Во благо государства

Почему подвалы так пусты? Где узники, где стража? Убиты им? Невероятно. Большая комната с кучей дверей. Тоже пусто. Где-то сбоку, в нескольких десятках шагов ощущаются живые искры. Кто там, солдаты? Дальше откладывать некуда. Так, сначала своя искра — притушить, окрасить в цвета страха и неуверенности, дать ему расслабиться. А теперь начали! Давай, маг, покажи, что годы ученичества не прошли даром!

Боевых колец нет, времени для подготовки смертоносной формы, способной решить всё одним ударом, — тоже. Остаётся импровизация. Сначала волна наотмашь, не целясь, сметающая нити настороженности за спиной заговорщика. Тут же, следом, нитиманипуляции, две, три, четыре, как можно больше, нащупывающие сердце, позвоночник, мозг, хоть что-нибудь жизненно важное. Одновременно с ними — подражая технике «внезапной смерти», бросается вперед в ударе выхваченный из ножен меч. И — последнее средство — вслед за заточенной сталью летит крик.

— Стража! На помощь! Здесь убийца!

Слишком медленно! «Облако» впереди сжимается в ощетинившегося иглами «ежа», отбрасывающего незримые руки прочь, меч рассекает лишь край плаща и едва успевает отдернуться, отражая ответный удар. Плохо! Нити противника атакуют непрерывно, слишком трудно остановить их все, а его клинок танцует перед глазами, лишь на толщину пальца не дотягиваясь до своей цели.

Опасность! Нити отступают, вместо них «ёж» выплёвывает своё маленькое подобие, сверкающее от влитой в него силы. Сотворённая без всякой видимой подготовки атакующая форма несётся прямо на Кель’рина, разрывает выброшенную навстречу паутину нитей прочности и впивается в барьер, разнося его в клочья.

Отбросить! Нет, поздно. Форма угасает, выполнив свою задачу, а на месте правой руки фигуры в плаще возникают три, обрушивающие под разными углами удары сразу трёх клинков. Два из них проходят сквозь выставленный для защиты меч, сквозь шею и грудь, и исчезают, не оставив и следа, а третий, настоящий, оставляет на бедре глубокий разрез. И тут же, пока боль от раны затмевает восприятие, нить голода впивается в искру Кель’рина. Очень плохо! Нити остроты вязнут в нитях прочности противника, а невредимая нить голода растёт, питаемая даром своей жертвы, превращается в мощное щупальце, которое уже никак не срезать, лишает сил сопротивляться. Теперь убийце даже не нужно поднимать оружие, можно просто подождать истощения, которое быстро сменится смертью. Не получилось…

Или получилось? С грохотом распахивается дверь, и в комнату врывается поток гвардейцев. Победа? Ближайший из них, игнорируя отступившего в сторону заговорщика, с разбега бьёт Кель’рина щитом в грудь, отбрасывая к стене. Раненая нога подламывается, и он падает на пол, а в шею тут же упираются острия копий.

— Всё в порядке, отпустите! — скомандовал человек в плаще, и гвардейцы — да как так-то, почему они вообще до сих пор его не закололи⁈ — отошли, предусмотрительно отобрав меч и кинжал, и выстроились вдоль стен.

Да что тут происходит? Они все предатели? Обмануты, подкуплены? Как гвардия могла так низко пасть?

— Прости, что немного обманул, — обратился человек уже к Кель’рину. — Про мятеж, заговор и все остальное. Не делай глупостей, и я всё объясню. Смотри, может, вспомнишь! — и снял капюшон.

Кель’рин всмотрелся в открывшееся лицо. Из Высоких Линий родного Черногорья, сразу видно. Похож на него самого, тот же цвет кожи, характерный разрез глаз и форма ушей, худощавый, с тонкими губами, снежно-белыми волосами, но не коротко подстриженными, как принято в гвардии, а собранными в длинный хвост. И тут же пришло узнавание.

— Вы очень похожи на Тай’нина из Высшего Совета! Вы его брат, так?

— Неплохо! — рассмеялся тот. — Но неверно. Тай’нин это я сам. Только не надо кричать «Тебя же убили!» или кидаться рубить проклятую нежить. Как видишь, живой, как бы мятежникам ни хотелось обратного. Да, порезали что надо! — он усмехнулся и потрогал длинный шрам на шее. — Но не до конца. Пока хватит об этом, разговоры потом. Сейчас с ногой твоей надо что-то делать. А то умрёшь прямо здесь, а у меня на тебя куча планов… Займёшься этим? Да, можешь отпустить его! — сказал он Нарин’нэ, стоящей рядом с ним.

Стоп, Нарин’нэ? Кель’рин тряхнул головой, отгоняя наваждение. Мгновение назад её не то что не было здесь, её вообще не было в комнате. Затерялась среди гвардейцев? А потом мгновенно, и при этом незаметно, переместилась от стены на середину помещения?

— Не понимаешь, как? — заметил его удивление Тай’нин. — Пока ты спал, она убедила тебя, что ты не будешь её видеть и не обратишь внимания на то, что она присмотрит за тобой во время нашего спектакля. Не беспокойся, сейчас она тебя полностью отпустила.

Нарин’нэ с ехидной ухмылкой подошла и села на пол рядом с Кель’рином.

— Помнишь, когда мы познакомились год назад, — шепнула она, изображая томный голос столичной куртизанки, — ты так хотел, чтобы мы «узнали друг друга поближе»? Ты, конечно, имел в виду другое… Но на самом деле, ближе, чем сегодня, уже просто некуда! — и продолжила уже в своей обычной манере: — Знаешь, у тебя перерублена артерия. Если бы я не вмешалась во время поединка, ты бы уже умер от потери крови. Пожалуйста, лежи спокойно и не вмешивайся в мои действия. Обещаю, уже сегодня ты сможешь ходить, а через неделю забудешь о ране.

Нарин’нэ не солгала тогда. После того как она закончила работать с его ногой, Кель’рин действительно смог ходить. Точнее, смог пройти три десятка шагов от того места, где лежал, до ведущей наверх лестницы, после чего рухнул на руки сопровождавших его воинов. Они отвели — или отнесли — его сюда, в комнату где-то на верхних этажах дворца. Обстановка была скудной, но главное — имелось огромное окно без решетки, через которое можно было увидеть восходящее солнце, и койка с отличным шерстяным одеялом. И разбудил его через несколько часов не маг-охранник, а слуга с обедом и кувшином превосходного вина. Ещё один приятный сюрприз — пока он спал, кто-то перенес в комнату все его вещи, отобранные во время ареста.