Шерстяная «сказка»

Одним словом, последний отрезок пути оставил в сердце каждого участника путешествия столько чудесных впечатлений, столько тёплой памяти, что сравнить его было не с чем. Даже сами наёмники сколько раз повторили, что за все их многочисленные рабочие ходки им не было так душевно со своими наёмщиками. Как-то даже становилось немного жаль, что наш совместный путь подходил к концу.

Да, кстати, разок нам всё-таки довелось немного пощекотать нервы. Уже в самих горах собаки учуяли волка, привлечённого духом овец. Но наши бывалые пастухи среагировали моментально: хищника отогнали. Он, по словам Грегора и Волта ещё какое-то время следовал за обозом в отдалении, а потом отстал. Запах людей и оружия заставил зверюгу отступиться. Да и осень – достаточно сытая пора, чтобы не рисковать шкурой ради такого сомнительного обеда, как хорошо охраняемая домашняя живность. Более безопасная альтернатива в самом откормленном виде и так в изобилии сновала по этим диким землям.

И всё равно, несмотря ни на что, окончание долгого путешествия казалось каким-то совершенно счастливым временем.

И вот мы, наконец, добрались до своего нового дома. Тут я и поняла, что сказка закончилась, начинается «сказка». И что пора выходить из эйфоричного состояния, спускаться на грешную землю, вспоминать боевые навыки опытного завхоза и закатывать рукава. А также, что имел ввиду Андрэ, когда не хотел брать нас с собой. Снова нахлынули воспоминания из прошлого, правда уже не столь возвышенные и романтичные. Ну и ладно, знала же, куда еду. А

то ишь, как разнежилась, попривыкла к барской жизни. Пришло время, как говорится, нюхнуть навоза. В прямом и переносном смысле.

*Первоначально бранль — танец простолюдинов, его плясали вкруговую на деревенских праздниках. Слово это означает «качание»: на шагах покачивается цепочка людей, взявшихся за руки. Существует больше дюжины его разновидностей в зависимости от темпераментности исполнения.

**Моррис - английский народный танец, который исполняется под живую музыку. В

основе этого танца лежат ритмичные движения и набор фигур, которые танцоры исполняют с использованием разнообразного инвентаря. На ногах танцоры носят повязки с бубенцами.

55

Сейчас попробую описать ту любопытную конструкцию, в которой предстояло зимовать этот год. Поскольку нам для освоения достался в большей мере земледельческий, чем животноводческий регион, то и устройство хозяйств здесь имело свои особенности.

Наше новое место обитания объединяло под одной крышей и жилые, и хозяйственные постройки, соединённые между собой и расположенные замкнутым четырёхугольником.

Домом здесь называли всё вышеперечисленное разом.

Фасадную сторону постройки, выходящую на улицу, занимал амбар, ворота которого служили входом во двор. Примерно таким же образом выглядели и другие хозяйства, составляющие деревню. В итоге, улица, на которую смотрели лишь стены и ворота амбаров, имела весьма унылый вид.

Наш амбар служил не только хранилищем зерна, здесь же был устроен ток с молотилкой.

Жилая часть выходила во двор и занимала сторону, противоположную амбару. Боковые стороны четырехугольника образовывали стойла и конюшни, смежные с жилым домом и сообщались с ним внутренними дверями.

Особое «очарование» сего архитектурного комплекса состояло в том, что внутри этого условного квадрата располагался двор, в центре которого складывался навоз. Такой вот, пардоньте, «шарман».

Отдельным помещением выделялась пекарня. Над всем домом находился чердак, часть которого служила для хранения зерна, часть для хранения сена. К чердаку вели лестницы: одна из амбара, другая из кухни.

Сама кухня здесь не являлась изолированной комнатой, а была составной частью большого общего зала. Вроде наших современных однушек-студий. Ай, проще показать на картинке, чем описывать детали мозголомным техническим языком.

В итоге, из всего многообразия строений на жили-были нам доставались лишь две комнаты: вот та, которая общий зал, и примыкающая к нему отдельная каморка с выходом в конюшню. Ага, прямо вот так.

Теперь о внутреннем устройстве: в кухне у левой боковой стены находился сложенный из кирпича камин, расширяющийся в направлении внутренней части помещения. Стены в ней, как и в соседней комнатке имели ровно тот же вид, что и наружные – они были просто побелены.

Отдельным «украшением» - выступающие тёмные балки на потолке.

Из убранства, как и предупреждал Андрэ - самая простая крестьянская мебель.

На самом деле, нам, можно сказать, ещё колоссально повезло, что в деревне к нужному моменту освободился именно этот двор. У местных он почитался зажиточным. (В нём, кроме крепкой крыши, имелась ещё и собственная молотилка, которой за отдельную плату пользовались остальные, менее состоятельные крестьяне.)

Точнее, дело здесь было не только в простом стечении обстоятельств. Андрэ рассказал, что этот фактор тоже в своё время учёлся при определении земель, которые отходили в его управление.

Дело в том, что такие вот деревни, лишённые вследствие разных причин непосредственного хозяина, господина или как его проще назвать… находящиеся в прямом подчинении короны и представляющие собой некие изолированные общины, доставляли королевскому казначейству массу хлопот. Действительно, следить за порядком на столь удалённых объектах было крайне затруднительно.

Для того, чтобы, например, банально собрать налог, отдельным служащим этой уважаемой структуры раз в год приходилось выезжать из столицы и совершать утомительный рабочий вояж по закреплённым за ними участкам. Конечно, радости от таких затяжных командировок никто не испытывал. И когда на обсуждение встал вопрос, какие пределы передать ненормальному барону, по доброй воле готовому переехать на границу горизонта и принять на себя бремя руководства частью этой человеческой пустоши, предложения посыпались, как из рога изобилия.

Я имею ввиду, что каждый из ответственных за эти проблемные регионы был счастлив сдыхаться хотя бы от одного участка и наперебой расхваливал что-то из своего списка.

Выискивал объективные преимущества, в красках разрисовывал красоты местности, в общем, Андрэ фактически выбирал из предложенного лучшее.

Что же касается местных… Сдаётся мне, что наше появление их не очень должно было радовать. До сих пор эти люди, если можно так выразиться, жили вольницей. Конечно, это определение условно. Но по факту-то именно так. Ну что там, подумаешь, раз в год приезжало официальное лицо, совершало ревизию, перепись хозяйств, населения, сгребало собранный старостой налог за отчётный период и бегом улепётывало обратно в цивилизацию. В остальное время народ чувствовал себя вольготно. Все ответственные решения принимались общинным советом, в том числе и по вопросам остававшейся без хозяев и наследников недвижимости.

Не знаю, куда собирались пристроить этот дом, но тут как раз и выяснилось, что у него, как и у всей деревни, теперь объявился владелец. «Жирный» двор не достанется никому, да и вообще, всему самоуправлению – конец. Такая вот петрушка.

Куда деваться, народ был вынужден принять новую данность. Однако, чуяла я, нам ещё предстояло столкнуться со скрытым недовольством населения. Ну да ладно, разберёмся, ибо тоже деваться некуда.

К нашему приезду «барские хоромы» привели в относительный порядок. По крайней мере паутина по углам не болталась. Жилая часть стояла неприкосновенной, а вот молотилка молотила, как говорится, не покладая механизмов. Не зная, как распорядится новое руководство таким важным, а главное, дефицитным хозяйственным объектом, крестьяне на свой страх и риск эксплуатировали технику, аккуратно складывая привычную плату в отдельную кучку сельского общака.

Но это, как раз, нормально, и по-человечески, и управленчески объективно. Что им ещё было делать? Не оставлять же урожай в самый разгар сбора необработанным.

Раздражало другое: половина деревни непрерывной вереницей теперь должна была обретаться в нашем амбаре. Ну то есть представьте, во дворе постоянно толкутся посторонние люди. Ладно, не прямо во дворе, внутри гумна и за «калиточкой», но поверьте, от того не легче.