Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 20

— Одним словом, — продолжал майор, — задача такова: искать и громить бандитов. А их немало. Помните: бандиты действуют втихую, когда бдительность притуплена, когда уверены, что перед ними небольшая группа. Знайте и то, что их очень трудно обнаружить. У них определенное преимущество: знакомая местность, есть свои люди среди населения. Да-да, пусть не удивляет вас — некоторая часть здешних жителей настроена против нас: одни — кулаки, другие — обманутые и запуганные крестьяне. Так что от вашей бдительности, находчивости, а главное — смелости зависит успех операции.

Майор говорил негромко. Но в напряженной тишине его хрипловатый от природы голос доносил до солдат каждое слово.

— И вот что хочется еще посоветовать вам: драться до последнего дыхания. Страшитесь плена в любом состоянии. Нашего брата — пограничника они ненавидят больше всего. Если попадетесь, легкой смерти от них не дождетесь. Не подумайте, что запугиваю вас. Нет, просто по-отцовски предупреждаю, ясно?

— Ясно, — загудели отовсюду.

— И еще. Вы комсомольцы. С вас спрос особый. Вам и пример показывать. Все.

Потом выступали солдаты. Они говорили коротко: бить врагов смело и умело. И постановление, принятое на собрании, было сжатое: задачу решить как можно быстрее, комсомольцы должны быть впереди.

…Глубокой ночью Василий лежал рядом с Сизовым на соломе, шуршащей на глиняном полу, и не мог заснуть. Безжизненное лицо парня с льняными волосами маячило перед ним. Серые большие глаза как бы спрашивали: «За что ты меня, а?» Кудинов сердито повернулся на правый бок, к стене, задев локтем Сизова.

— Не спишь? Все о том парне думаешь?

— Стоит перед глазами и все.

— Нашел о ком терзаться!

— Кончайте шептаться, — послышался с печки приглушенный голос командира отделения. — Спать мешаете.

Застывшее лицо убитого парня, будто услышав голоса, дрогнуло и удалилось куда-то, а Василий, облегченно вздохнув, подумал: «Все, кто против нас, значит, за фашистов. И бить их надо насмерть, без всякой жалости».

Эта мысль расслабила и усыпила…

Утром светило яркое солнце. Тучи разгрузились где-то далеко на западе и сейчас, серые и облегченные, плыли на восток, оголив бездонную синеву неба.

К десяти часам застава, усиленная за счет других подразделений, уже сделала пятнадцатикилометровый переход. Остановились в крохотной березовой рощице, не забыв выставить наблюдателей. Теперь это стало самым первым правилом. Ведь враг мог напасть внезапно, в любую минуту.

Лейтенант Макеев сел на пенек, вынул из планшета потертую карту и долго разглядывал расчерченные квадраты, испещренные топографическими значками.

Когда к нему подошел Трапезников, лейтенант сказал, ткнув в зеленый кружок:

— Мы находимся в этой точке. И вот что интересно! Другие заставы должны быть вот здесь. Ага! В тринадцать ноль-ноль соседи начнут прочесывать лес, держа направление на нас. Особое внимание надо обратить на овраг. Уйти бандиты могут только по оврагу. Перед началом операции нужно проверить хуторок, — лейтенант ткнул карандашом в черный кубик на карте. — Бери с собой отделение сержанта Алексеева и отправляйтесь.

Трапезников не стал мешкать, через несколько минут бойцы отделения Алексеева уже шагали по тропинке.

Хуторок, о котором говорил Макеев, состоял из пятистенного дома с надворными постройками. На задах его начинался мелкорослый березняк. Окна глядели в пустынное поле, пересеченное глубоким разветвленным оврагом. Солдаты, огибая овраг, шли цепочкой. Впереди — командир отделения. Замыкал группу замполит. Он шел, опираясь на заостренный железный прут.

У двери дома солдат поджидал рыжебородый мужичок лет пятидесяти. Он как бы решал, ощупывая солдат зеленоватыми глазами, пускать их в хату или не пускать. Решив, верно, что это от него не зависит (хочет он или не хочет, а если солдаты вздумают осмотреть, что им надобно, — осмотрят), отошел в сторону, опустил руку в карман овчинного полушубка, вынул кисет и стал спокойно сворачивать «козью ножку».

— Что хмуришься, хозяин, гостей в хату не зовешь? — весело спросил солдат Мищенко, и румяное лицо его расплылось в улыбке.

— Ни-и, я не хмурюсь. Хотя незваные гости… — и не договорив, послюнявил бумагу, хитро поглядывая на любопытного солдата.

— Хуже татарина, хочешь сказать? — придирался Мищенко.

— Ни. Татары чем не людины? Як и мы, а може, и краше. — Хозяин хутора прикурил, щелкнув зажигалкой, и, выпуская из ноздрей дым, независимо смотрел на розовощекого солдата, как бы спрашивая: «Что, выкусил?».

Лейтенант Трапезников не стал терять время даром.

— Бандеровцы приходили? — прямо спросил он.

— А кто они такие? — с искренним удивлением задал встречный вопрос хозяин хутора.

В разговор встрял расторопный Мищенко:





— Хитришь, батя. Скажешь, и не бачил их, бандитов?

— Бандитов? Да разве здесь есть бандиты? — переспросил бородач. — У нас народ смирный. Вот те крест! — И он решительным и размашистым жестом перекрестился.

— Ты потолкуй с ним, а мы осмотрим хутор, — сказал Трапезников и направился к дому. Но на полпути остановился и вновь обратился к хозяину: — В доме кто?

— Старая.

— Сыны?..

— А сыновья где? — спросил лейтенант.

Рыжебородый замялся, вопрос застал его врасплох: откуда офицеру известно, что у него сыновья, а не дочери? Он не мог сообразить сразу, что вопрос этот самый обычный: в таких ситуациях военных больше интересуют парни, а не девчата, а потому хозяину потребовалось время, чтобы справиться с растерянностью.

— Сыны в армии. Где-то воюют с самого начала… — сказал он наконец и отвел глаза.

— Где-то? — Трапезников звякнул щеколдой недавно отремонтированной двери, вошел в сенцы. За ним последовали солдаты.

Хозяин понял, что «незваные гости» заметили его заминку, увидели, что он растерялся, услышав несложный вопрос, что к этому вопросу надо было бы подготовиться заранее. Ведь он-то знал, что сыновья его ни в какой армии не воюют. Один из них — младший — в начале войны пропал где-то на востоке, сопровождая общественный скот, а другой бродит с бандеровцами в здешних лесах, уверенный, как и его отец, что сумеет навредить Советской власти.

— Кто-нибудь приходит к тебе ночевать? — спросил хозяина Мищенко.

— Дурней себя шукаешь? — прищурился тот. — Я сам по себе… Никто мне не нужен.

— А про самостийников слыхал? — не сдавался Мищенко.

— Самостийники — народ что надо. За независимую Украину воюют, — ответил хуторянин с хрипотцой в голосе.

— От кого независимую-то? С немцами заодно, да? От москалей, от Советов, от колхозпив.

— Немцев я не знаю. Не бачил их. У меня на хуторе ни разу не были, стало быть, и худого не сробили.

— Тебе не сробили, так мне сробили. Пол-Украины сожгли! — вспылил Мищенко.

— Значит, было за что. До мени они и пальцем не притронулись, — хозяин бросил погасшую цигарку на землю.

— Ну знаешь, батя, ты говорить-то говори, да не заговаривайся. А то…

— Што, а то? Убьешь? — ехидно улыбался рыжебородый, почувствовав, что они поменялись ролями. Теперь злится солдат, бессильно сверкая глазами. Хозяин знал, что его никто и пальцем не посмеет тронуть. В Советах за это по голове не гладят. А разговор идет с глазу на глаз. Кто подтвердит?

Мищенко словно уловил эти мысли, еще больше покраснел, отступил на шаг и зло процедил сквозь зубы:

— Живи, сволочь, пока.

Пограничники осмотрели дом и пристройки. Лейтенант проверил щупом чуть ли не каждый метр земли.

— Зря стараешься, — сказал хозяин. — У меня все на виду.

— Богато живешь, отец. Две лошади, три коровы. Молодняка полный двор. И как только управляешься? — сказал лейтенант.

— А на чердаке, у дымохода, копченых окороков пуда три, — глотнув слюну, проокал Белов.

— У нас все так живут, — ухмыльнулся бородач.

— Врешь, не все. Были не в одном селеньи, не в одном доме. У всех — куча детей да одни штаны на двоих, — заметил Мищенко.