Страница 17 из 88
«Никаких законов и правил, никакой морали и никаких, мать твою, долбаных запретов!» – провозгласил Шатохин.
Два голоса за! Мы вступаем в твою партию, Даниил Владиславович. Временно.
Папа, мама, Лиза – сразу три карандаша приходят в движение. Но Тёма, конечно же, оперативнее всех оказывается. Не успеваю даже заметить активности с его стороны, как в чат падает сообщение.
Артем *Чара* Чарушин: Стой на месте!
И сразу же за этим требовательным посланием на мой телефон поступает звонок.
Глядя на фотографию своего любимого красавчика-брата, отчетливо представляю, как он за каких-то восемь тысяч километров в нашем родном городе, подобно Зевсу, мечет в гневе молнии.
Черт возьми… Черт…
Содрогнувшись, быстро сворачиваю все приложения и отключаю мобильный.
Поднимаю взгляд на Даню и уже совсем по другим причинам взволнованно вздыхаю. Невзирая на мощное кондиционирование терминала, тело вспыхивает огнем.
– Все? – вскидывая бровь, закусывает верхнюю губу.
После этого мне уже не просто жарко становится. Я стремительно таю.
Сколько бы ни утверждала, что больше не та «долбаная малолетка», которую Шатохин одно время охотно использовал, своей откровенной сексуальностью он по-прежнему вызывает внутри меня цунами безумного трепета. Валить все на гормоны удобно, но по правде я уже испытываю беспокойство, что эти ощущения не побороть никогда. И самое страшное: ни с кем другим они не повторятся.
– Все.
Без колебаний, как изначально и договаривались, отдаю Дане телефон.
– А как же твой гребаный женишок? Ему ничего не напишешь?
Сам Никиту упоминает, и сам же злится. Не то чтобы меня реально задевало все, что он говорит, но я, естественно, не могу не подлить горючего в костер.
– Пф-ф, – с важным видом фыркаю. – Еще бы я при тебе с ним прощалась! Мы это сделали рано утром. С глазу на глаз, как и положено влюбленным.
Даня с силой стискивает челюсти и жестко тянет носом воздух. Поворачивая голову в сторону, прячет вспыхнувшее в глазах пламя за своими крутыми Прада. Всегда эта привычка раздражала, но сейчас особенно сильно ненавижу эти очки. Хоть и признать не могу, что желаю смотреть Шатохину прямо в душу, а бешусь, когда отгораживается.
– И что же ты ему сказала, Марин? С кем и зачем ты, мать твою, собираешься провести десять дней?
Он ставит мне шах и мат. Конец игры.
Нет… Нет… Нет…
Я была бы не я, если бы не сумела выкрутиться из самой невыгодной для себя ситуации.
– Данечка, – протягиваю приторно-сладким голоском. Склоняя голову набок, со столь же милой улыбочкой наблюдаю за тем, как брови Шатохина ползут вверх и поднимаются над широкой оправой очков. Наслаждаясь вниманием, несколько раз прицокиваю языком. Даня сглатывает, выдыхает и облизывает губы. После этого принимаю экстренное решение защищаться. – А ты, когда потрахивал ту замужнюю сучку с Гагаринского плато, у нее тоже спрашивал, как она перед мужем отмазывается? – выпаливаю практически на одном дыхании.
Шатохин резко закидывает очки на лоб. Тяжело переводит дыхание и прожигает меня взглядом.
– Чё, нах?.. Марина… Марина, блядь… – толкает приглушенно. Еще один яростный вдох. Шаг вперед. Цепкий обхват моего запястья. Агрессивный ультиматум: – Ты такой не будешь!
Кажется, он готов меня убить. Но разве меня это хоть когда-нибудь останавливало? Ха!
– Будто тебе решать, какой мне быть!
Вырываю руку, подцепляю чемодан и, демонстративно виляя задницей, направляюсь к выходу из аэропорта.
Секунда, две, три… Ничего не происходит. Ничего!
Он… Он, что, не пойдет за мной?
Он… Господи, пожалуйста, не дай ему меня бросить!
– Марина… – стоит услышать этот зов, сердце проваливается вниз и тотчас с феерическим выбросом подскакивает обратно.
Бомбит мне грудь. Разносит в щепки. Но я, естественно, не оборачиваюсь. Не на первый же оклик это делать! Продолжаю идти. Со страхом прислушиваюсь.
Ой, божечки… Все… Больше не позовет!
Повернуться? Не повернуться?
Нет, я не могу! А что я не могу?!
Черт… Черт… Черт…
– Марина! Стой. Стой же! Ты не туда идешь.
Даня ловит мою свободную ладонь, а я чуть сознания от радости не лишаюсь. Хочется вцепиться в него и расцеловать. Спасает, что возможности нет. Шатохин сжимает мою руку и, без каких-либо сантиментов, увлекает к нужному выходу.
Не ожидала, что на тех эмоциях, что я в нем всколыхнула, сможет себя обуздать. Я потрясена и абсолютно дезориентирована.
Что мне делать? Как себя дальше вести?
Пока размышляю, покидаем здание аэропорта.
– Откуда ты знаешь о Гагаринском? – спрашивает Даня тихо, едва оказываемся под палящими лучами солнца.
– Я много чего знаю, Дань… – шепчу так же тихо, все еще потерянно. – Я тебе говорила тогда, – глядя строго себе под ноги, неосознанно покусываю губы. – Я наводила справки везде, где только можно. Я платила за информацию о тебе, – как ни стараюсь сохранить лицо, чувствую, что щеки заливает румянцем. – Я… Я сама следила за тобой.
Ожидаю, что озвученное вызовет у него шок.
Но…
Удивить Шатохина непросто. Его даже смутить невозможно.
Он скользит по моему лицу беглым, несколько заинтересованным взглядом, выразительно переводит дыхание и достаточно спокойно уточняет:
– И зачем?
Я, должно быть, краснее свеклы становлюсь. Однако вместо того, чтобы и в этот раз увильнуть по уже выстроенному сознанием пути отступления, выдаю вдруг самый искренний ответ, на который в принципе способна.
– Ты знаешь, зачем, – прошелестев это, с силой сжимаю веки.
Приказываю себе собраться.
Но…
В голове проклятым рефреном несется совершенно бесполезный и раскатывающий меня текст: «Потому что я любила тебя, дурак!».
Конечно, он знает об этом. Предъявляет ведь! Ставит в упрек! А я еще возьми сама и напомни!
– Черт… – бормочу задушенно, в попытке разрушить окутавший нас неожиданно дурман. – Да здесь же градусов сорок! Как мы выживем на острове в таком климате без привычных благ цивилизации?
Даня на мое нарочитое возмущение не реагирует. Он вообще ни слова не говорит. Очень долго молчит. И при этом то и дело задерживает на мне взгляд. Ломаю голову, что может думать в этот момент? Но спросить почему-то не решаюсь. Берегу созданную Шатохиным тишину.
Благо отвлечься есть на что. Рассматриваю буйные зеленые растения на обочине дороги, пока мы едем на машине к причалу, а потом с яхты – бескрайние лазурные морские просторы.
На тот самый необитаемый остров мы прибываем на закате. Глядя на лиловый отсвет прячущегося за горизонтом солнца, я еще как-то держусь. Но стоит сконцентрироваться на густых темных джунглях, невольно вздрагиваю.
К счастью, Даня этого не замечает. Он перебрасывает с яхты на бетонный причал чемоданы. А после поворачивается и проделывает нечто подобное со мной.
Хочется дать заднюю, уйти в отказ и взмолиться об отеле. Любом! Пусть самом паршивом. Лишь бы были крыша над головой и какие-никакие стены.
Но я ведь не сдаюсь.
Едва подошва моих сандалий касается бетона, я разворачиваюсь и иду в сторону проклятых джунглей.
В душе, в мозгу, в глазах – сплошной ужас.
Один раз позволяю себе оглянуться. Смотрю на Даню и офигеваю пуще прежнего. Он катит по бетону наши чемоданы и насвистывает! В белых брюках, модной брендовой рубашке с пальмами и своих чертовых Прада шагает на таком подъеме, словно мы не в дикую чащу выживать тащимся, а в лакшери-отель отрываться!
Маньяк… Точно маньяк!
Обнаружив на берегу дощатую тропинку, я зачем-то срываюсь на бег. Сердце бешено бахает в груди, стоит оказаться среди деревьев. Ощущение, что вот-вот разорвется от натуги. Но я не останавливаюсь. Несусь на полной скорости, пока не упираюсь… Пока не упираюсь в примитивное жилище, выстроенное из каких-то бревен и пальмовых листьев!
– Блядь… – шепчу с непонятными мне самой эмоциями.
Крыша, стены… Есть!
Судя по огромному резервуару, который находится справа от хижины, должна быть и вода. Возможно, даже душ и туалет!