Страница 26 из 36
Соколов очень обрадовался, когда случайно узнал, что окончательные испытания нового «Кречета» поручены Юсупу Рахимову. Уже достаточно облётанную машину на этот раз не будут посылать в дальний и трудный рейс. Рахимов проверит её «поведение» над заводским аэродромом, сгоняет до Ташкента и обратно, и, если всё будет удачно, самолёт сразу пойдёт в серию.
В предгрозовое время долго мешкать нельзя.
Будет ли всё удачно? Мысль об этом не оставляла Соколова. Не сгорит ли этот «Кречет» на стапеле, как первый, не взорвётся ли в воздухе, как второй? Возможно, Юсуп не вернётся из испытательного полёта. Как предотвратить несчастье?
Подозрительным казался Соколову ведущий инженер Бабакин. Соколов ничего толком о нём не знал, но, не имея на то особых оснований, считал одним из «тех». Бабакин отвечал за второй «Кречет», он отправлял его в рекордный перелёт, кончившийся так печально. Как это он недоглядел? Почему не хватило кислорода? Несомненно, манометры были заменены перед самым стартом! И этот страшный взрыв! Чем он был вызван?
С плохо скрываемым раздражением смотрел Соколов на Бабакина, на его квадратное всегда невозмутимое лицо, на лысеющий затылок, толстую красную шею, круглые покатые плечи, на всю его дородную фигуру в белом накрахмаленном халате. Инженер ходил вокруг самолёта широкими твёрдыми шагами уверенного в себе человека. Ходил он целый день и частенько появлялся в цехе ночью, хотя в третью смену на сборке «Кречета» работало всего несколько человек.
При встрече Соколов поделился своими подозрениями с Воробьёвым.
– Инженер Бабакин, говорите? – переспросил, почему-то улыбнувшись, полковник и заглянул в свою толстую книжку. – Имя у него такое труднопроизносимое... Да-да. Иннокентий Варфоломеевич! Из старинного дворянского рода. Кончил высшее техническое училище. Ни в чём предосудительном не замечен.
Бабакина часто можно было видеть в цехе вместе с Казимирчуком. И это было естественно. Шёл монтаж оборудования, и ведущий инженер проверял работу, за которую отвечал инженер по приборам Казимирчук. Это был немолодой уже человек, низкорослый, худой, узкогрудый. Он ходил всегда в сером костюме, в рубашке и галстуке того же цвета. Даже халат его был не белым, не синим, как у всех работающих на заводе, а сероватого оттенка. Лысая, без единого волоска, голова и вытянутый нос делали его ещё больше похожим на мышь. Рабочие так и звали его: «Мышонок».
В отличие от угрюмого Бабакина, Казимирчук был очень словоохотлив, «демократичен» и вежлив. Всех рабочих, даже ребят из ФЗУ, он знал по имени-отчеству и, обладая отличной памятью, никогда не ошибался. Пожилые мастера относились к «Мышонку» со снисходительной нас смешливостью, хотя тот очень старался быть с ними на короткой ноге.
С новым охранником Казимирчук сразу же познакомился, участливо расспросил о здоровье и каждый раз, появляясь в цехе в дежурство «Петрова», здоровался с ним за руку, хвалил или ругал непогоду.
К Казимирчуку время от времени приходили представители институтов и заводов, изготовлявших различные, приборы и агрегаты. Если возникали спорные вопросы, их нередко разрешали тут же на месте, у самолёта.
Соколов внимательно присматривался к каждому новому лицу, появлявшемуся в цехе, но ничего подозрительного не замечал.
Однажды в начале рабочего дня в цех пришёл пожилой малоприметный человек в стандартном коричневом костюме. Он предъявил пропуск вахтёру и, осматриваясь по сторонам, осторожно ступая, зашагал по коридору, в конце которого находился кабинетик Казимирчука. Соколов уже сдал дежурство. Он стоял у доски объявлений, читая приказы, и с удовольствием отмечал знакомые имена среди поощрённых. Человек в коричневом издалека заметил его, остановился, пристально взглянул раз, другой и отпрянул в сторону.
Странное выражение крайнего испуга и огромного удивления одновременно появилось на его лице. Человек нагнулся, делая вид, что завязывает шнурок, и снизу вверх наблюдал за вахтёром. Соколов, окончив чтение, повернулся и пошёл в противоположную сторону. Только тогда странный посетитель выпрямился и поспешил в кабинет Казимирчука.
Прошло несколько дней. Перед концом второй смены ведущий инженер Бабакин как обычно проверял работу монтажной бригады. На самолёт поднялся молодой рабочий с прибором в руке, Бабакин остановил его и спросил:
– Что ты хочешь делать?
– На левом бензобаке, – ответил рабочий, – неисправный датчик. По распоряжению Юзефа Станиславовича хочу поставить новый, проверенный в лаборатории.
– Дай сюда. – Инженер повертел прибор в руках и, отдавая обратно, сказал: – Можешь менять!
Всё это слышал и видел Соколов.
Оставшись один, он немедленно позвонил и сообщил Воробьёву о замене датчика. Затем «вахтёр» поднялся на самолёт, уже почти готовый к пробному полёту. Он не мог отказать себе в удовольствии ещё и ещё раз осмотреть своё детище и посидеть минуту-другую в пилотском кресле. Но на этот раз ему не сиделось за штурвалом. Он забрался в крыло, где в крышке левого бака для горючего тускло поблёскивал новый датчик. Соколов хорошо знал устройство несложного приспособления, от которого был опущен в бензин поплавок и тянулись провода к циферблату на приборной доске, показывающему наличие горючего. Он быстро вывернул прибор, хотя помнил инструкцию Воробьёва: не проявлять самостоятельности. Обратно он датчик не поставил, а положил его в карман и вышел из самолёта.
Через час приехал сам Воробьёв с товарищем.
– Ну-ка, покажите эту штуковину, – сказал полковник. – Наш специалист разберётся, что к чему!
– Я только выполнил ваш приказ – сообщать о всякой мелочи, а вообще-то я, кажется, зря вас побеспокоил. Все они похожи один на другой. Вот он.
Воробьёв взял прибор и повертел его в руках.
Человек в штатском раскрыл маленький чемоданчик, какие обычно носят балерины, достал лупу и инструменты и, ловко орудуя ими, стал осторожно разбирать датчик. Через несколько минут он удивлённо воскликнул:
– Видите! Сюда впаян крошечный детонатор, и достаточно будет малейшей искры, чтобы бак с бензином взорвался. А для получения искры в нужный момент служит лишний провод. Вот этот самый! Глядите сюда; его и не видно, так он спрятан в общей изоляции, а на самом деле – страшная штуковина!
Посовещавшись с полковником государственной безопасности, человек в штатском собрал датчик и, не оборвав лишний провод, ввинтил прибор обратно в бак.
– Пусть всё будет, как они задумали. До поры до времени, конечно! Зачем их отпугивать? Пока в баке не скопились бензиновые пары, эта игрушка абсолютно безопасна!
– Спасибо, товарищ Петров! – сказал Воробьёв, крепко пожимая руку лётчику. – Вы нам здорово помогли!
«Первый шаг сделан, – подумал Соколов. – Что-то будет дальше?»
Всё произошло проще, чем рисовалось ему в воображении. Утром, как обычно, минут за пятнадцать до гудка появился пахнувший одеколоном, свежевыбритый оживлённый Казимирчук.
Соколов в это время за маленьким столиком дежурного писал на листке бумаги объявление о том, что нашёл около самолёта кем-то обронённые очки.
– Здравствуйте!
Соколов отложил карандаш, чтобы пожать протянутую ему руку.
– Как дежурилось? Какие были происшествия?
– Спокойно! Без происшествий!
Инженер поднял к глазам листок с объявлением, прочёл его вслух.
– Вот растяпа! Небось теперь ищет повсюду. А я всегда ношу с собой две пары очков!
Мелкими шажками, чуть вприпрыжку «Мышонок» юркнул за перегородку.
В кабинет Воробьёва ворвался Соколов и, возбуждённо жестикулируя, стал рассказывать о каком-то очень важном событии. Полковник и так плохо разбирал его шепелявую речь, а сейчас, когда тот волновался, ни одного слова понять не мог.
– Вы сядьте, успокойтесь, – протягивая ему стакан, сочувственно сказал Воробьёв. – Выпейте воды и по порядку доложите, что случилось.
– Чепе! – с трудом выговорил Соколов. – Одним словом, Евдокимов в Москве.