Страница 42 из 88
Слышу свое сердце так, будто мне вскрыли грудь. Изоляции нет. Грохочет без защиты, оглушая и лишая остатков концентрации.
И начинается чувственная раскачка.
С томным срывающимся дыханием. С тягучей дрожью по всему телу. С яркими очагами возгорания по всему организму.
Двигаемся мокро, медленно, гармонично.
Это какая-то новая космическая высота. Планета, на которой я еще не был. Ощущения, которые я еще не впитывал. Эмоции, которые я еще не испытывал. И оргазм, который по охвату взрыва перекрывает все прошлые опыты разом.
Потому как…
У нас с Маринкой все осознанно и все полновесно. Адская идиллия.
32
Мы едины. Мы органичны. Мы абсолютно синхроны.
© Марина Чарушина
– Доброе утро, – шепчу, едва Даня открывает глаза.
Дневной свет в хижину не проникает, но в свое последнее посещение ванной я оставила приоткрытой дверь. Хотела иметь возможность наблюдать за тем, как он спит. Сама ведь глаз не сомкнула. Столько мыслей, эмоций и чувств кипело внутри, что отключиться было нереально.
Я не могла не думать о том ужасе, который Даня перенес.
Я ведь помнила каждый год его жизни… Каждый его взгляд, каждую улыбку, каждый оттенок его смеха… Каждую гримасу, что он выдавал!
Я знала все его привычки, все пристрастия, все интересы и увлечения… Я знала, как он двигается… Я знала, какими интонациями и ритмом он под то или иное настроение орудует… Я знала, как залипательно он играет бровями, когда дразнится… Я знала, как они ломаются и сходятся на переносице, когда он теряется… Я знала, как он облизывает и закусывает губы, когда нервничает… Я знала, как он кривит их и рычит, когда злится… Господи, да я умела высчитывать его эмоции по частоте движения его ресниц!
Очень тяжело принять, что в какие-то из этих моментов Даня переживал настолько кошмарные вещи. Его признание разбило мне сердце, и я пока не знала, как быстро смогу его склеить. Впервые мне кажется, что по этому поводу оно будет болеть вечно.
Признаваться в этом Дане мне кажется неправильным. Он может принять мои чувства за жалость… Да и она есть, конечно! Как не жалеть, если он мой любимый мальчик? Я бы и любого другого жалела, а его-то… На части меня за него рвет! Но он ведь мужик, а они подобное не принимают.
Единственное, что я могу себе позволить – это любить его на полную катушку.
– Как спалось? – с легкой улыбкой трусь губами о его подбородок.
– Нормально… Вроде тихо. Не мешал тебе? – хрипит Даня, напряженно вглядываясь мне в глаза.
– Нет, – быстро откликаюсь я. Не сдержавшись, скольжу по плечам ладонями и сцепляю их у него на затылке. – С тобой мне было всю ночь тепло, хорошо и спокойно.
Он расслабляется. Сразу это чувствую. Подается ближе, обнимает и, оставляя крупные кисти на моих ягодицах, притискивает к себе вплотную. Я вздрагиваю и невольно начинаю ерзать. Просто мне хочется тереться об него, кошкой ластиться… И я это делаю.
– Какой у нас сегодня Бог? – выдыхаю, прежде чем Даня успевает прижаться губами к моим губам.
Он, поднимая веки, замирает. Пока смотрит мне в глаза, вижу, как расширяются его зрачки.
– Бог любви, – проговаривает с мягкими и тягучими интонациями. Я реагирую молниеносно. Все тело ломотой наливается, по коже разбегаются мурашки. – А ты… Маринка… Маринка моя… – шепчет, завораживая, как тот самый факир. Я уже вовсю вьюсь. И вдруг Даня одним вопросом заставляет оцепенеть: – Ты любишь меня?
– Да… – толкаю практически бездыханно.
Не то чтобы боюсь это признавать… Больше нет! Просто не ожидала, а потому и оказалась не готовой.
– Почему не говоришь тогда? Скажи, Марин…
Он именно просит. Никак иначе. Разит меня приглушенными эмоциями. Обжигает дыханием. Нуждается в этом здесь и сейчас.
– Конечно… – шепчу так же тихо, как и он. – Я люблю тебя, Даня. Я тебя очень сильно люблю. Тебя одного. Всю свою жизнь. И всегда буду любить только тебя. Обещаю.
Ни один человек никогда не слушал меня с такой жадностью, с какой слушает сейчас Даня. Он ловит не просто каждое мое слово. Он реагирует на каждый звук, что я издаю. Его ресницы… Да, они трепещут часто и очень-очень быстро. Он взволнован до предела. Я чувствую, как глубокий и мощный вдох раздувает его грудную клетку, но это не помогает ему успокоиться.
– Скажи еще… Повтори, Марин… Все повтори… – потрясает эмоциями, которые выдает, не повышая при этом голоса.
Я, конечно, повторяю. Но едва только заканчиваю, Даня просит еще.
Еще и еще… Я словно древняя магнитофонная кассета, которую то и дело ставят на перемотку, пока не затирается пленка. Выражается это тем, что я звучу все более хрипло и все более отрывисто.
– Даня… – роняю слабо.
Наконец, он вспоминает, что я не робот.
– Я тебя люблю, – подменяет меня. – Люблю, Марин… Люблю.
Не только на словах, естественно. Вжимая в постель, демонстрирует всю силу своих чувств физически. И снова это иначе, чем во все предыдущие разы. Снова открываются новые ощущения. Снова мы производим необычные наборы эмоций.
Наши тела так плотно сливаются, что в один момент теряется какое-либо понятие раздельности, как личностей. Мы едины. Мы органичны. Мы абсолютно синхроны.
Мир будто кто-то застопорил. Он продолжает с треском вращаться, но делает это не во всю скорость. Мы с ним двигаемся. Крайне медленно. Это больше походит на бесконечные раскачивания.
Кожа пылает настолько, что с каждой секундой крепнет страх сгореть заживо. Однако остановиться мы не в силах.
– Я тебя люблю… Тебя одну…
– Я тебя люблю… Одного тебя…
При каждой удобной возможности продолжаем шептать о чувствах. Эти слова не заканчиваются. Если хватает дыхания, мы говорим. Ничего уникального, конечно, не придумываем, но нас и так без послабления штырит от тех сумасшедших доз, которые мы успели набодяжить друг для друга прежде.
Когда наивысшая вспышка нашего удовольствия разрывает мир, мы и сами будто умираем. Эта энергетическая смерть длится не меньше трех секунд. Я считаю те удары, что пропускает мое сердце. И счастливо опадаю, когда оно, наконец, оживает, толкая по телу кровь, а с ней и безумное множество свежих, ярких и чрезвычайно острых эмоций. Они быстро переполняют мой организм, заставляя его уйти в комфортный энергосберегающий режим – сон.
Не думаю, что долго нахожусь в забытье. По ощущениям проходит не больше получаса, как Даня вырывает меня из крепких оков бурных сновидений. И делает он это, безусловно, той же тягучей патокой любви, которую не могла бы вообразить даже в своих самых развязных мечтах.
Я не знала, что он способен быть таким нежным, чутким, тактильным, чувственным… Влюбленным.
Третий раз – мой. Я забираюсь сверху. Трогаю его твердое от напряжения и влажное от пота тело. Ласкаю его губами. Каждую резко очерченную мышцу, каждую впадинку, каждую бороздку, каждую выпуклость – обхожу языком. Слизываю с горячей кожи дурманящий меня вкус соли, секса и божественной охрененности Дани Шатохина.
Со словами своей одержимой любви обсасываю его потрясающий член. С этими же словами сажусь сверху и вбираю его в себя. С этими же словами, раздробленными короткими гортанными стонами и рваными страстными вздохами, ритмично двигаюсь на нем.
Царапая ногтями мокрые кубики пресса, непрерывно смотрю Дане в лицо. Мне нравится, как он наблюдает за моей подпрыгивающей грудью, как он то и дело ловит ее ладонями, как мнет и сжимает.
Но острее всего удовольствие, когда мы встречаемся взглядами. Губы тотчас распахиваются и начинают двигаться, выписывая уже заученные, но такие искренние признания.
– Я люблю тебя…
В унисон. На каких-то особенных частотах. Физически неслышимых человеком, но при этом задевающих все его нервные окончания и вынуждающих содрогаться. Так происходит бессчетное количество раз, пока одно из этих одуряющих колебаний не заставляет нас размножиться и разлететься на миллиарды искрящихся атомов.