Страница 2 из 88
Только сейчас понимаю, как странно это звучит. Нужно все же быть осторожнее со словами.
– Да… – подтверждаю без каких-либо пояснений. – Наверное, придется устранять хирургически.
– Ну… Устранить, я думаю, не проблема. Только ты сама к себе прислушайся: раз не можешь решиться на близость с Никитой, то и о браке с ним даже не думай. Я тебя прошу, не губи себе жизнь! – выпаливает Лиза с непривычной для нее эмоциональностью.
– Я ее и так, похоже, загубила…
– Нет, Ринуль. Ребенка своего ты обязательно полюбишь. А вот Никиту уже вряд ли. Дай себе время переболеть после Дани.
– Да я давно переболела! – заявляю упрямо. – В тот момент, когда увидела с другой, разлюбила! И забыла!
Лиза мне ответить не успевает. Незаметно для нас возвращается брат. Мы только вздрагиваем, когда в холле дома хлопает дверь. Как не слышали шум двигателя со двора – непонятно.
Не сговариваясь, подскакиваем и одновременно выходим из-за стола. Я поправляю платье, хватаю с кресла сумку и спешу на выход. Не в том настроении, чтобы играть перед кем-то свою обыкновенную беззаботную веселость.
– Завтра к тебе заеду, – говорю на ходу. – Будешь дома? – в последний момент на Лизу оглядываюсь.
– Да, конечно.
– Супер!
А потом… Поворачиваясь обратно к двери, на полном ходу врезаюсь во входящего. Странно, он-то не мог не слышать, что я иду. Вскидываю взгляд и едва не лишаюсь сознания, когда приходится столкнуться с бушующей бездной глубоких синих глаз.
2
Шатохин не в счет! Давно не в масть!
© Марина Чарушина
От неожиданности резко теряю равновесие. Дане приходится придержать меня руками. Дышать нечем, вмиг заканчивается весь кислород в легких. А он еще и сжимает мою талию крепче, чем того требует ситуация. Проникает своим ядовитым жаром через тонкую ткань платья. И я вдруг совершенно непредвиденно, неуместно и крайне отчетливо вспоминаю, каково это – ощущать его ладони на голом теле.
Приоткрываю губы, чтобы совершить слабый вдох и напряженно замереть в ожидании яростной панической атаки. Но… По неясным для меня причинам приступ не случается. Все ощущения на пределе. Точно, как раньше. И вместе с тем мощнее. Только страх то ли заблудился, то ли в отключке свалился, то ли вообще умер. Ошарашенно осознаю, что его нет. Просто нет, и все тут.
Очень активно высвобождаются другие эмоции и чувства. Обезумевшие от восторга узники оголтелой толпой разлетаются по телу. В центре груди происходит сильнейшая огневая вспышка. По плечам и рукам огненной паутиной расползается ток. Спину бьет горячая дрожь.
Любовь… Нет-нет, не она!
Что именно, я не знаю… Не успеваю понять и принять, как это чувство захватывает мой организм. От резкого скачка напряжения перегорают и гаснут какие-то лампочки. А потом так же внезапно они загораются вновь, ослепляя и выдавая немыслимое количество энергии.
Пространство вокруг нас вращается. И мне вдруг кажется, что мы с Шатохиным оказываемся зажатыми в узкой кабине лифта, которая срывается с тросов и на огромной скорости устремляется куда-то ввысь. Туда, где даже самолеты не летают. Мчим, словно ракета. И я не знаю, как это остановить.
Взгляд Дани меняется. Синий цвет в нем исчезает. В черных дисках что-то взрывается. Скулы приобретают отчетливый розовый оттенок. Через приоткрытые губы выходит тихий обжигающий вздох.
Я трещу и рассыпаюсь. Я плавлюсь и растворяюсь. Я горю и сгораю.
– Так, что ты говоришь? Когда прилетел?
Звуки Тёминого голоса заставляют отрезветь. Я резко отталкиваюсь и быстро отступаю в сторону, как раз в тот момент, когда он входит в кухню.
– О, кобра, привет! – приветствует в своей обычной манере и топит, конечно же, все мои возмущения обаятельнейшей улыбкой. – Не знал, что ты у нас.
– Мы вешали новые шторы, – поясняет Лиза.
Не то чтобы есть необходимость оправдывать мое нахождение здесь, но я ее порыв понимаю. Саму потряхивает, стоит лишь подумать, что брат о чем-то догадается.
– Ровненько, – поддакиваю с улыбкой. – Складочка в складочку!
На Шатохина не смотрю. Я вообще сразу же, как отворачиваюсь, о его присутствии забываю! Только вот сердце бахает вовсю. Слизистую жжет, словно после ожога токсичными парами. А кожу будто крапивница поражает – зудит нестерпимо.
Я чувствую себя всполошенной, наэлектризованной, безумной… Живой!
Наверное, у меня какая-то уникальная нервная система: гуще, витиеватее и обширнее, чем у других людей. Иначе как объяснить, что все вокруг такие серьезные? Мои же разветвления под действием каких-то гормонов после месячной спячки вдруг распускаются еще дальше. Тянутся, тянутся, тянутся… Пока не упираются сверхчувствительными хвостиками нервных окончаний прямо мне в кожу. И вот тогда от меня будто искры летят.
Да, вероятно, это гормоны. Я ведь беременная. От того чересчур впечатлительная.
Шатохин не в счет! Давно не в масть!
Я его ненавижу!
Внизу живота скапливается такое сильное жжение, что я неосознанно начинаю волноваться. Неужели что-то с ребенком? Потом и вовсе шальная мысль мелькает, что это малыш реагирует на своего отца.
Нет, я точно приближаюсь к тому периоду, во время которого перенасыщенная гормонами женщина глупеет. Только этого не хватало!
Я… Я просто в шоке. Не ожидала так рано увидеть Даню.
– Голодные? Обедать будете? – спрашивает Лиза.
И я, наконец, вспоминаю, что собиралась уходить.
– Всем пока! – выпаливаю и пулей несусь на выход.
Домой иду пешком. Шагаю неспешно, медленно втягивая солоноватый морской воздух и так же размеренно его выдыхая. Пытаюсь вытравить из себя мужской запах. Но он будто тяжелее остального воздуха. Провалился внутрь меня и с каждым новым вдохом лишь глубже пропитывает плоть.
Посреди улицы, в сорокаградусную жару, с кучей забот и проблем, я неожиданно осознаю, что впервые с той самой кошмарной ночи, которая наполнила меня жутким отвращением ко всему мужскому полу, испытываю возбуждение.
Быть такого не может!
Но я ведь знаю, как это ощущается. Ошибиться невозможно.
Мое взбесившееся сердце продолжает тарабанить. Учащенное дыхание срывается. Тело мелко подрагивает. Грудь сладко ноет. Низ живота жарко закручивается в тугую спираль.
Все это настолько удивительно для нынешней меня, что я попросту какое-то время пребываю в некотором трансе. Молча иду и пытаюсь осмыслить происходящее.
Посттравматический синдром после сексуального насилия – это чудовище, которое лишило меня сразу нескольких радостей жизни. Я упорно, но безуспешно борюсь с ним на протяжении месяца. И тут... Где же оно сейчас? Как пропустило эти яркие эмоции? Почему?
Голова кругом идет. В теле возникает слабость. Ознобом пробивает. Но на душе вдруг так тепло становится, так щекотно, так приятно… Я раскидываю руки и, не обращая внимания на отдыхающих и прохожих, начинаю вертеться. Когда безоблачное голубое небо размывается, просто меняю направление и вращаюсь уже против часовой стрелки.
– Мам? – зову громко с порога, едва попадаю в дом.
– Я на кухне!
Совсем неудивительно. Можно было бы и догадаться, просто во мне нетерпение горит. Ноги за ним не поспевают.
– Что у нас есть покушать? – кричу по пути. – Я такая голодная!
Мама встречает улыбкой.
– Наконец-то! – выдает она, а я смеюсь. – Паста карбонара, овощной суп и оладьи из шпината. Что выбираешь?
– Все! Аж слюнки текут, все хочу!
Мамуля вновь довольно смеется.
Тёма женился и съехал, Анж и Ника перед вторым курсом универа перебрались в город еще в начале августа, а папа до ночи на работе – маме не было кого кормить! Я этот месяц кое-как питалась. И не то чтобы меня сильно тошнило… Аппетита не было. Чаще всего заставляла себя через «не могу».
А сегодня прям зверенышем себя чувствую. Едва вымыв руки, шарюсь по холодильнику, пока мама накрывает стол. Пару зеленых оливок, острая сырная палочка, вяленая помидорка, шоколадная конфета, кусочек соленой рыбки… И я резко торможу.