Медвежье молоко

– Пацан юнармейцем был. За братскими могилами ухаживал, ходил в экспедиции со школьным поисковым отрядом. Ирония, паршивая ты сука, – с кривой улыбкой рассказывала Астахова, глядя не на Белого, а мимо него, в подлесок одинаковых столбцов с треугольными дощечками-крышами, в прозрачный мох над расстрельными ямами, где, кстати, нашли Никиту Савина, тринадцати лет, учащегося средней образовательной школы номер три, отличника и активиста. Вот только тела Белый не увидел.

Он так и спросил об этом Астахову.

– Тело-то? – опять усмехнулась она, ладонью растирая шею и щурясь на солнце. – Вы бы еще дольше ехали, Резников. Тут не только в реанимацию увезут, мертвец пешком уйдет.

Белый нахмурился, ругая себя за недогадливость.

«Пострадавший», – так сказала легавая. Значит, мальчик был еще жив.

– Его опросили? – осведомился Белый, но Астахова, к его разочарованию, мотнула головой:

– Не вышло. Состояние стабильно тяжелое, не факт, что выживет, но слава советской, то есть теперь уже российской медицине, врачи сделают все возможное.

Белый сплюнул, досадуя за опоздание.

Автомобиля ему не полагалось. Таксист заломил людоедскую цену, но, поторговавшись, согласился добросить до урочища за более разумную плату. Аванса и без того едва хватало, чтобы оплатить съемную квартиру, в которой он так до сих пор и не появился – вещей у Белого не было, а потому и не было смысла торопиться.

– Что насчет рябины?

– Рябина была, – не стала отпираться Астахова. – И не только. Звонили с отчетом, и представляете? Мальчику сразу же промыли желудок. В нем оказалось полно птичьих перьев.

Белый нахмурился.

Снегири не выходили из головы. Да и Оксана видела их, об этом она обмолвилась еще в отделении. Знать бы, что за перья вытащили из желудка мальчика. И зачем маньяк кормил своих жертв рябиной.

– А ведь рябина оберегает от колдовства и сглаза, – вслух обронил Белый. И, встретив вопросительный взгляд Астаховой, пояснил: – У меня было немного времени почитать, пока добирался сюда. Из веток рябины делался оберег, который вешался над порогом дома или носился с собой. Когда его делали, то обязательно произносили слова: «Ветки рябины, красные нити, от опасных людей и любого вреда защитите». А в старину ведьмы – вроде вас, Вероника Витальевна, – Астахова закатила глаза, – готовили из рябины зелья, пробуждающие способность к ясновидению. Друиды тоже сжигали рябину во время обрядов прорицания.

– Кто-то пытается создать свой собственный отряд несовершеннолетних ясновидящих?

– Это нужно выяснить, но не стоит сбрасывать со счетов даже бредовые догадки. Самое неприятное я приберег напоследок. Готовы? Держите. Из рябины складывали погребальные костры, так как она символизировала смерть и возрождение. А это, – он дернул подбородком, – подходящее место для обрядов погребения. Сколько людей здесь захоронено?

– Более шести тысяч, – тихо ответила Астахова, потирая лоб.

– Здесь повсюду смерть, – кивнул Белый. – И лес тоже пропитан смертью.

Близость следа манила, тянулась меж пальцев алой нитью – было б за что ухватить, а после вязать узлы, пристраивая одно событие к другому. Утонувший мальчик – и девочка в овраге, бесследно исчезнувшее «солнечное дитя» – и выживший мальчик с птичьими перьями в желудке.

Казалось, еще немного – и нить будет в руках.

Пока же Белый осторожно тянул носом прозрачный и неподвижный воздух над могилами.

– Свидетели?

– Вон сидит, – Астахова указала на мужчину, притулившегося возле крылечка часовни. – Турист, мать его за ногу. Писатель хренов. Я бы сказала – подозреваемый. Только видели его другие двое опрошенных, и в телефоне у него скан, в котором часу и на каком такси сюда прибыл, и документы в порядке, полный комплект: паспорт, СНИЛС, медицинский полис, водительские права и даже студенческий билет. Вы видели когда-нибудь, чтобы человек, отправляясь в лес, держал при себе полный пакет документов? Для чего?

– Чтобы опознали, когда найдут в овраге, – пробормотал Белый и направился к свидетелю.

Вблизи ему не дали бы и двадцати трех: совсем молодой, курносый, блеклый, с каким-то невыразительным лицом. Если бы не модная стрижка и хипстерские очки в явно недешевой оправе – пройдешь и не заметишь.

– Герман Александрович. Разрешите задать несколько вопросов? – представился Белый, подавая ладонь и уже внутренне готовясь к тому, что рукопожатие так и останется без ответа, но парень удивил.

– Максим Пантюшин, – просто ответил он и мягко пожал протянутые пальцы. – Но я уже все рассказал полиции. Вот той женщине.

Боднул головой воздух, указывая на Астахову. Та о чем-то переговаривалась с подчиненными и в их сторону не глядела. Значит, у Белого все карты на руках.

– Я из специального отдела, – слукавил, но почти не соврал. – Крайне любопытный случай, все-таки такое место.

Со значением обвел рукой окрестности, и парень оживился.

– Да, место историческое! Я, когда впервые услышал, сразу подумал: вот она, моя курсовая! Столько разрушенных жизней, столько легенд. До дыр зачитал «Книгу памяти», а теперь своими глазами вижу и поверить не могу. А вы знали, что здесь находятся захоронения не только жертв НКВД, но и советских военнопленных, которых расстреляли финны во время оккупации Карелии?

– Значит, вы студент? – Белый попытался вернуться к нити разговора и, сделав вид, что сморкается в одноразовую салфетку, вытащил марлю.

– Историк, – по-идиотски заулыбался парень. – А вы местный? Вы, вроде, похожи на финна. Может, тут есть и ваши родственники? Тут ведь расстреляны не только карелы, а еще трудопоселенцы и заключенные Соловецкой тюрьмы!

– Я из Твери, – соврал Белый. – Расскажите, как вы нашли мальчика?

– Шел и нашел, – бестолковый взгляд студента вымораживал. – Фотографировал памятники, а тут, гляжу, из мха рука торчит. Я ведь сначала не хотел в полицию звонить. Подумал: вдруг расстрелы продолжаются до сих пор, только они теперь засекречены? Ну, вы знаете. Пятая колонна, «навальнята», антипрививочники – все неугодные. А потом других туристов встретил, и они сказали: надо. Мальчик голый совершенно, рот в крови, да и ночами уже заморозки. Но, кажется, еще дышал. И я позвонил.

Он развел руками, будто отчасти стыдясь своего поступка. Проявил слабость, дескать, извиняйте.

– Вы правильно сделали, что позвонили, – Белый тяжело уронил ладонь на плечо студента, и тот удивленно вскинул подбородок. – Спасли ребенка! Вам обязательно вынесут благодарность!

– Правда? – просиял студент.

– Может, и медаль дадут. За отвагу и помощь следствию. Так что же, вы никого больше не видели? И мальчика не трогали?

– Никого не видел и ничего не трогал, – уверенно ответил студент.

– Что ж, вы очень помогли следствию! Разрешите записать ваш номер телефона, чтобы в случае чего могли с вами связаться для вручения благодарности?

Покопавшись в кармане мантии, вытащил смартфон, вслед за ним выпала сигаретная пачка.

– У вас сигареты выпали! – тут же среагировал студент.

– Где?

Крутанувшись, Белый пнул ее мыском ботинка, и пачка отлетела по листве к крыльцу часовни.

– Вот же! – парень поднял ее с земли и подал с укоризненным видом.

– Премного благодарен! Можете положить ее в карман? Да, сюда, пожалуйста, – повернувшись к студенту боком, Белый медленно, держа телефон в обеих руках, набирал номер. – И какая цифра на конце? Шесть? Записал. Ну, спасибо за помощь следствию! Приятно было познакомиться!

Снова пожав студенту руку, бодро зашагал прочь. И только завернув за кустарник, обмотал ладонь носовым платком и бережно вытащил пачку: она оказалась полностью запечатана, а душный запах табака не мог перебить запаха человека.

Утренняя морось не смогла смыть чужие следы: фоновые запахи, выделяемые мелкими насекомыми, деревьями и выхлопами, не смешивались с индивидуальным запахом студента, а потому отследить его не представляло труда.

Белый какое-то время кружил между крестами и вдоль оврагов, вышел к импровизированной парковке с деревянной постройкой-туалетом, вернулся к полуразрушенному памятнику – чернеющая вверху надпись «Люди, не убивайте друг друга» сейчас казалась насмешкой. Вернувшись к захоронениям, направился к католическому кресту. Здесь его и выловила Астахова.