Крутые повороты

Я прошу вас вдуматься: некоторые товарищи не пожелали выпячивать опасность, уже сейчас, сегодня подстерегающую жителей на улицах города. А здесь врачи потребовали остановить действующее производство оттого только, что когда-нибудь, может быть, через десятилетия, повредит оно здоровью их земляков.

Семь лет санитарные врачи бомбардировали письмами руководство завода и министерства. (Семилетняя война эпохи НТР!) А в ответ слышали: «Да, да, вы совершенно правы, устаревший цех портит окружающую среду, мы, разумеется, примем меры, но в настоящее время сделать это нет никакой возможности, немножко потерпите».

Конечно, по закону, врачи могли бы прекратить столь затянувшуюся переписку, явиться в один прекрасный день на завод и своей властью опечатать вредное производство. Такое право у них есть.

Белова однажды и попыталась это сделать. Она пришла к начальнику цеха и сказала: «Все. Хватит. Разговоры окончены. Останавливайте цех. Я его опломбирую». Начальник цеха пожал плечами. «Пожалуйста, — согласился он. — Ваше право. Только учтите: химия — дело сложное. Если вот так вдруг остановить производство, могут быть крупные неприятности. Оборудование погубите или даже взрыв произойдет. Берете на себя ответственность?»

И Белова вынуждена была отступить. Химическое предприятие действительно не промтоварная палатка. Там опечатаешь помещение, повесишь пломбу — и все, порядок. А тут?

Не знаю, чем бы эта борьба в конце концов завершилась и завершилась бы она по сей день, если бы в ее центре не оказался, к счастью, человек, который отнюдь не торопился признавать, что объективные обстоятельства всегда должны быть сильнее его.

Почему? С какой стати?

Я говорю о директоре Сумского химического завода Александре Иосифовиче Кравченко.

Вероятно, проще всего было бы ему занять традиционную, классическую позицию: санитарные врачи — враги, противники производства, им надо сопротивляться, работники родного министерства — свои, союзники, с ними надо солидаризироваться.

Все ясно и понятно.

Кравченко, однако, такая простота не устраивала. Он спросил себя: а может, гораздо правильнее и разумнее не сопротивляться требованиям санитарных врачей, а, наоборот, этими требованиями умело воспользоваться в интересах дела?

Каким образом?

А вот смотрите.

Кравченко знал, что допотопный цех, построенный тридцать лет назад, не только отравляет небо серой, но и совершенно не соответствует современному уровню науки и техники. Реконструировать и улучшать его все равно что латать тришкин кафтан. Никакого смысла. Цех этот надо закрыть, а вместо него построить новый, современный.

Но легко сказать: закрыть и построить. Какой директор завода не доказывает, что именно его предприятию целесообразнее всего выделить капиталовложения на новое строительство? Денег просят все…

А понимая все это, трезво оценивая, Кравченко выбрал единственно возможную, с его точки зрения, тактику. Он тоже вынужден был отвечать врачам: «Производство остановить нельзя, цех закрыть не можем». А сам тем временем вместе с учеными и проектировщиками разрабатывал научно обоснованные предложения, как этот цех все-таки закрыть и вместо него построить новый, совершенный.

Ибо знал отлично: в конце концов все решит арифметика.

И действительно, когда под давлением санитарных врачей Кравченко вызвали в министерство и спросили: «Ну, ладно, что будем делать?» — он имел уже ясную конкретную, во всех деталях продуманную техническую программу. На ремонт старого, вредного для города и малопроизводительного цеха тратится ежегодно два миллиона рублей. Строительство же нового цеха, разработанного Кравченко и учеными по последнему слову науки и техники, обойдется в десять миллионов. За несколько лет он окупится. Кроме того, есть расчет, как организовать заводское производство, чтобы выпуск минеральных удобрений от этого не пострадал…

А теперь задумаемся: что же все-таки отличает позицию директора Сумского химического завода Александра Иосифовича Кравченко?

Неравнодушный человек? Болеет за интересы дела? Да, бесспорно.

Умный человек? Хороший дипломат и тактик? И этого у него не отнимешь.

Не временщик, живет не только сегодняшними, сиюминутными интересами, но и способен заглянуть далеко вперед, видеть перспективу? Да, верно.

Но прежде всего, мне кажется, Кравченко — человек, умеющий правильно оценивать объективные обстоятельства и, когда надо, грамотно, профессионально их преодолевать. Не в кавалерийской атаке, с копьем наперевес, не в красивом романтическом угаре — от этого толку мало, — а компетентно и квалифицированно.

Сколько раз приходилось мне слышать: санитарной врач ведет изнурительную, героическую борьбу с близорукими хозяйственниками, для которых план — все, а здоровье людей — ничто. Страсти кипят — что по сравнению с ними столкновение, описанное читательницей Б. Мухиной!

А вот от главного санитарного врача Сумской области Анны Алексеевны Беловой никакого героизма, в сущности, не потребовалось. Деловитость, настойчивость, принципиальность, энергия — да. Но героизм? Ничего подобного! Потому что дело здесь делали профессионально грамотные и ответственные люди. А героизм, что греха таить, иной раз лишь оборотная сторона чьей-то вопиющей безграмотности и безответственности. В этом я убежден.

Будучи в Сумах, беседуя с городскими работниками разных уровней, встретившись с председателем Сумского облисполкома Дмитрием Яковлевичем Козеняшевым, я понял, что на стороне директора завода Кравченко и санитарного врача Беловой была еще одна чрезвычайно важная сила. Может быть, сила решающая. Имя ей — общественное мнение.

Не опирайся на него Кравченко и Белова, не чувствуй постоянную его поддержку, не будь уверены, что областные организации в трудную минуту им помогут, не знаю, удалось бы в конце концов закрыть тот злополучный, вредный цех.

Читательница Б. Мухина пишет в своем письме: первый «прогул» ее сыну приписали, когда он находился на служебном совещании, второй когда навещал сотрудника в больнице, третий — когда бегал за врачом для матери.

Знаете, что здесь всего горше и опаснее? А то, полагаю, что заводские руководители были убеждены: на заводе нет, не существует общественного мнения, которое бы их одернуло, остановило чинимый ими произвол.

С чего же оно начинается, такое общественное мнение? Кем и как создается?

Однажды в Москве, в институте вирусологии уволили по сокращению штатов одного ученого. Еще недавно директор института писал о нем: им и его сотрудниками «предложена гипотеза о клеточном происхождении «раковых» генов (онкогенов) опухолеродных вирусов… Эта точка зрения стала общепринятой… Исследования ученого «представляют собой серьезный вклад в теоретическую и практическую вирусологию, особенно онковирусологию… Он проявил себя специалистом высокой квалификации, способным руководить коллективной научной работой».

И вот такого ценного специалиста вдруг увольняют. Распускают и руководимую им группу. Отчего? Директор института так это объясняет: профиль научного учреждения изменился и проблемы, которыми занимался ученый, уже не вписываются в тематику института.

Что ж, возможно. Не мне судить.

Злые языки уверяют, правда, что с ученым расстались после того, как между ним и директором пробежала черная кошка.

Не знаю. Фактов у меня нет.

Меня, однако, совсем другое занимает: не почему, а как был уволен доктор наук, внесший, по словам директора института, «серьезный вклад» и проявивший себя «специалистом высокой квалификации»?

А сделано это было следующим образом. Незадолго до увольнения в приказе по институту ученому объявили два взыскания. За что? Ушел из комнаты, не погасив свет… На другой же день после увольнения приказали сдать институтский пропуск. Чтобы и духу его здесь не было!.. Трудоустроиться доктору наук, разрабатывающему коренные вопросы онкологии, предложили врачом-эпидемиологом в районной санэпидемстанции.