Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного опыта

Возникает вопрос об отношении между снящимся миром, то есть внутренней драмой происходящих во сне событий, и несфабрикованной окружающей сновидение обстановкой, куда входят комната, человек, которому снится сон, и так далее.

Ясно, что, когда видящий сон в своем сновидении представляет комнату, в которой он спит, его представление относится к совершенно другой сфере, чем сама комната. Комната из сна снится, она не существует в пространстве в отличие от комнаты, в которой происходит сновидение[277].

По-видимому, видящий сон не может привнести в сновидение что-либо, чего в известном смысле нет в нем самом; он должен оперировать следами, накопленными его прошлым. Кое-что накопилось совсем недавно. Кое-что из сновидения будет непосредственно связано с происходящим, поскольку существует справедливое мнение, что сновидение отчасти защищает человека от пробуждения при незначительных раздражениях. Можно утверждать, что во сне происходит рефрейминг нарушающих сон событий: например, хлопанье двери спальни может предстать во сне ружейным выстрелом. (Что в миниатюре являет отличную иллюстрацию роли фрейма в воссоздании событий.)

Наконец, неоднозначен вопрос об активной роли видящего сны, которую он может выполнять помимо порождения содержания сновидения. Есть основания полагать, что, когда сон особенно неприятен, спящий может во сне снизить статус его реальности на том основании, что это — всего лишь сон, и даже может пробудиться, чтобы прекратить неприятные ощущения. То же самое происходит без участия воли, когда сны просто забываются сразу после пробуждения, даже если пробуждение произошло «в середине сна». (Для анализа фреймов важно отличать эти случаи от совершенно иной ситуации, когда человеку снится, что его пытаются разбудить или что он сам пытается проснуться. Некоторые исследователи сновидений утверждают, что только так можно проникнуть в сны[278].)

2. Рассмотрение сновидений прямиком ведет к рассмотрению «состояний диссоциации», к которым относятся амнезия, сомнамбулизм и т. п. Принято считать, что в этом состоянии индивид может действовать с намерением, которое отделено от его сознания в целом и от его критических способностей, а следовательно, он не может нести ответственность за содеянное. (Самый показательный случай — совершенное во сне убийство[279].) Как и в случае сна, галлюцинацию можно прервать пробуждением. По современным представлениям, человек в диссоциированном состоянии сохраняет способность во сне управлять определенным моторным навыком, успешно использовать предметы реального мира и даже трансформировать его.

3. Рассмотрим другую форму самообмана, которая существенно отличается от сновидений. При так называемых психотических фабрикациях человек сам себя вводит в заблуждение, но не во сне, а в мире, разделяемом и другими людьми. Как в случае с так называемыми параноидальными реакциями, он может навязать другим свои представления, по крайней мере, временно[280]. Его нельзя — в обычном смысле — пробудить от его интерпретаций, потому что для их производства он не засыпал. Все же от психотических убеждений можно очнуться. Этот приход в себя называется просветлением, и говорят, что к нему может привести психотерапия. Однако следует отметить, что относительно психических больных у нас нет уверенности в том, что просветление обязательно произойдет. Индивид может навсегда остаться запертым в своей «болезни».

Можно попытаться описать, в каком смысле индивид, определенный как душевнобольной, рассматривается как несостоятельный, невменяемый актор. Можно попытаться сформулировать правила трансформации нормального поведения в такое, которое вызовет у свидетелей подозрение в психическом нездоровье. Анализ фреймов будет здесь полезен. Например, в действиях психотиков сбивает с толку тот факт, что они буквально воспринимают (или делают вид, что воспринимают) то, что обычно воспринимается как метафора[281]. (Я видел, как пациенты подходили к работнику больницы, с которым поддерживали дружеские отношения, и явно «понарошку» угрожали ему жестами. Как показало тщательное изучение, так они демонстрировали, как обращались с ними другие работники больницы.)

4. Люди психотического склада могут помещаться в мир социальных фреймов и совершаемых в соответствии с ними поступков, но лишь ценой радикального отказа от «нормальности». Интересно сопоставление с другой формой самообмана, так называемой истерией. Здесь (в теории) индивид симулирует физическое расстройство, которое должно интерпретироваться по естественной (в данном случае, по медико-физиологической) системе фреймов, но одна часть его «Я» обманывает другую. Настоящая регрессия, если вообще бывает, может служить третьим примером.

5. Наконец, в явлениях гипнотизма принято считать необходимым активное вмешательство гипнотизера. Все же кажется, что и здесь подспудно присутствует некоторая доля самообмана. Особого интереса заслуживает тот факт, что достаточно хорошо артикулированные правила поведения гипнотизируемого и техники введения и выведения из гипнотического состояния представляют своего рода образец конвенций фреймирования (framing). Можно процитировать версию Мартина Орна.

К числу признаков, по которым различные состояния помещают в разряд «гипнотических», можно отнести постгипнотическую амнезию, очевидную неспособность использовать определенную группу мышц при внушении функционального паралича, различные сенсорные иллюзии, в том числе позитивные и негативные галлюцинации всех видов чувств, явное нарушение или улучшение памяти, а также, как сообщается, усиление контроля над функциями периферийной нервной системы[282].

Как эти особенности поведения связываются в нашей концепции с личностными особенностями находящегося в трансе человека, мы рассмотрим ниже.

Разделив фабрикации на благонамеренные и эксплуататорские, мы по существу предложили еще одно различение: фабрикации, навязанные извне (other-induced fabrications), которые могут быть и благонамеренными и эксплуататорскими, и самообманы (self-imposed fabrications). Теперь рассмотрим отношения между фабрикациями и социальными структурами: какое влияние оказывает отдельная конкретная фабрикация на поток социальной деятельности, в котором она реализуется?

Если мы возьмем социальную деятельность, предполагающую регламентированное участие индивидов (имеется в виду предписанность смысла и глубины действия), то можно легко перебрать возможные альтернативы поведения. Во-первых, поскольку уборщикам, рабочим сцены, разносчикам газет, официантам, слугам и т. п. участие дозволяется только в узком сегменте предприятия, они с полным правом трактуют каждое новое событие как типичное, то, с чем нужно справиться, не вовлекаясь в суть главных событий. Но эти маргинальные персоны, скорее всего, знают, что происходит «на самом деле», при этом понимают, что главные события происходят не для них.

Во-вторых, очевидно, что хотя предпочтительной является определенная степень вовлеченности, интенсивность участия допускает широкую вариацию: от нескрываемой скуки до полного погружения. Едва ли можно встретить такой эпизод общения (encounter), участник которого хотя бы на мгновение не проявил тактичного отношения к другому, фактически ведя себя так, как будто другой ведет себя по отношению к нему более предупредительно, чем требует ситуация, — само это действие предполагает как бы мимолетный выход из вовлеченности в развертывание событий.

Нет никакого сомнения, что каждый индивид привносит личностный стиль в свое общение (и не всегда один и тот же), что в терминах анализа фреймов можно рассматривать как исполнение или мини-настройку (mini-keying) предписанной формы. Кроме того, необходимо учитывать, что переменчивое настроение участников может вносить легкие трансформации во все, что они делают.

277

Macdonald M. Sleeping and waking // Essays in philosophical psychology / Ed. by D.F. Gustafson. Garden City, NY: Doubleday & Company, 1964. p. 250–251.

278

Ibid. p. 262.

279

О деле Кинг против Когдона см.: Do