Страница 34 из 88
Вторжение. Захват. Сдача в плен. Присвоение.
Только когда мужчина берет, а женщина отдается, достигается то самое фантастическое слияние, которого мы так жаждем в любви.
Как я могла после этого лгать? Даня, обнаружив мою кровь, выразил такой панический страх. Трижды бы он меня убивал, трижды бы я возвращалась и каялась. Не хотела, чтобы он винил себя в том, что причинил вред мне или ребенку. Таких мук я ему не желала.
Но как же потом было обидно и больно, когда он не верил! Понимала, конечно, что сама виновата. Наплела такой клубок лжи, что и самой с трудом распутать удалось.
Ужас, который Даня выказал, узнав, что малыш его, меня размазал окончательно. Хоть я и ждала подобного, но в реальности познать все это и прочувствовать оказалось запредельно больнее, чем я представляла.
Я перестала ориентироваться во времени. И примерно не поняла, в каком часу уснула. Помню, что к тому моменту жгли не только глаза, но и кожа лица. Кроме того, воспалилась слизистая. Почудились даже симптомы простуды. К счастью, стараниями Лизы у меня имелись с собой все необходимые лекарства. Следуя инструкции, которую она для меня расписала на отдельном листке, приняла сразу комплексно. Только после этого отрубилась.
Утром, как обычно, проснулась от голода. Не терпелось, конечно, по-быстрому заморить червячка, но я вспомнила, что накануне ничего нормально так и не съела, и заставила себя приготовить полноценный завтрак, а после него и обед.
Увидев на пляже Даню, я обрадовалась сильнее, чем мне бы того хотелось. Это шальное чувство буквально полностью захватило меня. Едва сдержалась, чтобы не броситься к нему с объятиями. А еще… Снова подмывало расплакаться. В груди за считанные секунды разбух вязкий горячий ком. Он-то и задавил радость. Все внутри задрожало и приготовилось бурными рыданиями низвергнуться из моего тела.
Я не нытик. Мне не свойственно себя жалеть. Но я так отчаянно нуждалась в том, чтобы Даня меня обнял! С огромным трудом погасила эту потребность. А потом, едва начав говорить, мы, конечно же, поругались.
Во мне вновь вскипели чувства, затмевающие работу мозга. Пока купалась, Даня мрачно наблюдал. А мне и избить его хотелось, и словами ранить, и залюбить. Таким ураганом пройтись, чтобы наизнанку его вывернуть и разрушить весь внутренний мир.
Мой ведь уже был развален.
«Давай вместе строить новый…» – пульсировало в висках все настойчивее.
Но вслух ничего подобного я, естественно, не произнесла. Да и он молчал. Непрерывно агрессивно переглядывались, давая друг другу понять, что с позиций своих не сдвинулись ни на миллиметр. И на этом все.
А к вечеру, не поделив хижину, вновь в пух и прах разругиваемся.
– Выйди вон! – ору я, когда Даня, переступив порог, застает меня в нижнем белье.
Хорошо, что вообще что-то надеть успела. Еще толком не обсохла после душа. И Шатохин, конечно же, не церемонясь, бессовестно скользит по мне взглядом.
То, что ему срывает башню от похоти, по всем маркерам заметно. Грудь высоко вздымается, дыхание тяжелеет, тело напрягается, и все движения плавно замедляются. Кажется, что он готов наброситься сию секунду. Только знак дай.
Внутри меня происходит бешеный скачок давления и случается сумасшедший гормональный выброс. Все системы то тормозят, то без моего на то влияния совершают резкий запуск. Аварийное состояние с полной потерей контроля.
«Я не буду… Не буду… Не буду с ним спать!» – молочу мысленно.
Убеждаю себя, что эти реакции не конкретно на меня. Просто он – порочная сволочь с маниакально повышенной ебливостью. Вот и все.
Секс ничего не решит. Он не сблизит нас больше. Я не этого жду.
Но…
Смотрю Дане в глаза и снова теряю себя. Вспышка в груди – смертельная. Огонь по всему телу – молниеносно. Дефектное сердце отбойными ударами натужно борется со ставшей хронической щемяще-ноющей болью.
– Выйди вон, сказала! – звучу уже не просто сердито, а напуганно.
– Ты сказала, что я могу заходить поесть, – заводится Шатохин в ответ на мою агрессивную подачу.
– Когда меня не будет!
– А откуда я, блядь, должен знать, когда тебя нет?! – рявкает еще яростнее, заставляя меня содрогнуться.
Налететь на него охота, человечность теряю!
Стискиваю ладони в кулаки и всеми силами торможу себя от прыжка.
– Ладно, Дань… – выдыхаю достаточно миролюбиво. Нужно избавиться от него, чтобы успокоиться. – Я буду оставлять на дверях записку, чтобы ты видел, что я ушла. Сейчас выйди, пожалуйста. Дай мне десять минут, чтобы собраться, и я уйду.
Даня замирает и опаляет меня таким взглядом, что меня едва ударной волной не отбрасывает.
– Я не хочу, чтобы ты уходила, – выталкивает неожиданно тихо.
Все еще грубовато звучит, но вместе с тем как-то невыносимо уязвимо. У меня аж дрожь по коже несется, потому что внутри все – вдребезги.
– Мы договорились, Дань! – стою на своем, игнорируя все показатели слабости.
– Ты с собой договорилась, Марин! Я с тобой не договаривался!
Он меня добивает! Добивает!!!
И без того плохо, он еще маячит! Будто нарочно вынуждает еще сильнее страдать.
– Так трудно подождать? Трудно? Я многого прошу?
Боже, я будто персонаж древней мультипликации! Ношусь с этими словами по комнате, как идиотка.
– Трудно, – все, что выталкивает он. И я замираю. Даня пригвождает меня к месту взглядом. – Я весь день ждал.
Как это понимать? Что он пытается сказать? Почему так смотрит, словно это я его мучаю?
Нет… Нет… Я, должно быть, схожу с ума!
А потом… Шатохин вдруг сокращает расстояние и, гипнотизируя взглядом, кладет руки мне на плечи.
– Марин, я хочу… Хочу тебя, Маринка…
Взрыв. Боль. Паника.
– Что… Что ты хочешь?
– Все хочу, Марин! Давай мириться как-то… Давай вместе решим проблему… Просто… Просто помоги мне, Марин!
Снова «решим»… Теперь еще и «проблему»… «Вопрос», вероятно, закрыт.
– Не смей меня трогать! – кричу я, отталкивая и одновременно мечтая, чтобы он не послушал.
Но Даня поднимает взгляд над моей головой и, глядя в какую-то неопределенную точку, стискивает челюсти. Вижу, как несколько раз дергается его кадык, а потом слышу шумный выдох.
Он отступает в сторону. А я вылетаю на улицу.
Несусь куда глаза глядят. Долгое время не сбавляю скорости, пока под ребрами не возникает резь. Оглядываюсь, когда удается отдышаться, и, конечно же, понимаю, что не имею ни малейшего представления, в какой части острова я нахожусь.
Темнеет. Становится очень страшно.
Пару минут спустя и вовсе начинается дождь.
Я снова кружу по истоптанному клочку земли. Никак не определяюсь, куда идти.
А потом… С очередным разворотом передо мной вдруг вырастает преграда, и я, не успев толком разобраться, в ужасе визжу.
26
Ты меня полностью принимаешь?
© Марина Чарушина
– Марина… Марина… – чтобы я услышала и перестала отбиваться, Дане приходится меня окликнуть не один раз. Последний – уже конкретным криком: – Марина!
Чудовище сбегает. Против демонов Шатохина оно, как обычно, крайне быстро трусит. И не зря.
Не представляю, какую психологическую травму мне стоило бы заработать, чтобы перестать реагировать на Даню. Он только смотрит, и все внутри меня воспламеняется. А уж если прикасается, желание сгореть замещает все основные инстинкты.
Я, конечно, пытаюсь с собой бороться. Но, похоже, уже угодила в ловушку. Внешние факторы – темнота и дождь – создают фатальную атмосферу и обостряют не только ощущения, но и все чувства, которые я рывками глушу.
– Даня… – выдыхаю незапланированно, подвисая на нем, как на единственном источнике жизни.
Его глаза, его запах, его жар, его сила… Да, без него жизнь не жизнь! Меня накрывает потребностью любить его. И сила этого стремления попросту поражает.
Я не хочу с ним ругаться. Не хочу его отталкивать. Не хочу причинять ему боль.