Смерть в Кесарии

Розовски отошел от тумбочки, еще раз осмотрелся. Большая дорожная сумка выглядывала из полуоткрытого стенного шкафа. Он приступил к осмотру содержимого дорожной сумки. Его внимание привлекла папка с документами. Натаниэль перелистал их. Один листок привлек его внимание. «Дорогая Галочка, – прочитал он. – Думаю, ты поймешь из этого письма, как я соскучился…». Немного подумав, Розовски осторожно отколол листок, исписанный четким почерком, и спрятал его в карман. «Извини, Ронен, у меня – свои проблемы». Остальные документы его не заинтересовали. Копию страхового полиса ему дали в «Байт ле-Ам», все прочее – типичный набор документов нового репатрианта.

Под папкой с документами лежал пакет из плотной белой бумаги – размером двадцать на тридцать сантиметров. Пакет не был заклеен. «Видимо, фотографии,» – Розовски хотел было посмотреть, какие именно, но не успел. В коридоре послышались решительные шаги. Он поспешно положил папку на место и отошел от шкафа. В последнюю секунду Натаниэль взял белый пакет и сунул его в свой кейс. «В крайнем случае, позже верну. Извинюсь Перед Роненом. Или не извинюсь», – Розовски хмыкнул. Когда-то Ронен считался его учеником.

Розовски посмотрел на часы. Управились за пятнадцать минут, молодцы. Жаль, конечно, что не удалось осмотреть остальное содержимое дорожной сумки. Ничего не поделаешь. Он быстро прошел в угол, к просторному, обитому плюшем креслу. Едва он успел сесть и придать своему лицу соответствующее выражение, как дверь номера распахнулась, вошел инспектор Алон – маленький, смуглый, больше похожий, с первого взгляда, на подростка с недетскими глазами – и с ним еще двое полицейских в форме. Одного из них – Дани Шимшони – Натаниэль помнил по своей прежней службе. Второй был, видимо, новичком – если не в полиции вообще, то в отделе. Следом вошел доктор Нохум Бен-Шломо, медэксперт, тоже старый знакомый Натаниэля.

14

– Рассказывай, – сказал Ронен Алон, усаживаясь напротив Натаниэля. – Пока ребята осмотрятся, мы с тобой поболтаем немного. Как ты здесь оказался?

– Во-первых, привет, Ронен, – сказал Натаниэль дружелюбно. – Во-вторых, ты бы хоть дух перевел.

– Мы уже здоровались, – сухо ответил инспектор. – По телефону. А дух мне переводить не из-за чего. Да и некогда. Поверь, Натаниэль, не обижайся. Столько работы этим летом, даже не представляешь себе.

– Неужели и в твоем отделе тоже?

– Представь себе, – мрачно произнес Алон. – Правда, в основном, на бытовой почве. Ревность и тому подобное. Ну, неважно, думаю, ты еще помнишь.

– Собственно, особо рассказывать нечего, основное я уже сказал, Ронен. По телефону. Она, – он кивнул в сторону убитой, – позвонила мне в четверть третьего, попросила срочно приехать. Срочно не получилось – добирался около часу. Ругаю себя, что не позвонил с дороги.

– Она что – твоя клиентка? – спросил Ронен.

Розовски отрицательно качнул головой.

– Я ее в первый раз увидел. Увы – вот в таком состоянии. Ей порекомендовал обратиться ко мне адвокат мужа. Покойного мужа. Ты же знаешь, после ухода из полиции я специализируюсь на делах репатриантов из России.

– Знаю, знаю… Покойного мужа? А… ты говорил. Ари Розенфельда? Которого убили в Кесарии?

– Кажется, да, – ответил Розовски. – Послушай, дай закурить. Я забыл сигареты в машине.

– Кури, – инспектор протянул пачку «Тайма». – Только, пожалуйста, с пеплом осторожнее. Не стряхивай куда попало.

– Здесь никто не курил, успокойся, так что я никаких улик тебе не испорчу.

Алон нахмурился:

– Ты что, обыскивал номер?

– Бог с тобой, Ронен, просто осмотрелся. Я же, все-таки, полицейский.

– Так чего она от тебя хотела? – недовольно спросил инспектор.

– Я же говорю – понятия не имею. Позвонила, попросила приехать. Я приехал. Все.

– Послушай меня, Натан, – ласково сказал инспектор Алон. – Послушай и запомни: если ты решил заняться расследованием дела об убийстве Розенфельда…

– С какой стати? – Натаниэль сделал удивленное лицо. – Я о нем вообще узнал только из газет.

– Из газет? – инспектор прищурился.

– Откуда же еще? Хотя нет, кажется, сначала я услышал о нем по радио. Что ты на меня так смотришь, Ронен? Мой круг интересов знаешь: рогоносцы, мелкие жулики. Я вовсе не собираюсь отбивать твой хлеб.

– Зато я твой – собираюсь, – бесцеремонно сказал инспектор. – Так ты говоришь, она позвонила тебе в четверть третьего? И ты сразу все бросил и поехал?

– А мне и бросать-то особо нечего было. Мертвый сезон, как говорится, мелочевка.

– Нашли пулю, инспектор, – сказал один из полицейских.

– Покажи… – инспектор повертел в руке сплющенный кусочек свинца. – Что скажешь, Натан?

Розовски осторожно взял пулю.

– Семь и шестьдесят пять, – сказал он. – Ари Розенфельд был убит из револьвера того же калибра.

– Да? В какой, интересно, газете ты прочитал такие подробности?

– В «Вестях», – не моргнув глазом, ответил Натаниэль. – Русская газета.

Вряд ли Ронен выучит русский язык специально, чтобы уличить бывшего начальника во лжи.

– Н-да…Точно, семь-шестьдесят пять, – сказал инспектор Алон, возвращаясь к пуле. – Только револьвер Розенфельда, слава Богу, уже ни в кого не может выстрелить, поскольку лежит в отделе баллистической экспертизы у нас в управлении.

– Действительно, слава Богу.

Ронен Алон повернулся к подчиненным.

– Что с отпечатками пальцев, Шимон? – спросил он незнакомого Натаниэлю полицейского.

– Ничего, кроме отпечатков убитой – никаких следов, – ответил Шимон.

– А на чашках?

– Вообще никаких следов. Стерты. На одной – след губной помады. А у убитой губы ненакрашены. Помаду тоже пытались стереть, ее почти не видно.

– Ясно… – он снова обратился к Натаниэлю: – Ты говоришь, разговаривал с ней в четверть третьего?

– Да.

Алон обратился к Бен-Шломо:

– Нохум, ты можешь сказать, когда произошло убийство?

Доктор, осматривавший тело убитой, выпрямился и с сожалением покачал головой.

– Почему здесь не работает кондиционер? – с досадой спросил он.

– Ты меня спрашиваешь?

– Да нет, но при этой температуре и влажности очень легко ошибиться. Сейчас я могу сказать только, что смерть наступила между десятью часами и тремя.

– Ничего себе, разброс! – Алон посмотрел на Розовски, нахмурился. – Что ж, будем исходить из твоей информации. Позвонила в четверть третьего, ты вошел в номер…

– В двадцать минут четвертого, – подсказал Натаниэль. – Или около того.

– Значит, в четверть третьего она еще была жива. То есть, кто-то сюда вошел в течение того часа, что ты добирался, верно? Кто это мог быть?

– Кто угодно, – ответил Розовски. – И никто конкретно. Но впустила она знакомого. Во всяком случае, некоторое время они беседовали, – он кивнул в сторону столика. – Видишь, даже успели выпить чаю.

– Да, верно. Хотя это могло произойти раньше.

– Могло, – согласился Розовски.

– Шеф, в сумке документы, – сказал Дани.

– Покажи, – инспектор раскрыл папку, быстро, но внимательно перелистал документы. – Ты знаешь, что это? – спросил он Натаниэля.

Розовски заглянул в папку.

– Обычные документы репатрианта, – ответил он. – Джентльменский набор. Свидетельство о рождении, свидетельство о браке, о разводе, о смене фамилии.

– А вот это? – Ронен показал на пожелтевший ветхий листок с обтрепанными краями. – Какая-то архивная бумажка. Что это?

Натаниэль усмехнулся.

– Очень важная бумажка, – сказал он. – Видимо, ей пришлось подтверждать свое еврейское происхождение. Справка из Архива МВД. Выдана в 1946 году, сразу после войны.

– Ясно, – инспектор Алон закрыл папку. – Разберемся в управлении… Получается так, что некто вошел, прямо от порога выстрелил в нее и тут же ушел… Какие выводы можно сделать из этого?

– Ну, во-первых, он должен был ее знать. Прямо с порога в незнакомого человека не выстрелишь. И потом, вовсе не с порога. Он вошел в комнату.