Игрушка беглецов

– А ещё твои глаза большие, выразительные и загадочно мерцают оранжевыми крапинками.

Фортунат обнимает меня крепче и чуть приподнимает, а в следующую секунду я стою на какой-то возвышенности, но даже её недостаточно, чтобы наши глаза оказались хотя бы на одном уровне: я всё равно чуть ниже. Зато наши губы оказываются ближе друг к другу. Гораздо ближе.

Я судорожно вдыхаю завораживающий аромат, исходящий от Фортуната. Раньше он ассоциировался для меня с детством, напоминал о побережье, свежем солёном воздухе на рассвете и закате, но теперь я чувствую ноты кедра и мха, которые до некоторого времени не замечала, а теперь понимаю, что именно они придают тягучей глубины аромату.

И вдруг меня озаряет: Фортунат пахнет, как океан.

Океан, скрывающий под своим спокойствием мощную силу, которую невозможно усмирить.

Океан, в который я беззаветно влюблена с самого детства…

– Ты же знаешь, что мои намерения серьёзные? – сдавленно шепчет Фортунат, а я невольно задерживаю дыхание, боясь сделать полноценный вдох, потому что аромат кружит голову. – Я готов и хочу объявить о своих чувствах Фракталу. Но должен знать, нужны ли они… тебе. Нужен ли я…

Откровенность его слов и беззащитность во взгляде заставляют сначала задержать дыхание, а потом судорожно выдохнуть. Кажется, ещё мгновение – и наши губы соприкоснутся, но парень не шевелится, когда добавляет:

– Если тебе нужно время, я пойму.

Он так и не двигается, только его взгляд блуждает по моему лицу в поиске чего-то, известного лишь ему самому. Фортунат действительно даёт мне возможность решить. Но всё, о чём я могу думать – это его губы, которые застывают совсем близко, и запах, что просто сводит с ума. Я несколько раз прокручиваю в голове слова, но не могу найти ни одну причину, зачем бы мне потребовалось время на раздумья. Глаза невольно закрываются, когда мы одновременно тянемся друг к другу…

Вдруг моё сердце болезненно сжимается от неприятного предчувствия.

Говорят, что люди, которые в паре играли в поводырей в детстве, даже вырастая, ощущают присутствие друг друга. Фортунат был моим поводырём, но лишь иногда. Гораздо чаще я была слепым в паре с совсем другим человеком и сейчас с удивлением понимаю, что чувствую его присутствие прямо в эту минуту.

Я открываю глаза и замечаю за спиной парня движение. Сконцентрировавшись на деревьях, различаю силуэт, который отделяется от теней и движется в сторону озера. Мне почти удаётся убедить себя в том, что показалось, как вдруг по Гористому венку разносится громкое низкое «трумб», напоминающее короткий рёв быка.

Мы с Фортунатом вздрагиваем и озадаченно смотрим друг на друга, прислушиваясь.

Тишину снова прорезает птичий крик: сначала негромкое, высокое «и», а потом гулкий мычащий звук. И так несколько раз подряд.

Крик выпи обычно слышится в сумерках и по ночам, иногда – утром. Но в дневные часы птица молчит, укрывшись в зарослях. Тем более сейчас не брачное время.

Догадка, что это значит, почти сбивает меня с ног, как слишком резкий поток воздуха…

С большим трудом я успеваю скрыть настороженность, чтобы она не отразилась на лице прежде, чем парень внимательно смотрит на меня, почувствовав отстранённость.

– Мне нужно время, – виновато сообщаю я, с болью наблюдая, как по лицу парня проскальзывают тени, в глазах отражается сомнение, а потом взгляд гаснет, но эдем всё же поступает так, как пообещал:

– Я понимаю и готов ждать.

Фортунат делает шаг назад, но придерживает меня, чтобы я не упала, вдруг потеряв опору. Я неловко спускаюсь с возвышенности, чувствуя, как в груди неприятно колет.

Тайный сигнал, похожий на крик выпи, мы с моим «поводырём» из детства придумали очень давно – на случай, если нужна помощь, но никто не должен об этом знать. За всю жизнь мы пользовались им только несколько раз.

По какой бы причине Нона не оказалась здесь сегодня, и какая помощь ей бы не потребовалась именно в тот момент, когда решалась моя судьба, мне эта причина наверняка совсем не понравится.

ГЛАВА 3 (Габриэлла). ВЗГЛЯД ВОЖДЯ

Фортунат едва скрывается за грядой, как силуэт, затерявшийся среди теней, ступает на поляну, и его озаряет солнечный свет. Мы одновременно срываемся с места. Ноги сами несут меня к Ноне, а она бежит ко мне, и мы почти налетаем друг на друга.

– Надеюсь причина достаточно серьёзная, – строго начинаю я, – если ты нарушила момент, которого я так ждала…

Девушка даже не даёт мне договорить.

– Тише, прошу, – испуганно шепчет она, но я слишком обижена, чтобы промолчать:

– Не знала, что ты теперь с радостью разносишь откровенную клевету.

Нона сходит с лица, и взволнованность сменяется замешательством. Она хмурится, не понимая, о чём я. Или делая вид, что не понимает…

– Я догадываюсь, кто надоумил Мелиссу вести такие речи, –упрекаю беззастенчиво, намекая на виновность подруги.

«Ты можешь быть полезна и в другом». При воспоминании о неясных намёках Мелиссы хочется умыться, а лучше вообще встать под водопад, чтобы смыть неприятное чувство, которое, будто грязь, впиталось в кожу.

Лицо Ноны проясняется, и она криво усмехается, а я вся холодею от её реакции.

– Намёки? Они оскорбили и уязвили тебя?

– Слишком громкие слова для выходки Мелиссы, – откликаюсь автоматически и растерянно смотрю на подругу, пытаясь понять, не сон ли это.

– Ты напрасно огорчаешься, – говорит она убеждённо, всё так же улыбаясь. – Мелисса хочет тебе добра.

Вероятно, всё-таки сон…

– Говоря гадости? – не верю своим ушам. – Я в этом очень сомневаюсь.

– Прошу тебя, тише, – повторяет Нона, тревожно оглядываясь.

Когда-то прошёл слух, что моя бабушка якобы намеренно не позволила мне учиться медитации. Мало кто осмеливался строить догадки, однако Нона сказала, что слышала разговоры эдемов, будто быть просто целителем мне не к лицу и я могла бы быть полезна как будущая авгура…

«Ты можешь быть полезна и в другом».

– Некоторые люди хотели бы этого, – голос Ноны возвращает меня к реальности. – Да, вопреки решению авгуров, – добавляет она, безошибочно угадывая мои мысли. – И таких людей больше, чем ты думаешь. Они любят тебя и доверили бы тебе жизнь. Однако по каким-то причинам Верховная авгура этого не хочет. Тебе самой не кажется по меньшей мере странным то, что ты не учишься с другими и не похоже, чтобы тебе когда-нибудь доверили медитацию?

Я никогда и не грезила тем, чтобы стать авгурой, но, признаться, меня задевало недоверие бабушки, ведь чем ещё можно объяснить её нежелание отдать меня учиться вместе с другими детьми? Возможно, однажды я могла бы стать медиумом? Однако я всегда гнала прочь эти мысли и утешала себя тем, что просто не ведаю, почему бабушка приняла такое решение.

Но теперь слова Ноны – наглые и унизительные – заставляют меня крепче сжать губы, чтобы не было видно, как они трясутся.

– А ты и рада, что Мелисса завела со мной подобный разговор? – ощетиниваюсь я, пытаясь отвлечься от грустных мыслей и чувствуя раздражение при виде того, как Нона продолжает снисходительно улыбаться.

Вспомнив, как садовница с неменьшим воодушевлением говорила об энергосберегающих лампах и вообще о прошлом, прямо как Нона, я…

Как Нона…

Картинка собирается воедино.

– Нет, – шепчу я растерянно, отказываясь верить собственным догадкам. – Мало того, что ты сама идёшь по опасной тропинке, – шепчу я шокировано, – так ты и других подбиваешь.

– Едва ли я могу на кого-то повлиять, – говорит Нона с готовностью, как будто моё обвинение её даже не удивляет. – Я говорю тебе: людей, чьё мнение не совпадает с решение авгуров, гораздо больше, чем ты можешь себе представить.

Я отказываюсь верить её словам, отказываюсь задумываться, почему подруга так уверена в собственной правоте.

– Послушай… – начинаю я, часто моргая, но следующие слова повергают меня в шок, и я моментально забываю, что хотела сказать.