Шоколад

Не так давно, я почувствовал, что Майя грустит. Это не было переживанием момента, её состояние длилось уже некоторое время. Тот, кто настроен как камертон на свою женщину, может понять, о чём она думает. Как-то вечером в саду под вишней около нашего коттеджа, мы пили холодный лимонад с листочками мяты. Майя прекрасно готовила этот освежающий напиток.

— Меня, как бывшего начальника колонии, просят съездить и проверить обстановку. В нашем ведомстве озвучили такую просьбу. Под моим руководством там всё законсервировали, человек со стороны ничего не знает и не поймёт. Не хочешь слетать на пару дней?

Майя на минуту растерялась, прижала ладонь к груди.

— Там давно никого нет. Зачем это?

Я не сказал, что можно увидеть снимки колонии со спутника.

— Для отчётности. Предприятие стоит на балансе ведомства, поэтому просят подтвердить. Данил в лагере, можно спокойно уехать на пару дней.

— Лететь придётся через N?

— Конечно. А потом на вертушке, как всегда.

— Посетим кладбище?

— Обязательно.

Небольшой ведомственный вертолёт доставил нас днём на знакомую площадку. От солнца слепило глаза, и мы тут же надели солнцезащитные очки. Густой лесной воздух каждым глотком кислорода словно очищал тело от городского смога. Майя озиралась в поисках машины Иваныча, но её сегодня не было, поэтому, взявшись за руки, мы отправились пешком. Майя примолкла, погрузившись в воспоминания, я с тревогой посматривал на неё. По этой грунтовке она с группой женщин когда-то с тяжёлым рюкзаком добиралась до колонии. Сегодня рюкзак с провизией был на моих плечах. Я снял очки, надвинул на лоб бейсболку, хотелось оживить образы, которые когда-то витали в этих местах.

Ничто не откликалось мне, настроение было самым безоблачным. Майя попросила воды, я выдал ей бутылку.

— Будешь пить? — Она протянула мне минералку.

— Нет. Я могу долго обходиться без воды.

— Но ведь жарко? Зачем терпеть?

— Мне нормально.

Стараясь обходить опасные темы, мы шли по заросшей грунтовке, по которой явно давно никто не ездил. Чем ближе мы подходили к воротам колонии, тем сильнее Майя нервничала. Я предложил донести её на закорках, решив немного развеселить мою маленькую пчёлку, но она отказалась. Мы миновали то место, где я увидел пикап с Майей за рулём, несущийся мне навстречу. Она хмурилась, тёрла виски и, кажется, собиралась расплакаться.

— Утром в тумане, когда ты лежала на заднем сидении, боялся растрясти тебя, а сам собрал все кочки.

Майя, минуту назад с трудом сдерживающая слёзы, улыбнулась.

— Я и очнулась от тряски. И от провонявшего куревом салона. Когда мы приехали, ты еле донёс меня. Что случилось? Устал?

— Ты очень тяжёлая показалась.

— Я почувствовала.

— Держался до последнего, а потом всё…. Обессилил.

Тот ужас, что я испытал, мне трудно было передать словами. Моё решение привезти умирающую Майю в колонию в тот момент показалось бредом, последней судорогой сумасшедшего. Я был в отчаянии, на грани безумия, что-то говорил, умолял снять бронежилет. Шёл, спотыкаясь, к последнему рубежу, последней надежде, ловил затухающие искры её сердца, умирал вместе с ней.

Ещё несколько сот метров мы прошли в молчании. Звук шагов являлся негромким аккомпанементом щебету пернатых. Шум ветра меж сосен, чириканье птиц, словно убаюкивали меня.

— Я после колонии встретила Карину. Ты спал с ней?

Слова Майи резко выдернули меня из медитативного состояния. Прошло почти три года, а она вспомнила эту женщину. Я остановился, повернулся лицом к жене.

— Нет, конечно.

— Она приходила к тебе, я слышала.

— Приходила несколько раз по надуманным вопросам, ничего между нами не было. И ты знаешь, почему.

Майя насупилась. Не давала покоя ей эта Карина. Наверное, вылила при встрече на голову Пчёлки ведро помоев.

— Почему?

Прижал Майю к себе, поднял за подбородок её лицо и заглянул в расстроенные медовые глазки.

— Потому что кто-то недогадливый задаёт вопросы, на которые давно знает ответы.

Мягко прикоснулся к её губам. Иногда я шутил, шепча чуть слышно только одно слово.

— Люблю.

Не знаю, услышала она или нет, но почти сразу успокоилась. Не было у меня никого с того момента, как я впервые увидел Майю. Сначала показалось, что я с ней быстро найду общий язык, и мы окажемся в постели, как обычно бывало с другими женщинами. А потом… пчёлка Майя устроила мне армагеддон. Её гнев и презрение пробили броню моей самонадеянности. Сначала это были мелкие удары, одиночные выстрелы, а потом броню расколошматило в пыль.

И тогда моё незащищённое сердце уловило слабый сигнал абсолютно новой неизвестной частоты, и внутренняя антенна настроилась на неё. Я тянулся к ней, она отталкивала, я злился, но не мог противостоять притяжению. Разум проиграл в битве сердцу.

Майя разрушила все мои убеждения и принципы, она же и возродила меня, дала силы. Работать в нашей системе я больше не мог и не хотел, зная, что она не одобрит.

— Пойдём быстрее, вертушка будет ждать.

Вскоре показались ворота колонии. Мы подошли вплотную, Майя всплеснула руками, увидев систему замков и пломб, которую мне требовалось открыть.

— Ты будешь ковыряться до вечера. Пойдём через Витькин лаз. Знаешь, где он?

Идея мне понравилась.

— Ну, теоретически.

— Немного проползёшь по пластунски.

— Не вопрос.

Мы пошли вдоль ограждения. Оно заросло высокой травой, здесь её не выкашивали с момента нашего ухода. Мне пришлось прокладывать путь, топча кроссовками буйные заросли. Через несколько минут мы добрались до нужного места. Майя шустро протиснулась в дырку под сеткой, мне пришлось попыхтеть.

— Витька запросто тут пролазил. Ягоду в лесу собирал, подружек прогуливал.

Со смехом комментировала Майя, пока я, поднимая тяжёлую сетку, протискивался в порядком заросший лаз. Наконец, я вылез, отряхнулся.

— Куда сначала пойдём? — глаза Майи горели от предвкушения. Схлынули неприятные воспоминания, солнце ярко светило на открытом пространстве.

— Я хочу к яме.

Кто бы сомневался? Пчёлка не шла, почти бежала впереди меня. Пусть встреча с её местом силы произойдёт без меня, Майя побудет наедине со своей ямой.

— Беги, я догоню.

Она скрылась из виду, я, не торопясь шёл следом, останавливаясь и оглядывая территорию. Крик заставил меня рвануть между корпусов к окраине лагеря. Пчёлка стояла по колено в цветах на поляне, где раньше была яма. Расставив руки в стороны, Майя кружилась, смеялась, вскрикивала от радости.

Я не рассказывал ей, что первым заданием для новых сотрудников, было натаскать земли из леса и засыпать слой глины, оголённый при засыпке ямы. Но я не знал, что здесь разрастётся цветочное поле.

Осторожно ступая по разноцветному ковру, я подошёл к жене. От переполнявшей сердце нежности, хотелось подхватить пчёлку на руки и закружиться вместе с ней.

— Она мне снилась, — прошептала Майя, глядя мне в глаза, — эта поляна. Я её помню.

— Умеешь плести венок?

— Умею, но сорванные цветы быстро завянут, даже до вертушки не доживут, — она огладила рукой цветочное море. — Пусть растут.

— Пчёлка…

В эту минуту я любил её так сильно, как никогда. В голове возникло видение — обнажённое тело среди цветочного великолепия.

— Спасибо, что привёз меня сюда, — на губах Майи цвела блаженная улыбка.

Шагнув ближе, я обнял её, закутал в свои руки, прижался лицом к светлой макушке. Сердце затопила бесконечная благодарность этой земле, Душе этой земли за Майю — мою солнечную Пчёлку. Я не знал, каким способом выразить её.

— Пасечник, — тихий голос огненной волной прошёлся по позвоночнику.

Мысли пропали, осталось лишь жгучее желание соединиться здесь и сейчас. Мы очутились лежащими на траве, переплетясь руками и ногами. Майя выгибалась от прикосновения моих нетерпеливых поцелуев, пальцы вцепились в мои волосы, ноги она закинула на бёдра. Прелюдия оказалась короткой. Она была готова. Я осторожно качнул бёдрами, её рваный вдох и неразборчивый шепот.