Страница 27 из 36
Полковник вскочил с места.
– Что?! Где вы его видели? На заводе?
Лётчик чуть заметно улыбнулся и осторожно спросил:
– Мне кажется, вы тоже волнуетесь, Николай Афанасьевич?
– А вы как думаете? Поймать такую птицу и не волноваться! – Полковник открыл коробку «Казбека». – Прошу! Может быть, чаю хотите?
– С удовольствием и закурю и выпью чаю. Только покрепче!
Полковник поднял трубку.
– Буфет? Пожалуйста, принесите в кабинет Воробьёва два стакана чаю, да покрепче. Давайте с лимоном! – И, опуская трубку на рычаг, с нетерпением спросил: – Так где вы видели Евдокимова? И когда?
– Случилось это около девяти часов. После ночной смены я ехал домой в Малаховку и в Люберцах на встречной электричке я увидел у окна человека, который уткнулся в газету. Когда поезд тронулся, он посмотрел в окно. Я заметил широкий лоб, густые брови, тёмные глаза. Одет он в дорогое серое пальто и фетровую шляпу. Я узнал его! Сначала меня как в лихорадке затрясло. Я даже растерялся на секунду, но тут же взял себя в руки. Нет, теперь ты от меня не уйдёшь, гад, подумал я и пулей выскочил из вагона, но на встречный поезд сесть не успел. На следующей электричке я вернулся в Москву, и прямо к вам...
Полковник долго ходил по кабинету, ещё раз закурил, остановился около Соколова и сказал:
– Всё ясно, Юрий Александрович. Не вы выследили Евдокимова, а он вас узнал, хотя вы и «загримированы» хорошо. Теперь их цель – убрать вас с дороги и как можно скорей, а потом продолжать своё подлое дело.
– Что же делать? Не прятаться же мне от них!
– Но и рисковать вами мы не имеем права.
– Я не намерен отступать, Николай Афанасьевич. Единственное, что в моей жизни осталось, это помочь поймать врага.
– Здесь не нужна партизанщина!
– Что же вы надумали, и какие будут указания мне?
– Мы установим неотступное наблюдение за вашей квартирой и лично за вами. Они могут спихнуть вас под поезд или толкнуть под машину. Могут спрятать взрывчатку с невидимыми проводами в комнате. Чуть задел – и готово!
– И подстрелить могут, – вставил Соколов.
– Да, – подтвердил Воробьёв, – но вы не думайте об этом, продолжайте свою службу вахтёра, не волнуйтесь, а то враг сразу заметит перемену в вашем настроении.
Полковник нажал кнопку, вошёл секретарь.
– Попросите Сёмушкина ко мне! Юрий Александрович, подождите немного.
– Интересная новость, Иван Васильевич, – сказал Воробьёв Сёмушкину: – Вахтёр Петров встретил того самого Евдокимова, которого мы ищем.
– Я заметил его на встречной электричке, – вставил Соколов.
– Так вот, товарищ Сёмушкин, я вам поручаю проверить, конечно осторожно, но тщательно ещё раз всё вокруг дома, где живёт Петров; и в сад загляните: не дежурят ли там дружки Евдокимова?
– Да, я помню: окно из его комнаты выходит в сад, а оттуда удобно подстрелить человека.
– Точно! Но когда вы успели проверить? – удивился Соколов.
– Мы были обязаны это сделать. Вас надо беречь, – сказал Воробьёв и, обратившись к помощнику, добавил: – Иван Васильевич, возьми сколько надо людей и дуй в Малаховку.
– А вы, Юрий Александрович, идите погуляйте по городу; часа через три позвоните мне.
Соколов дважды звонил уполномоченному, но напрасно. И только когда «Петрову» нужно было заступать на ночное дежурство, Сёмушкин сообщил, что около дачи и внутри её ничего подозрительного не обнаружено.
Полковник приказал ему ночевать на даче, свет не зажигать, быть начеку!
На рассвете заскрипела лестница; кто-то медленно поднимался на второй этаж. Вот он на верхней площадке, вставляет в замок ключ, открывает настежь дверь, карманным фонарём освещает комнату. В его руке пистолет. Можно догадаться, что человек уже был здесь, ему всё знакомо. Вот он подходит к столу, но в этот момент один за другим выскакивают люди.
Сёмушкин успел отвести руку диверсанта – пуля ушла в потолок.
– Попался, сволочь! – выворачивая ему руки, крикнул Сёмушкин. Пистолет упал на пол.
– Не ломайте руки! Отпустите!
– Ничего с тобой не случится! Давайте его в машину!
Конец агента №113
«Мышонка» тоже арестовали.
Приступая к допросу, Воробьёв думал о том, зачем рискуют жизнью казимирчуки, евдокимовы и им подобные? Что движет ими? Ведь идёт уже двадцать третий год Советской власти. Страна и наш социалистический строй крепки как никогда! Как не понимают они, что, пытаясь плыть против течения, обязательно будут смыты. Значит, они верят, что скоро наступит конец Советской власти, что Гитлер завоюет нашу страну? Глупцы! Бывали уже наполеоны!.. А другого объяснения действиям врагов не найти.
Казимирчук «раскололся» на первом же допросе.
– Вам придётся писать много – целое сочинение, – сказал ему Воробьёв. – И в нём должны быть такие главы: Почему первый «Кречет» сгорел ещё в цеху? Почему и как произошла авария в полёте со вторым «Кречетом»? И, наконец, заключительная глава: Как вы готовили уничтожение третьего «Кречета»? Как видите, мы всё знаем, и поэтому пишите правду, только правду...
...На один из первых допросов Казимирчука был приглашён для очной ставки Соколов. Идя по длинному и гулкому коридору Наркомата, Соколов неожиданно увидел Бабкина. К его удивлению, ведущего инженера не держали за руки конвоиры. Он шёл один, уверенно ступая по ковровой дорожке, и даже улыбался, что случалось с ним редко. Бабакин слегка кивнул головой «вахтёру Петрову».
Соколов полагал, что ведущий инженер «Кречета» сообщник «Мышонка». Он давно был у него на подозрении. Не кто иной, как Бабакин, вертел в руках злополучный датчик и разрешил его ввинтить.
Обо всём этом Соколов рассказал Воробьёву.
Тот улыбнулся:
– Это вы зря, Юрий Александрович! Инженер Бабакин – очень правильный товарищ. Смею вас уверить.
На допросе Казимирчука выяснилась причина взрыва в небе. Оказывается, перед стартом Казимирчук сумел заложить под запасной бензиновый бак взрывчатку и хитроумную мину замедленного действия. Диверсант полагал, что обычный взрывной механизм с часами для этой цели не годится. Как бы тихо ни тикали часы, их можно услышать. Поэтому была сконструирована особого рода «адская машина», соединённая со стрелкой альтиметра – прибора, показывающего высоту, на которой идёт самолёт. Она включалась на высоте в десять тысяч метров, а при снижении до четырёх километров происходило замыкание и... взрыв. Чтобы заставить экипаж «Кречета» снизиться на середине своего маршрута, вредитель подстроил кислородный голод – недодал в баллоны газа и сменил манометры.
– Отчего на полпути? – поинтересовался полковник.
– Я считал, что катастрофа должна произойти где-нибудь между Сахалином и Камчаткой. Самолёт упал бы в море, и... концы в воду.
– Почему же «Кречет» взорвался уже над материком?
– По моему подсчёту кислорода на его борт было дано столько, что хватило бы только до Охотского моря. Я не учёл лишь одного – что они будут продолжать полёт на высоте большей, чем четыре тысячи, и при недостаче кислорода.
– Теперь расскажите, как вы готовили взрыв нового «Кречета»? – строго велел Воробьёв.
– Вы же сами знаете. – Казимирчук ткнул пальцем в лежавший на столе датчик с левого бака «Кречета».
– Ну, не всё! Рассказывайте! – потребовал полковник.
– Взрыв произошёл бы на высоте четыре тысячи метров от этой вот штучки, соединённой с альтиметром.
– Её вам передал агент иностранной разведки, известный под именем Евдокимова?
Казимирчук молча кивнул головой.
– Но и этот взрыв произошёл бы не над морем, а над сушей? – продолжал спрашивать Воробьёв. – И вам уже нельзя было надеяться на «концы в воду».
– На этот раз нам было всё равно. Мы спешили. Ещё одна авария с «Кречетом» – и, вероятно, машину не пустили бы в массовое производство. Её, так сказать, опорочили бы неприятные происшествия...
Соколов увидел ещё один раз и того, кто чуть не отправил его на тот свет. В кабинете следователя произошла очная ставка с «убитым» таёжным спутником. Выяснилось, что раненный выстрелом в правую лопатку, Евдокимов потерял на время сознание, а когда очнулся, у потухшего костра не оказалось ни Соколова, ни сапог... Он сделал себе перевязку. Отлежавшись немного, Евдокимов пошёл к речке, стараясь держаться того же направления, по которому пробирался Соколов. Следы лётчика вели прямо в воду. Евдокимов не сомневался, что больной, измученный, к тому же – раненый человек утонул при попытке переплыть через реку.