариваете! – он внезапно повысил голос. – Должно было быть что-то еще! Давайте я вам проясню ситуацию. Ничего хорошего она для вас не означает. В ходе данного допроса вы без всякого принуждения признались в совершении ряда серьезных преступлений. Во-первых, хищение оружия и боеприпасов, статья двести двадцать шесть УК РФ. Срок от трех до семи лет, и, учитывая, что оружие применялось впоследствии для совершения других преступлений, то это скорее семь, чем три.
– Я не крал ружье у Чепикова. К тому времени он уже был мертв.
– И это сделало его оружие вашим?
Я промолчал.
– Во-вторых, угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, если имелись основания опасаться осуществления угрозы, статья сто девятнадцатая. Как вы полагаете, у Алдана были такие основания?
– Пожалуй…
– С учетом того, что при угрозе вы назвали его – цитирую – «чуркой», мы имеем дело с преступлением на почве ненависти. До двух лет! – торжествующе произнес Егоров. – И наконец, самое интересное – умышленной убийство…
– Стойте! Это была самооборона.
– Когда Устюгов дал очередь в ответ на выстрел – да. Когда вы загнали Завьялова, как раненного зверя и изуверски добили – нет. Умышленное убийство по предварительному сговору в составе группы лиц, совершенное с особой жестокостью – это статья сто пятая, часть два, что дает нам – внимание – до двадцати лет. Вам дадут много, Максим. Однако…
Сначала кнут, теперь пряник.
– …если вы пойдете на сотрудничество, возможно, мы… переосмыслим некоторые эпизоды. Может быть, даже забудем.
– Я рассказал все, что знал. Я не обманывал. Но, возможно, я… смогу вспомнить чуть больше. Вы поймите, я очень плохо себя чувствую, хронический недосып… Дайте поспать. Я никуда не убегу, вот же и раскладушка у вас.
– Раскладушка? – Егоров удивленно обернулся и тоже заметил в углу сложенную раскладушку. – Хм… Ну хорошо. На сегодня достаточно, отдохните. Если захотите в туалет, постучите.
Он вышел из допросной и запер дверь на ключ. Я разложился и тут же лег спать. Наконец-то…
Сон накрыл меня сразу, как только я закрыл глаза.
IX
Я сижу на старых скрипящих качелях, напротив меня – Лиза Рудницкая. Стоит мягкая зимняя погода, снег медленно опускается редкими крупными хлопьями. Попадая ко мне на руки, они быстро тают, не причиняя холода.
Лиза Рудницкая – моя одноклассница. Она смотрит на меня из-под детской шапки с помпоном своими огромными, темно-карими, почти черными глазами. Ожидает, что я заговорю первым.
Я не помню, как здесь оказался, но это не кажется мне важным. Чувствую себя школьником. Я просто наслаждаюсь унылым и однообразным перемещением себя в пространстве, и даже протяжные скрипы, доносящиеся от изношенных подшипников качелей, мне нравятся.
Но Лизе что-то не по душе. Она сердится, и похоже, что на меня.
– Максим, что-то не так, – говорит она, как будто стараясь разбудить.
Я недоуменно смотрю на нее.