Страница 81 из 276
Впрочем, развития массовый культ большого русского поэта не получит — совсем скоро его стихотворения, как «упаднические» и «идеологически вредные», печатать перестанут.
Поэт Андрей Соболь
7 июня 1926 года у памятника «тоскующему» Пушкину[82] на Тверском бульваре застрелился секретарь правления Всесоюзного союза писателей Андрей (Израиль Моисеевич) Соболь — автор популярной биографической повести «Салон-вагон», где её главный герой, в прошлом революционер и политкаторжанин, а ныне комиссар Временного правительства не может пережить того, как долгожданная революция на его глазах превращается в кровавый кошмар.
Эти строки В. В. Маяковский процитировал в своём выступлении на втором пленуме РАПП.
Постепенно у представителей литературной среды сформировались черты, свойственные «революционной богеме»: «настроения грусти, утомления, тоски, недовольства сегодняшним днём, окружающей действительностью» [1.262], которые естественным образом вызвали очередную эпидемию самоубийств прежде всего среди творческой интеллигенции: помимо С. Есенина — Н. Кузнецов, А. Ширяевец, В. Дмитриев, Н. Дементьев и многие другие.
А. В. Луначарский в публицистической статье «Несколько мыслей о самоубийствах» писал: «Статистических данных о количестве самоубийств в СССР у меня нет, но чувствуется, что общественное мнение несколько взволновано учащающимися самоубийствами довольно громкого характера. Идут также слухи и даже прямо донесения о том, что количество самоубийств довольно велико и всё среди молодёжи, что в ней замечается склонность к разговорам, вертящимся вокруг темы о самоубийстве, и т. д. Всем известно, что смерть Есенина произвела на многих потрясающее действие, вызвала подражание или, по крайней мере, тяжёлый уклон к подражанию в сознании большого количества лиц. Самоубийство писателя Соболя, несколько раз с ранней юности покушавшегося на свою жизнь, вызванное, по-видимому, главным образом обстоятельствами личного характера, как будто подливает масла в огонь. Вместе с тем своеобразный свет бросает на всё это сегодняшнее известие о самоубийстве вождя мелкобуржуазной революции — доктора Чхеидзе[83]» [2.14].
Заканчивают жизнь самоубийством талантливые писательницы — сёстры Чеботаревские: Анастасия (супруга и незаменимый соавтор Фёдора Сологуба) в 1921-м и Анна — в 1925 году. Правда, в этом случае, помимо модной экзальтации, имела место ещё и дурная наследственность: суицидом в семье Чеботаревских закончили жизнь их мать и брат.
2 марта 1930 года на скамейке в Петровском парке из именного пистолета, полученного за результативную работу на посту начальника Информационного отдела ГПУ-ОГПУ, застрелится Витольд Ашмарин (Ахрамович) — поэт-символист, когда-то входивший в «Ритмический кружок» А. Белого, а затем ставший известным киносценаристом и по совместительству ответственным сотрудником ОГПУ и секретариата ЦК ВКП (б). В. Ф. Ашмарина, страдавшего наркотической зависимостью, исключили из партии и выгнали из ЦК. Перед самоубийством он написал письмо И. В. Сталину на 15 страницах, в котором объяснил свой поступок: «чтобы не пострадал авторитет ЦК, чтобы доказать, что я не чужой партии, а свой парень, напрасно и злостно оклеветанный при попустительстве некоторых близоруких товарищей» (РГАСПИ. Ф. 558 Оп. И. Д. 698, л. 21–22).
Леонид Андреев тоже проходил через неоднократные опыты сведения счётов с жизнью, психиатрические клиники и хронический алкоголизм.
Комсомольский вожак, герой Гражданской войны и антиденикинского подполья, писатель В. А. Дмитриев в том же 1930 году вместе с молодой писательницей Ольгой Ляшко совершает двойное самоубийство.
Да и сам «буревестник революции» Максим Горький, по собственному признанию, страдал душевной болезнью из-за «чрезмерного увлечения философией и философскими проблемами». Более того, в 1887 году, когда Алексею Пешкову было всего 19 лет, местной консисторией он был отлучён от таинств Христовых сроком на семь лет за попытку самоубийства, которую предпринял недалеко от Троице-Фёдоровского монастыря в Казани. Сам Горький так вспоминал этот эпизод: «Купив на базаре револьвер барабанщика, я выстрелил себе в грудь, рассчитывая попасть в сердце, но только пробил лёгкое, и через месяц, очень сконфуженный, чувствуя себя донельзя глупым, снова работал в булочной». После тяжёлого ранения, находясь в больнице, Алексей Пешков вновь попытался покончить с собой, когда в ходе ссоры с профессором медицины Н. И. Студенским схватил в ординаторской банку с хлоралгидратом, который использовался в качестве снотворного, и выпил её содержимое. Только срочное промывание желудка в очередной раз спасло ему жизнь. В соответствии с уголовным законом полицейское следствие в любом случае должно было установить причины девиантного поведения чересчур эмоционального юноши.
Решением суда Алексей Пешков был приговорён к церковному покаянию. Однако вместо смирения будущий великий писатель явил протоирею, назначенному для его умиротворения, гнев и высокомерие, а также заявил священнику, что если от него не отстанут, то в следующий раз он повесится на монастырских воротах.
По понятным причинам случаи суицидов в эмигрантской литературной среде тоже не были явлением исключительным.
Хотя русский Париж был потрясён странной смертью тридцатидвухлетнего поэта Бориса Поплавского — «Орфея Монпарнаса». Очень многие его знакомые посчитали её самоубийством, несмотря на довольно странные обстоятельства этой трагедии. На следующий день эмигрантские газеты писали, что он был отравлен 19-летним Сергеем Ярхно, который по каким-то неведомым основаниям называл себя «светлейшим князем Багратионом».
Позже медицинская экспертиза установила действительную причину смерти — передозировка недоброкачественными наркотиками. Друг поэта Э. Райс так описал их последнее общение: «Это была странная встреча, ещё больше озадачивающая странным поведением Поплавского перед смертью. Но до сих пор нельзя с уверенностью сказать, повинна ли в его смерти трагическая случайность или он обдуманно пришёл к решению уйти из жизни. Но многие близкие и друзья Поплавского уверены, что он был убит — якобы той ночью он познакомился с молодым человеком, замыслившим самоубийство. Было известно и его имя — Сергей Ярхо. Тому было страшно умирать самому, и он решил прихватить с собой случайного знакомого, которым по иронии судьбы оказался Поплавский. Самоубийца и угостил поэта смертельной дозой героина».
Самоубийство собственной дочери пришлось пережить Льву Троцкому. Зинаида Волкова (Бронштейн) покончит с собой в Берлине в 1933 году.
Борис Лавренёв писал Карлу Радеку (Каролю Собельсону) — секретарю исполкома Коминтерна, одному из самых активных сторонников Льва Давидовича: «Ряд писательских смертей… — лишь начало развивающейся катастрофы» [1, с. 259].
«Почему среди моих знакомых, друзей-писателей, художников столько добровольно распрощались с жизнью? — писал в своих мемуарах Илья Эренбург. — Разными они были и жили в разных мирах; несхожие судьбы, нельзя сопоставить ни глубоких причин, приведших к развязке, ни непосредственного повода — у каждого была своя „капля“, которая, по досужим домыслам, „переполняет чашу“. И всё же в чём разгадка? (Я не хочу сейчас перечислять всех — слишком тяжело.) (…) Когда-то Пастернак говорил, что „строчки с кровью — убивают“. Вряд ли он думал при этом о фатальной расплате подлинных художников, просто чувствовал на себе, что поэзия даётся нелегко. (…) поэтов или художников никто не пытается оградить, часто забывают, что по самому характеру профессии царапина для них может оказаться смертельной» (Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь // Фонд «Русский мир»).
82
Имеется в виду стихотворение В. Кириллова:
83
Чхеидзе Николай Семёнович — депутат Государственной думы двух созывов. В 1918 году вернулся в Грузию, где был избран председателем Закавказского сейма и Учредительного собрания; в 1919-м вместе с И. Г. Церетели был представителем Грузии на Парижской (Версальской) конференции. После прихода Красной армии Н. С. Чхеидзе эмигрировал во Францию, где принял участие в работе эмигрантской меньшевистской организации. 7 июня 1926 года, по всей видимости устав от тяжёлой болезни (туберкулеза), застрелился.