Страница 228 из 276
Однако С. С. Голоушев, по всей видимости, отправлял Леониду Андрееву не свои рукописи, а привлечённого для работы в газете Ф. Д. Крюкова.
Фёдор Дмитриевич — сын атамана из станицы Глазуновской — успешно окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, преподавал в гимназии, избирался в Государственную думу первого созыва, много печатался — был автором очерков и рассказов о донском казачестве. После его смерти от сыпного тифа все его рукописи бесследно исчезли. Что, по всей видимости, и способствовало появлению ещё одной и тоже несостоявшейся версии по поводу возможного участия 50-летнего литератора в создании эпохального произведения. Всё та же ростовская газета «Молот» писала: «Бесследно исчезли рукописи, а молва о Крюкове-отступнике в немалой степени способствовала тому, чтобы о нём долгие годы не вспоминали литературоведы и не издавались его книги. Нынешнему поколению читателей почти неизвестно имя Фёдора Дмитриевича Крюкова. Между тем его по праву можно считать одним из крупнейших донских литераторов дореволюционного периода. Побывайте в любой казачьей станице — там и поныне сохранилась память о нём».
Определённую роль в распространении порочащих пролетарского писателя слухов сыграла и эмигрантская пресса. В конце 20-х и начале 30-х годов парижская газета «Последние новости», издаваемая П. Н. Милюковым, опубликовала несколько статей о талантливом писателе и его романе «Тихий Дон», содержавших в основном положительные оценки, столь же благожелательно отзывались о произведении другие эмигрантские СМИ.
За крайне редким исключением, рецензенты хвалили «замечательный язык» Михаила Шолохова, его беспристрастность и способность «спокойно смотреть на правых и виноватых». Были даже предприняты попытки защитить молодой талант от советских критиков. В мае 1930 года некий «Б. Б.» опубликовал сообщение из Берлина о том, что писатель А. П. Каменский, возвратившийся из поездки в СССР, выступил с докладом о положении писателей в Советском Союзе. Сам докладчик не особо верил слухам об имевшем место плагиате, о чём не преминул сообщить корреспонденту «Последних новостей»: «Творческая энергия писателей, лишённых возможности писать и печататься, часто находит выход в создании самых невероятных историй и распространении диких и нездоровых слухов в связи с любым сколь-либо значительным событием в литературе. Каждый день рождаются десятки легенд, и люди верят им. Так, например, недавно литературная Москва была потрясена историей, связанной с „Тихим Доном“, романом молодого Шолохова. В литературных кругах внезапно „обнаружили“, что автором этого сенсационного романа был вовсе не Шолохов, а неизвестный белый офицер с Кавказа, расстрелянный Чрезвычайной комиссией (ЧК). Говорили, что Шолохов, служивший в ЧК, случайно завладел бумагами убитого, среди которых была и рукопись романа. Более того, когда роман был опубликован, Государственное издательство якобы получило письмо от пожилой женщины из провинции, в котором она заявляла, что роман принадлежит её сыну, которого она не видела уже много лет и считала погибшим. Государственное издательство, желая порадовать писателя, попросило женщину приехать в Москву и устроило ей встречу с Шолоховым, которая, впрочем, кончилась ничем, так как старушка не признала в Шолохове своего сына. Вся эта история передавалась в литературных кругах в мельчайших подробностях. Затем в это дело вмешались власти, организовав что-то вроде „домашнего трибунала“ с привлечением массы свидетелей. В „судебном разбирательстве“ приняли участие почти все московские писатели во главе с Пильняком, Лидиным и другими, оно закончилось оправданием Шолохова, которому удалось доказать, что роман действительно принадлежит ему. Распространителей слухов обнаружить не удалось».
Генеральный секретарь РАПП Леопольд Авербах на втором пленуме Ассоциации предпринял очередную попытку вернуть кампании по дискредитации «Тихого Дона» изначальный смысл, для чего поставил в повестку дня вопрос — только не о романе, а о его авторе. Теперь во главе угла был исключительно политический аспект в самой что ни на есть его вульгарной трактовке: интересы какого класса выражает и какому классу служит творчество Шолохова. После того, как в редакции журнала «Октябрь», не говоря уже о более высоких инстанциях, ознакомились с представленной автором рукописью третьей книги романа, «рапповцам» стало ясно: литературные критики, поспешившие причислить «Тихий Дон» к «пролетарской литературе», совершили грубую политическую ошибку. На писательском пленуме А. П. Селивановский — главный редактор «Литературной газеты» (он был одним из активных критиков), — выступавший с докладом о крестьянской прозе, незамедлительно определил Михаила Шолохова уже не как «пролетарского» писателя, а как «писателя крестьянского», который «перерастает в писателя пролетарского». При этом докладчик уточнял, что Шолохов представляет в литературе не крестьянина «вообще, но „зажиточное крестьянство“».
Поэтому в его романе «почти нет бедноты, она не дана в противостоянии с кулацкими слоями станицы… Проблема „Тихого Дона“ — это проблема распада и разложения старой крестьянской психологии».
В набиравшую силу истерическую кампанию по поиску «врагов народа» в рядах советских литераторов включился и В. В. Маяковский. На пленуме он выступал дважды: на утреннем заседании 23 сентября и на утреннем заседании 26 сентября 1929 года. Владимир Владимирович развернул собственную непримиримую борьбу с известным писателем Борисом Пильняком (Вогау). Только что в «Литературной газете» (от 2 сентября 1929 года, № 20), являвшейся органом Федерации объединений советских писателей, было напечатано его довольно резкое письмо «Наше отношение», в котором поэт приравнял «Повесть непогашенной луны», написанную коллегой[216] к «фронтовой измене»: «Вину Пильняка разделяют многие. Кто? Об этом — особо. Например, кто отдал треть Федерации союзу Пильняков?»
Вновь воспользовавшись высокой трибуной, Владимир Маяковский попытался окончательно добить своего оппонента: «Я считаю, что Пильняк объективно сделал махрово-контрреволюционную вещь, но субъективно он при этом бьёт себя в грудь и опирается на свои революционные произведения, которые, может быть, были или, может быть, будут. Это значит, что его революционные произведения, бывшие и последующие, не являются определителями его линии. В самой организации Союза писателей выражена аполитичность, отсутствие стремления идти на помощь советскому строительству» (Маяковский В. В. ПСС 1939. Т. X. С. 318).
Многие понимали, что ситуация могла бы быть существенно хуже. Бездарный литератор Л. Авербах, учитывая известные всем его родственные связи, в случае любого конфликта с ним представлял чрезвычайно серьёзную опасность. Бойкий еврейский юноша из новой коммунистической элиты, не имевший образования, кроме четырёх классов саратовской гимназии, в 15 лет в 1918 году сумел стать членом ЦК комсомола и редактором первой комсомольской газеты «Юношеская правда». В 1920 году, в 17 лет, — членом руководства Коммунистического интернационала молодёжи. В 1922-м Авербах выпускает книгу «Ленин и юношеское движение» с предисловием Льва Троцкого, и в том же году его назначают ответственным редактором только что созданного журнала «Молодая гвардия». В неполных 23 года он — генеральный секретарь Всесоюзной ассоциации пролетарских писателей, а в 1928 году Леопольд Авербах получил абсолютную власть в РАПП и мог «стереть с лица земли» любого не понравившегося ему писателя или поэта.
Как известно, ему самому, как и Борису Пильняку, от чекистской пули уйти не удалось — все их возможные защитники к тому моменту либо умерли, либо были расстреляны, а вот в судьбу Михаила Шолохова, как всегда неожиданно, вмешался Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин.
Когда корреспондент журнала «Крестьянка» Елена Микулина написала брошюру «Соревнование масс» и не сумела напечатать её в ГИЗ, она решила направить свою работу в секретариат тов. И. Сталина. В отличие от издателей, вождь высоко оценил работу, посвящённую проблемам социалистического соревнования и, после личной встречи с юной журналисткой, решил написать к её брошюре предисловие. Видимо, по этой причине главный редактор «Рабочей газеты» Ф. Я. Кон, получив для публикации критическую рецензию, решил на всякий случай отправить её на согласование в секретариат генсека. Иосиф Виссарионович в ответ на критику написал в редакцию газеты письмо, в котором, помимо всего прочего, упомянул и о своём отношении к активной дискуссии по поводу «Тихого Дона». Не согласившись с негативной оценкой брошюры «Соревнование масс», тов. Сталин задал читателям газеты риторический вопрос: «Разве ценность брошюры определяется отдельными частностями, а не её общим направлением? Знаменитый писатель нашего времени тов. Шолохов допустил в своём „Тихом Доне“ ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова, Подтелкова, Кривошлыкова и др., но разве из этого следует, что „Тихий Дон“ — никуда не годная вещь, заслуживающая изъятия из продажи?»
216
Б. Пильняк возглавлял Всероссийский союз писателей, однако был освобождён от занимаемой должности в связи с публикацией своей повести «Красное дерево» в берлинском издательстве, но особенно ему досталось за «Повесть непогашенной луны», где им была изложена альтернативная версия гибели командарма М. Фрунзе. Пожалуй, Пильняк являлся абсолютным «чемпионом» по числу партийных постановлений и резолюций, относящихся к его творчеству: например, постановление Политбюро ЦК ВКП (6) от 27 января 1927 года «О Б. Пильняке».