Сжигая запреты

Можно ли умереть от удовольствия? Сейчас уверена, что да.

Меня разрывает смертельной волной блаженства в тот самый миг, когда Даня, искусав мне плечо, с оглушающими рыками забивает мое лоно спермой. Его и без того огромный член в момент этой бешеной пульсации раздувается настолько, что я, выстанывая со слезами свое удовольствие, прихожу одновременно и в ужас, и в восторг.

Мы совокупляемся еще три раза. Иначе я процесс этой одержимой близости назвать не могу. Он животный, агрессивный и жестокий. В нем нет ни капли нежности. То, что мы делаем – просто непрекращаемая агония похоти. Мы именно ебемся… Как говорит Даня.

Я вся мокрая. Не понять, где дождевые капли, где дождь, где сперма, а где моя собственная слизь, которой сегодня аномально много вылилось. Ничего из перечисленного не мешает нам продолжать. Напротив, это возбуждает с каждым разом сильнее. Мы заразили природу. Наших запахов больше, чем всего остального. Многим больше.

Мы и друг для друга отравляющие. Озверевшие твари. Оглодавшие и свирепые. Все пороки, все нервы, все чувства наружу. Никаких адекватных границ не придерживаемся. Никаких запретов не соблюдаем.

– Полировать тебе член? – припоминаю слова, которые выбили меня из равновесия ранее.

После крайнего финала падаю на колени и полирую.

Он меня тоже вылизывает… Не гнушаясь ничем, что оставалось на моем теле.

Наверное, это и есть полное принятие друг друга. Хотя бы на физическом уровне. А если есть оно, то значит, давно созрело и в голове. Просто нужно подождать.

И все же расстроиться этой ночью мне приходится. Потому как Шатохин, донеся меня до хижины, опускает у порога на ноги. Сам за мной в помещение не входит.

Какое-то время стоим неподвижно, пронизывая друг друга взглядами. Вижу, что он хочет зайти, и не понимаю, что ему мешает это сделать. Мне-то ладно, чертова гордость… Да к черту! Я ее забиваю порывом.

– Может… Останешься, Дань? – шепчу, выдавая за раз все чувства той влюбленной малолетки, которую Шатохин когда-то растоптал, и которая, несмотря ни на что, до сих пор во мне трепыхается. – Твою постель намочил дождь. Где ты будешь спать? И вообще… Останься, Дань!

Да, я умоляю. Не могу иначе.

Но он мотает головой и выталкивает совсем не тот ответ, какой бы мне хотелось получить.

– Не думаю, что стоит, – заключает как-то убито, будто пристыженно и расстроенно одновременно.

И уходит.

А я остаюсь гадать, что значит эта фраза.

Почему не стоит? Что такого он сейчас чувствует, что заставляет его быть таким несчастным?

27

Можно я тебя обниму?

© Марина Чарушина

В физическом и эмоциональном истощении есть плюсы – этой ночью мне удается поспать. Правда, недолго. Подскакиваю, еще шести нет. Быстро привожу себя в порядок и, закинув в рот сухарик, чтобы сбить тошноту, несусь на пляж.

Я полна решимости! Планирую так много всего сделать и сказать!

Хочу посмотреть Дане в глаза и прямо спросить, что его тревожит. Это сейчас главное. Потому что это не дает мне покоя даже больше, чем его нежелание иметь детей.

Но…

Ни на пляже, ни на пирсе, ни где-либо поблизости я его не обнаруживаю.

Первым делом меня охватывает паника. Неужели улетел? Однако, как только застопорившийся мозг включается в работу, я понимаю, что Даня бы так со мной никогда не поступил.

Перевожу дыхание. Приказываю себе успокоиться и попытаться думать логически. Только вот ничего путного в голову, увы, не приходит. И никакие манипуляции, хоть ты тресни, развернуть процесс рационального мышления не помогают.

Я тупею, что ли? Мало мне гормонов?

Да у меня уже три плана должно быть! Не меньше. Однако… Пусто!

Наверное, все потому, что поймать равновесие мне так и не удается. Я непрерывно нахожусь в состоянии пусть легкой, но достаточно ощутимой, от того еще более раздражающей тревоги. Меня без видимых на то причин потряхивает. Этому виной, конечно же, не только беспокойство. Эйфория после той запредельной близости, что у нас с Даней произошла ночью, тоже присутствует. Эти чувства бурлят во мне независимо от всего прочего. Потому как в том, что мы делали, существует какая-то особенная связь, и это дарит мне надежду на полное примирение.

Где еще он может ночевать, если не здесь?

По спине бежит озноб.

Я волнуюсь, безусловно. А еще… Глупо, но ревную.

«Господи… Ну что за дурость?!» – сама на себя злюсь, но с эмоциями справиться не получается.

Если я ревную его на необитаемом острове, то что будет дома? Он ведь не раз говорил, что никого кроме меня не желает. Обещал, что ни с кем другим больше не будет. Верю ли я ему? Не знаю! Ревность – чувство неконтролируемое. Огненное, как и страсть. Когда сильно любишь, стоит лишь подумать о предательстве, и начинаешь сходить с ума.

Стараюсь отвлечь себя делом.

Собираю вещи, которые Даня успел разбросать по берегу. Стягиваю мокрое постельное белье. Поколебавшись, забираю и чемодан. В хижине запускаю стирку, раскладываю по полкам ту часть одежды, что осталась сухой, и принимаюсь готовить обед. За работой время, конечно, бежит быстрее, но ожидание все равно ощущается мучительным.

Закончив с едой, я сажусь за Данин ноутбук и пробую подобрать пароль, чтобы войти в систему. Может, это и неправильно – рыться в чужих вещах. Но я и так все о нем знаю. Все границы личного пространства я уже нарушила. До того как расписала план по его соблазнению.

Итак, я легко вычисляю, сколько знаков нужно набрать, потому как на восьмом активируется кнопка входа. А вот подобрать сами символы не удается никак. В другое время я бы уже психанула. Но сейчас мне, по сути, больше нечем заниматься.

Однажды я видела, как Даня вводил пароль, и использовал он для этого только боковую цифровую панель. Ввожу комбинации всех важных для него дат, однако ни одна из них не срабатывает.

А потом… Дверь распахивается, и в хижину заходит Шатохин.

Едва его взгляд останавливается на мне, я прекращаю дышать. Чувствую себя наделавшим лужу котенком и застигнутым при этом хозяином. Нет, можно, конечно, вскочить и начать кричать, что он не должен был входить без соответствующей записки. Но, черт… После вчерашнего это даже для меня выглядит бредово.

– Ты… – бормочу задушенно, едва удается отлепить язык от неба. – Хмм… Привет.

И после этого… Верхнюю половину моего тела заливает жаром. Можно лишь догадываться, какой оттенок красного я сейчас рекламирую, но что-то мне подсказывает, что бордовый.

Это волнение – не обыкновенное смущение. Это сходу возбуждение, едва я лишь вспоминаю все, что мы творили ночью. Сейчас это даже кажется выдумкой, сном, миражом… Разве такая близость возможна в реальности?

– Привет.

Даня, в отличие от меня, выглядит каким-то чересчур спокойным. Я бы сказала, даже равнодушным. Словно перед тем как прийти ко мне, все чувства отключил.

Что за ерунда?

– Зачем тебе мой ноут?

Он не злится. Но мне все равно становится стыдно. Так бездарно с поличным я ни разу в своей жизни не попадалась. А самое обидное, что ничего и не узнала.

– Мм-м… Я хотела погоду посмотреть. Вдруг вечером снова будет дождь! Нужно быть в курсе и не идти гулять! – выпаливаю первую подвернувшуюся глупость.

Господи, ну почему она насто-о-олько дебильная?!

– Здесь нет интернета, – сообщает Даня тем же безжизненным голосом.

Боже, я в курсе!

– Э-э… А я думаю, дай проверю, вдруг появился!

После этого мне уже реально охота лбом об стол биться. Но я старательно держу лицо и доигрываю роль законченной идиотки.

Шатохин же подходит к столу, за которым я сижу, и вводит пароль.

«18203540…» – несколько раз мысленно повторяю, чтобы иметь возможность запомнить.

А уже после этого прокручиваю каждую цифру отдельно, пока в сознание не проявляется расшифровка.

1 августа 2035 – день рождения Дани.

40 – часть от моего года рождения.