Страница 42 из 55
- Ты стрелял в майора?
Полицай затрясся.
И тут раздались выстрелы. Все заметались по площади. Одного казака убило. Другого ранило.
- Кто стрелял?
Видно было, что стреляли из здания. Мы ворвались на первый этаж, взметнулись по лестницам, пробежали по всем углам. Но никого не нашли. А в одну комнату второго этажа не зашли - мол, архив там, никого нет.
Я до сих пор не пойму, зачем стреляли? Если полицай, понятно. А если?.. Хотя это и тем и другим было на руку. Ведь знали, казаки народ буйный, если их раскочегарить, то не остановишь. Начнут валить…
Полицаев набивали в “автобус”.
Я еле сдерживал казаков от самосуда.
- Что с ними цацкаться, - шипел Бураков.
- Ты уверен, что они виноваты?
- Что мелешь? - морщился Бураков. - Что, и тот с пустой обоймой ни при чем?
Он выхватил у меня винтовку и прицелился в борт самосвала.
- Не пробьет, - ухмыльнулся я и забрал винтовку.
Буракова крутило. Он плюнул и пошел к пристройке здания. Там размещался отдел охраны. Не успел он подойти к ступеням, как его осветило фарами патрульного “УАЗа” - подъехали полицаи.
Бураков вытащил гранату. Вставил палец в ушко предохранительной чеки и крикнул:
- Господа полицаи! Меняю ваши пистолеты на кольцо от гранаты!
Полицаи могли скрыться, но испугались: еще взорвет. И отдали оружие. Их тоже затолкали в самосвал. Я все больше удивлялся находчивости Буракова, но некоторые его поступки порой страшили.
Не успели мы разобраться с одним, как принесло другое. Еще утром 2 марта после вывоза полицаев их семьи стали покидать город. Это навело на определенные опасения, которые вскоре подтвердились. В тот же день бригада полиции с волонтерами из уголовников перешла Днестр по льду. Они напали на полк гражданской обороны Российской армии, который располагался в Кочиерах. В селении, что севернее Дубоссар.
Временем нападения выбрали обеденный перерыв, когда в полку почти не осталось офицеров. Дежурный наряд, вооруженный только штык-ножами, разоружили. И сразу кинулись громить склады.
Но про узел связи забыли. Оттуда и сообщила о налете дежурная радистка. Об этом доложили командующему 14-й армии, но тот приказал не вмешиваться. Многие генералы подражали московским политикам, которые соглашались с развалом страны.
Осажденные взывали о помощи. На помощь пришли гвардейцы и казаки. В 16 часов мы подъехали к военному городку. Нас вел прапорщик, у которого в полку остались солдаты. Мы перелезли через забор и гуськом побежали вдоль аллеи. Скрытно, перебежками пробрались в казарму. С третьего этажа казармы увидели, как расхищалось имущество полка. Особенно усердствовали волонтеры в фуфайках.
Волонтеров заранее собрали в доме отдыха на правом берегу Днестра. Если стать на плотине Дубоссарской ГЭС и смотреть выше по течению, то слева находится дом отдыха, а справа - Кочиеры. Тогда молдавские власти по зонам бросили клич: “Кто желает попасть под амнистию, пусть покажет себя в деле”. Вот и набрались желающие.
Сначала нас не заметили, а заметив, кинулись в атаку. Думали взять с ходу. Но не тут-то было. Теперь оружия у нас было в достатке - к нам в руки попал ротный боекомплект. Бураков как чумной метался от окна к окну и стрелял. Лемской прятался за выступы стены и отмечал каждый удачный выстрел Буракова криком:
- Один!.. Два!..
Напряжение росло, на этаже не осталось ни одного целого стекла, их искромсали пули. Но противник откатился. Мы нащелкали двадцать нападавших. Я смотрел на распластанные на снегу тела в фуфайках, камуфляже и думал: “Ведь еще недавно все мы были жителями одной страны… Кто устроил нам всё это?”. На стене в казарме висел старый, оборванный портрет сладко улыбающегося Мишки Горбачёва с крупно напечатанными словами: “Перестройка для нашей страны и для всего мира!” Вот что они приготовили для нашей страны…
Казарму окружили. По телефону предложили российским военным, которые оказались с нами, покинуть часть и даже обещали их вывезти.
Старший лейтенант построил солдат:
- Кто желает покинуть полк, выходи из строя. Кто желает принять бой, остается со мной.
Осталось восемнадцать солдат, два прапорщика и майор медицинской службы. Покинуло полк только шесть человек.
Нас принялись методично обстреливать. Группами и поодиночке пытались прорваться к входу. Отдельные смельчаки лезли в проемы первого этажа. В том бою погиб приднестровский гвардеец. Он вырвал чеку из гранаты, и когда замахнулся, чтобы бросить, в руку попала пуля. Он мог откинуть гранату, но тогда погибли бы казаки, стрелявшие рядом. Он закрыл собой гранату. Собирая в мешок куски тела гвардейца, я воротил голову от рук, ног, изуродованной головы, забрызганных кровью потолка, стен и пола.
Бураков помогал мне и причитал:
- Спас меня… Я бы… Я бы… - Потом куда-то пропал. А вернулся с волонтером в робе, у которого тряслась губа:
- Вот этот мешок видишь?
- Вижу…
- Там лежит герой! Понимаешь, герой?
- Понимаю…
- Но из тебя героя не будет…
Увидев второй мешок, я набросился на Аркадия:
- Зачем ты это?
- Не трогай!.. Не посмотрю, что ты мне друг…
Глаза у Буракова налились кровью: в такие минуты к нему лучше было не подходить.
С наступлением ночи организовали дежурство. Выставили посты по периметру. Заминировали лестничные проходы. Думали, нас оставят в покое. Но не тут-то было. В 6 утра казарму забросали гранатами со слезоточивым газом. Глаза слезились, перехватывало дыхание, невозможно было ничего делать. Но нас выручили противогазы. Когда снова полезли на нас, ранение получил казак из Ростова: пуля отрикошетила от стены и угодила в икру. Ему нужна была медицинская помощь.
Ну, Бураков! Он предложил план, и мы перехитрили полицаев. Майор медицинской службы переодел казака в форму прапорщика и удачно вывез. Российская армия, как таковая, участия в боевых действиях не принимала, вот полицаи и пропустили их.
Мы бы не сдали казарму, если бы не пришла команда оставить территорию полка. И мы ее покинули. Представляете наше состояние: победители - и уходят!
Потом в полк на вертолете прилетал заместитель командующего 14-й армией, и ему полицаи жали руку. Благодарили за подарок - сдачу полка. Вы спросите: почему одну пилюлю за другой проглатывали российские генералы? Чего им недоставало? Думаю, из-за особенностей заячьей болезни. А недоставало им казацкого духа.
В районе Кочиер река поворачивает на девяносто градусов на восток, и там к левому берегу жалась паромная переправа. У нас было задание ночью атаковать и сбросить противника в Днестр. Мы бы справились с задачей, но только изготовились к атаке, как в три часа ночи поступил приказ об отмене операции. Не очень нам везло и с приднестровскими командирами. Не могу сказать, что командир гвардейцев, который отложил операцию, предал нас. У него сын сражался в Дубоссарах. Но в данном случае он сплоховал. Полицаев и волонтеров днем с огнем бы не сыскали на нашем берегу. А они воспользовались промашкой, пробили лед и протянули паром к своему берегу. По этому парому и прошла к нам вражеская бронетехника.
Невольно вспоминал закрывшего гранату гвардейца. Видимо, он любил Приднестровье, что пожертвовал собой, сохранил жизни бойцам. Так же поступил и Александр Матросов, накрывая дзот своим телом. У гвардейца был выбор: либо погибнет сам, либо погибнут товарищи, у Матросова тоже был: либо сам, либо бойцы. Но Матросов мог подавить дзот и другим способом и вместе с бойцами мог остаться в живых. А вот у гвардейца такой возможности не было. Гвардеец оказался в более тесных рамках.
Я спрашивал себя: способен ли сам на такую жертву? Конечно, мне, как и любому, хотелось жить. И не как скоту - просуществовать и сгинуть, а приложить руку к чему-то достойному. Но смог бы я пожертвовать собой? Пожертвовать, когда на раздумье отводилась секунда?