Клеймо сводного брата

— Подожди, — хватает меня Петя, но я легко отталкиваю его, так что он падает. Иду в дом. — Подожди. Нам надо поговорить!

Кричит он мне в след, да ничего меня остановить сейчас не в силах. Мне лишь бы увидеть ее, лишь прикоснуться… Ощутить аромат ее тела.

— По телефону поговорим, когда ты подпишешь документы на развод.

Шаг за шагом, к нужной цели. Звон в ушах не мешает мне наслаждаться неминуемой расплатой.

— Да постой ты! — останавливает меня на лестнице этот придурок, тяжело дыша. Глаза бегают в разные стороны. — Она не может быть с тобой!

Ещё как может! И будет.

— Теперь это не ей решать, — вырываю свою руку, толкаю его снова и только делаю шаг, как вдруг слышу отчаянное:

— Она не может! Она не помнит ничего с момента пожара!

Глава 28.

Я не верю. Это настолько дико и смешно, что меня впервые за год пробирает на хохот. Только не солнечный, каким я заливался с моей любимой Соней, а злой, агрессивный. Болезненный и хриплый.

— Ты думаешь, я поверю в эту хрень? — ору я ему в лицо.

— Я тоже не верил, — убеждает меня Петя. – Потому что… Ну не верил. Но мы были у врачей. Были сотни тестов. И все как один говорят амнезия.

В сердце словно вонзается оголенный электрический провод. Меня бьет током от страха, что возможно он не врет. Что теперь Соня для меня снова просто сестра, и моя ненависть направлена на, по сути, чужого человека. Если только…

— Что именно она помнит?

— Она помнит свадьбу, пожар и как… — он делает паузу, такую долгую, что, кажется, замирает время. Сердце пропускает удар. – Как я лишил ее девственности.

— Ты? — издаю я рык, хватая его за грудки, наклоняя над перилами лестницы. Под которой мозайчатый мраморный пол. Больше всего хочется скинуть его туда. Насладиться хрустом костей и убрать, наконец, препятствие, которое повредило мой разум. – Ты сказал правду? Рассказал, как все было на самом деле?

— Я не хотел ее травмировать еще больше. Я просто снова стал ее мужем, как и советовали врачи.

Меня начинает колотить. В голове шуметь, кровь бить волнами прямо в мозг.

Вот так.

Пока я сидел в тюрьме, Петя использовал себе на пользу амнезию моей Сони. Поселился в доме, где мы бегали детьми. Трахает ее в супружеской постели, право на которое Соня давно передала мне.

— Давай заставим ее вспомнить, — предлагаю я. Как иначе? Я просто все ей расскажу. Расскажу, как мы были счастливы. Как ей было со мной хорошо. — Если, конечно, ты мне не врешь.

— Она должна сама… Со временем должна, — хрипит он, стараясь ослабить узел мажористого галстука. – Если не веришь мне, спроси у нее. По ней видно. Такое не сымитировать.

— Так и сделаю. И если ты мне соврал. Не жди пощады. Еще надо выяснить, за каким хером убился папаша. Тоже твоих рук дело?

— Нет, нет, — качает он головой и вдруг переводит взгляд. И я поворачиваю голову. Отпускаю его.

Меня пронзает острое чувство дежавю.

Вот она.

Моя сводная сестра. Опять недосягаемая как луна.

— Герман! – улыбается она так искренне, что мне становится не по себе за все пошлые мысли, что сдавливают мне голову. Душат.

Она выглядит совсем юной. Чистой. Нетронутой в своем сиреневом приталенном платье по колено. С простым пучком на голове и без капли макияжа.

В ней не осталось ничего от развратной девчонки, которая сама просила дать ей в рот.

Принимаю ее объятия, трясущимися руками глажу тонкий изгиб спины. Вздрагиваю, когда чувствую поцелуй мягких губ на щеке.

Так сладко. Так чертовски сладко.

— Петя сказал, что ты был в командировке, но, — говорит она громко, а потом понижает голос, – но я знаю, что отец отослал тебя.

— Соня… — это все, что удается мне выговорить. Так хочется запереться с ней в комнате, рассказать ей, что было между нами. Как здорово все было между нами.

— Я так рада, что ты вернулся. И еще я очень рада, что отец наконец изменил завещание. Я очень много с ним разговаривала.

— Ты? – этот возглас вырывается не только у меня, но и у Пети. И я вижу, как он неприятно удивлен ее заявлением.

— Конечно. Пети дома никогда нет, а мне было одиноко. Вот отец и развлекал меня. А потом я сказала, что он должен все сделать по правилам.

— Сука, — слышу тихое сзади, и понимаю почему. Руками жены муж потерял половину компании, которой я тоже собираюсь заниматься. А еще я собираюсь забрать себе это солнечное создание. Такое нежное, что сердце сжимается.

— Герман. Хочешь есть? Маргарита Павловна готовит просто отменно. Я у нее учусь, но пока получается не очень.

Да, я помню, что ел сожженный омлет, но его вкус волновал меня в последнюю очередь.

— Наверное, Герману уже пора.

— Какая глупость, — согласен. – Он только приехал, и я надеюсь, что он задержится. Правда?

Еще бы. Я не только задержусь. Теперь я буду здесь жить. Но не будем пугать Петеньку, вдруг его настигнет удар.

— С удовольствием, — улыбаюсь и понимаю, что все к лучшему. Она меня не предавала. Она просто потеряла память и не смогла помочь. А Петя воспользовался. За что и ответит. Но не сразу. Не будем гнать коней.

Мы сидим в уютной кухне с оранжевыми занавесками, сквозь которые пробивается солнечный свет, озаряя пространство. Соня что-то мне рассказывает, а я только думаю, что у нее под юбкой и насколько крепок этот стол.

— И мы поехали в Париж, но оттуда пришлось вернуться. Потому что врач не советовал долго путешествовать.

Смотрю на Петю, думаю, что про врачей, по идее, она ничего не должна знать. Или?

— Врач?

— Ну, да, — смеется она и вдруг подходит, берет с плиты кастрюльку. Достает оттуда бутылочку с соской.

Я смотрю на это, вытаращив глаза.

— Гинеколог. Мне до родов оставалось пара недель, и все перестраховывались.

— У тебя ребенок!? – выдаю я срывающимся голосом, понимая, что еда потеряла свой вкус, а предметы цвет. Даже она.

И как раз в этот момент раздается детский плач.

— Прямо по расписанию. А ты не знал про Славу? – улыбается она так тепло, что становится больно. – Ему уже три месяца. Ты доедай и приходи. Петя тебя проводит. Надеюсь, ты помнишь… — смотрит она на мужа как-то недовольно. – Где детская?

— Конечно, я помню, где комната МОЕГО сына, — говорит Петя и поднимается, чтобы обнять мимоходом Соню, но она отворачивается и выходит из кухни.

Моего. Моего сына. У них есть сын, Герман. А у тебя больше нет ничего. Даже Сони больше нет. Она жена другого мужчины и мать чужого ребенка.

Глава 29.

Я поднимался за бывшим лучшим другом с твердым желанием сломать ему шею. Пожалуй, давно нужно было это сделать. Но я сжимал челюсти и шел по направлению к детской комнате, из которой доносилось чье-то агуканье.

Не чье-то, а Славы.

Соня сидела в кресле качалке и кормила его из бутылочки.

И первая мысль меня постигнувшая: почему не грудью?

Я бы с удовольствием посмотрел, как пухлые губки розовощекого младенца причмокивают сосок. Я бы и сам не отказался.

— Молоко пропало? – тут же спросил я и не без наглости подошел к малышу.

Тыльной стороной ладони проверил лобик. Потом заметил, насколько далеко стоит Петя. С каким выражением он смотрит на Соню с младенцем на руках. И меня осенило.

Эта мысль была настолько правильной, что мне захотелось одновременно рассмеяться, заплакать, дать себе по тупой башке.

Петя имеет к этому ребенку столько же отношения, как любой другой чужой человек.

Это мой сын. Сроки сходятся. И пусть и Петя бы успел, и тест на отцовство я все-таки проведу, но врачебная интуиция, да и пара курсов психологии говорят сами за себя.

Петя не может быть отцом. Он ненавидит этого ребенка. Потому что он мой. Сын человека, разрушившего его планы. Уже во второй раз.

— Я кормила, а потом… — она глянула на Петю, который нахмурился еще больше и просто в итоге вышел из комнаты.

Я как будто оказался в параллельной реальности. Где между мной и Соней ничего не было, а ее семейная жизнь с Петей не сложилась. Она и не должна была. Слишком давно мы с ней любим друг друга. И никакая потеря памяти этого не исправит.