Страница 4 из 87
— Я не верю в Вашу «теневую экономику». Может быть, это такая же выдумка, как «братство» О`Брайена? Я говорю под протокол, я не согласен. Я люблю Большого Брата.
Стивен рассмеялся.
— Не верите? Хотите экскурсию? Я покажу Вам то, о чем Вы даже не подозревали.
— Я уже был в подвалах Министерства Любви.
— В худшем случае Вы попадете туда еще раз. Если предположить, что я провокатор, то Вы туда попадаете неизбежно. Как протеже О`Брайена, которого только что отменили. А если предположить, что я нечто другое, то Вы попадете куда угодно, но не туда. Любое место лучше комнаты сто один, верно?
— Не боитесь, что я вас сдам? — спросил Уинстон.
— Нас не сдают, — ответил Стивен, и на мгновение его лицо перестало выглядеть добрым, — Поехали.
Казалось бы, О`Брайен полностью промыл заключенному Смиту мозги на прощание. На самом деле, промывка мозгов в случае с умным человеком, знающим систему изнутри, принесла прямо противоположный результат. Двоемыслие, в некоторой степени присущее всем подданным Эйрстрип Ван, у Смита перешло с интеллектуального уровня на эмоциональный и даже рефлексивный. Теперь он мог не задумываясь давать идеологически правильные ответы, оценивая ситуацию не то подсознанием, не то спинным мозгом.
Человек не принимает осознанное решение, моргнуть ему или не моргнуть. Моргание это рефлекс. То, что на новоязе называется «речекряк», или членораздельная речь, формирующаяся прямо в гортани без участия мозга, это шаг примерно в ту же сторону. Смит безошибочно прошел бы любые тесты на лояльность, в том числе, с использованием полиграфа. Но, в том числе и благодаря переносу идеологии на подсознательный уровень, на сознательном уровне он сохранил способность адекватно оценивать объективную реальность, данную в ощущениях.
Блошиный рынок в проловском районе.
— Смотрите, Уинстон, — Стивен показал на мужчину в просторном плаще, — Знаете, что у него под плащом?
— Отцовский пиджачок и мятые брюки.
— Смотрите внимательнее.
К пролу в плаще подошел человек в грязной спецовке муниципального сантехника. Они обменялись короткими фразами, и плащ распахнулся. Изнутри к плащу справа были подвешены какие-то латунные и стальные трубки и детальки, а слева инструменты.
— Что Вы будете делать, если у Вас потечет кран на кухне? — спросил Стивен.
— Вызову сантехника или сначала сам попробую починить.
— Неплохо. А где возьмете инструмент?
— Попрошу у соседа.
— Вы знаете, что весь метрический инструмент, которые может быть у Вашего соседа, нелегальный?
— Не может быть!
— Может. Инструменты официально не продаются, чтобы те, кому не положено, не крутили то, что не положено. У Вашего соседа могут быть дореволюционные инструменты под дюймовый стандарт, или переточенные под метрический, или метрические, купленные на черном рынке.
— Никогда об этом не думал.
— Допустим, у Вас подтекает кран. Вы вызвали сантехника, а он говорит, что Вам надо поменять прокладку, но лимит прокладок на этот месяц исчерпан. Зато бланков доноса на растратчиков государственной воды полно. Что сделаете?
— Дам ему три доллара.
— Отлично! Я уж думал, Вы совсем оторваны от реального мира. Думаете, где сантехники берут прокладки по десять центов, чтобы продавать их по три доллара?
— Под плащом у того мужика?
— Вы быстро учитесь, мой друг! Пива не хотите?
В глубине района пролы явно уступали дорогу Стивену, хотя и косились на синий комбинезон Уинстона. Очередная грязная пивная. Стивен прошел ее насквозь.
— Со мной, — сказал он про Уинстона крепкому парню, шагнувшему наперерез у двери в служебное помещение. Уинстон отметил, что страж двери носил добротный костюм и даже аккуратно повязанный галстук.
За двойной дверью царила совсем другая атмосфера. Чистый пол. Чистые столы. Чистые кружки. Бармен с аккуратно подстриженными усами.
— Налей-ка нам «Гиннеса», — сказал Стивен.
— Что это? — Уинстон уставился на почти черный напиток с шапкой белой пены.
— Пиво. Настоящее пиво.
Уинстон повертел в руке кружку и решительно сделал глоток. Мягчайший вкус с легкой-легкой горчинкой, совершенно не похожий на проловское темное со вкусом пережженого неизвестно чего.
— С ума сойти.
— Первый раз? — спросил бармен.
— Первый, — ответил Стивен, — Что у нас сегодня на кранах?
— Еще крим стаут и ирландский эль.
— Устроим нашему новому другу дегустацию. Мы пойдем за столик, и принесите нам туда фиш-энд-чипс.
— Как Вы думаете, Уинстон, откуда берется это пиво? — спросил Стивен через кружку.
— Из распределителей Внутренней партии?
— Нет. Оно полностью теневое. Варится на подпольных пивоварнях, и даже внутренние заходят пропустить кружечку-другую.
— В проловский район?
— Переодевшись, с охраной и надвинув шляпу на глаза.
— Комплимент от шефа, — подошедший официант поставил на стол тарелку с маленькими бутербродами. Поверх булочки и масла лежали тонкие кусочки красной рыбы.
— Какая красивая форель! — удивился Уинстон.
— Вы рыбак? — спросил Стивен.
— Нет, просто случалось встретить форель. Она же красного цвета, ее ни с чем не спутаешь.
— Это сёмга, мой друг. Норвежская сёмга. Огромная морская рыба еще более красного цвета.
Уинстон откусил кусочек. Эта рыба намного жирнее форели и такая вкусная.
— Норвежская? Это же…
— По ту сторону фронта. Она нерестится по ту сторону фронта, потому и норвежская. А ловят ее шотландцы в Северном море.
— Имею некоторое представление. Я служил на флоте.
— Писарем в штабе, надо полагать?
— Переводчиком.
— Но явно не на допросах.
— Радиоперехват.
— Если в Арктике, то Вы говорите по-русски.
— Da, ya nemnogo govoru po russki, — со страшным акцентом сказал Уинстон, — Я только переводил с русского.
Очень сложный язык, вспомнил Уинстон. И еще более сложный культурный код. Русские постоянно использовали неофициальную лексику. В университете и речи не могло быть о каком-то культурном коде. Студентам давали не стихи или прозу, а уставы, наставления по стрелковому делу и инструкции к разным видам вооружения. Единственное более-менее художественное произведение, включенное в учебный процесс, — «Книга будущих командиров».