Страница 16 из 159
5. Зандерс

— Перед нами пресловутый дуэт «Чикаго Рэпторс», Илай Мэддисон и Эван Зандерс, — заявляет репортер из «Чикаго Трибьюн». Его голос доносится по громкой связи, когда мы сидим в конференц-зале на арене Денвера перед игрой.
Я смотрю на Мэддисона, единственного человека в этой комнате:
— Пресловутый дуэт, — тихо произношу я.
Мэддисон закатывает глаза, но его грудь вздымается от тихого смеха.
— Мэддисон, поздравляю тебя с рождением сына.
— Спасибо, Джерри, — мой лучший друг наклоняется вперед, чтобы в центре конференц-стола лучше слышали его голос: — Мы с женой очень рады пополнению в семье Мэддисонов.
— А Элла? Ей нравится быть старшей сестрой?
— Она в восторге, — смеется Мэддисон, — Элла активная малышка, и ей очень нравится, что у неё есть брат, которыми она сможет командовать в будущем.
— Что ж, нам не терпится увидеть вас, вашу жену и детей на следующей домашней игре в Чикаго.
Обычно разговор проходит так. Репортеры начинают со всяких милых, сентиментальных вещей с Мэддисоном, а затем переходят ко мне.
— И Изи, — начинает Джерри, используя мое прозвище.
— Как дела, босс?
— Хорошо. Хорошо. Не так хорошо, как у тебя, полагаю. На прошлой неделе твоё лицо было расклеено по всему Интернету, с твоей последней девушкой, когда вы покинули арену после домашнего матча-открытия. Это та о ком нам следует знать?
Почему эти репортеры считают нужным постоянно говорить о моей сексуальной жизни, для меня загадка. Но моя персона, воспринимаемая в СМИ, приносит мне чертовски много денег, поэтому я не обращаю на это внимания. Хотя я понятия не имею, кого он имел в виду на прошлой неделе. В определенный момент они начинают сливаться.
— Ну же, Джерри, — поддразниваю я, — ты разговариваешь со мной. Когда был кто-то еще о ком тебе нужно было знать?
— Виноват, — смеется он. — Я чуть не забыл, что разговариваю с Эваном Зандерсом. Ты, наверное, не заботился о женщине дольше двадцати четырех часов со времен своей матери.
Мои глаза метнулись к Мэддисон при упоминании моей матери. Никто не знает о моей семейной ситуации, кроме моей и его семьи. Я плачу хорошие деньги своей команде пиарщиков, чтобы все так и оставалось.
Мэддисон дарит мне извиняющуюся полуулыбку.
— Примерно так все и есть, — я заставляю себя рассмеяться в громкую связь, ненавидя вкус слов, слетающих с моего языка.
— Джерри, давай поговорим о хоккее, — быстро меняет тему Мэддисон.
— Да, давайте. У вас двоих в этом году неплохая команда. Что скажете о ваших шансах на Кубок Стэнли?
— Это наш год, — заявляет Мэддисон.
Кивнув в знак согласия, я добавляю:
— Без сомнения, мы считаем, что группа парней в майке «Рэпторс» в этом году имеет потенциал для того, чтобы к концу сезона держать в руках Кубок Стэнли.
Мы с Мэддисоном смотрим друг на друга через стол в конференц-зале, сфокусировав взгляд. Когда речь идет о хоккее, и особенно в этом сезоне, мы не валяем дурака. Это наш год, чтобы выиграть. В свои двадцать восемь лет мы с Мэддисоном оба начинаем седьмой сезон в НХЛ, и у нас наконец-то есть все необходимое для того, чтобы привезти его домой.
— Зандерс — тафгай8, как думаешь, ты уменьшишь количество штрафных минут в этом году?
— Зависит от обстоятельств, — я откинулся в кресле.
— От каких именно?
— Если другие команды будут играть чисто, то и я тоже. Но если они будут преследовать моих ребят, то я буду тем, перед кем они будут отчитываться. Штрафной бокс меня не пугает. Для этого я и нахожусь в этой команде, — чтобы защищать своих ребят и следить за тем, чтобы они не пострадали. Но судя по моим последним шести сезонам, я не могу представить, что этот год будет другим.
— Ты любишь хорошую хоккейную драку, — смеется Джерри.
Что ж, тут он не ошибается.
— А что ты теряешь? — продолжает он. — Ты наносишь удары, получаешь минуты в боксе, а потом уходишь со всегда разной девушкой каждый вечер. Мы все знаем тебя, Изи9. Тебе наплевать на всех, кроме себя. И именно поэтому Чикаго любит тебя. Ты самый большой засранец в лиге. Но ты наш засранец.
Мэддисон откинулся в кресле, нахмурил брови и скрестил руки на груди. Он качает головой в разочаровании, но он знает, как это работает. Мы делали это годами.
Я делаю глубокий вдох, натягиваю улыбку, хотя репортер ее не видит:
— Вы все правильно поняли!
— Золотой мальчик города и ненавистный плохиш Чикаго, — добавляет Джерри, — мой любимый заголовок, который я использую, когда речь идет о вас двоих.
Мы продолжаем говорить о команде и наших целях на этот сезон, но каждые несколько вопросов возвращаются ко мне и моей личной жизни. Мы говорим о женщинах, с которыми я ухожу с арены, о фотографиях в городе, о выпивке и вечеринках. Хотя я всегда напоминаю ему, что эти ночи никогда не предшествуют игре.
Каждый раз, когда Мэддисон или я пытаемся перевести разговор на «Живой разум» Чикаго — наш благотворительный фонд, поддерживающий обездоленных молодых спортсменов, которые не имеют ресурсов для заботы о своём психическом здоровье, Джерри возвращает разговор ко мне и моему холостяцкому образу жизни.
Я понимаю, что это тот имидж, который я создал для себя за последние семь лет, и это причина того, что моя зарплата так велика, но я бы очень хотел рекламировать и нашу благотворительную деятельность. Это единственная вещь в моей жизни, которой я искренне горжусь.
Мы с Мэддисоном создали фонд еще тогда, когда он только переехал в Чикаго. Нам обоим нужно было начать жертвовать свое время и деньги на благотворительность, поэтому создание этой организации было вполне логичным. Мы собрали профессиональных спортсменов со всего города, чтобы они поделились своими собственными историями психического здоровья, пытаясь разрушить стереотипы, окружающие эту тему среди спортсменов, особенно мужчин. Мы собираем деньги на ежемесячных мероприятиях, чтобы покрыть расходы на сеансы терапии для детей, которые не могут себе этого позволить, но нуждаются в помощи, а также обращаемся к врачам и терапевтам, которые готовы пожертвовать своим временем.
Я не могу представить, как изменилась бы моя жизнь, если бы в молодости у меня были такие услуги. Многое из того гнева и одиночества, которые я чувствовал, можно было бы выразить словами, а не грязными играми на льду.
— Спасибо, что уделили нам время, Джерри, — говорит Мэддисон, когда все вопросы заданы. Он заканчивает разговор по телефону в конференц-зале. — Мы больше не будем заниматься этим дерьмом.
— Мы должны.
— Зи, из-за них ты выглядишь как мудак. Ты даже не можешь говорить о «Живом разуме» без смены темы на то, с кем ты трахаешься или дерешься, — Мэддисон встает из-за стола в отчаянии.
Я тоже расстроен. Мне плевать, если они хотят поговорить о моей личной жизни, но было бы здорово, если бы СМИ упоминали и о том хорошем, что я делаю для общества. Большинство людей не знают, что я наполовину являюсь лицом нашего фонда. Они считают, что это благотворительная организация Мэддисона, потому что это соответствует образу милого семейного парня. Для СМИ не имело бы особого смысла представлять, что я такой мудак, которому на всех наплевать, но при этом являясь соучредителем благотворительного фонда для обездоленных молодых людей, страдающих психическими заболеваниями.
— Мы больше не будем разыгрывать эти сцены. Я устал от того, что все думают о тебе как о мудаке, у которого нет чувств. То, как они говорят о тебе, Зи… — Мэддисон направляется к двери конференц-зала, качая головой.